Моя идеальная

И эта девчонка, она, мать вашу, начинает плакать. Хрен меня слезами пробьёшь. Вот только происходит очередная дичь, когда ловлю пальцами капли и, прижимаясь вплотную, шепчу сиплыми интонациями:

— Почему ты плачешь, Ангел? Не плачь, маленькая.

Маленькая?! Это ещё, блядь, откуда вылезло? На хуй мне такая любовь не нужна, если я размазнёй становлюсь.

Зеленоглазая ещё пару раз всхлипывает и подаётся навстречу моим губам. Все предохранители летят к чертям, когда врываюсь в её рот. Таскает так, что похую на всё вокруг. Какого хрена мне так вышибает пробки её вкус? Какого, ёбаный в рот, дьявола, мне нравится её целовать?

Перекрываю эти эмоции злостью и толкаю девчонку на спину. Без предисловий сую руку между ног и жёстко сжимаю. Кусаю за шею, давясь бессильной яростью. Меня пугают собственные ощущения, когда она рядом.

Вгрызаюсь в мягкую плоть щеки, забивая рецепторы солёным вкусом её слёз и тяжёлым отчаянием. Я не должен сдаваться ей. Не должен чувствовать всё это.

Член ноет, упираясь в ткань боксеров и требуя немедленно воспользоваться податливым телом. Поднимаю руку к пуговице на её джинсах, но мелкая с неожиданной силой сталкивает меня с себя и убегает.

Вот же сучка.

Вот только на выходе она оборачивается и со сталью заявляет:

— Если ты хочешь меня, Тёмочка, то тебе придётся вспомнить!

Я, блядь, готов её голыми руками придушить. А ещё я готов получить её любой ценой.

Сколько не анализирую всё произошедшее за последние пару дней, так и не удаётся разобраться не только во всей этой странной истории, но и в собственных запутанных мыслях. Хочу ли я всё-таки вспомнить её и ту самую, сука, любовь, о которой твердил Тоха, или оставить всё как есть? В одном я уверен точно: мне не хватает этой зеленоглазой ведьмы. Да, я, блядь, скучаю по ней. По её запаху. По её голосу. По её мозговъебательной улыбке. По её поцелуям. По её вкусу. По её, блядь, близости.

Наверное, стоит признать, что сердце отказывается забывать эти чувства, в отличии от мозга? Как можно любить девушку, которую не знаешь?

Сутки так и пролетают со шквалом неотвеченных вопросов, постоянными процедурами, приёмом таблеток и головной болью. Когда наступает время посещений, пытаю взглядом закрытую дверь, ожидая увидеть зеленоглазую.

А если она не вернётся? Что если после моей дикости она больше не придёт? Вёл ли я себя с ней так раньше или у нас было по-другому?

Опять вопросы. И опять без ответов.

Дверь открывается, и я даже не успеваю ухватить порцию кислорода, когда ведьма оказывается рядом со мной. Без слов падает на кровать и притягивает мою голову к себе. Зарывается пальцами в волосы, отчего по коже мчат мурахи, а по позвоночнику электрический разряд.

В её поцелуе столько нежности и одновременно голода, что меня тут же накрывает волной похоти. Девчонка толкается языком мне в рот и хозяйничает так, будто она королева, а я её царство. Да, именно я, потому что она царит не только во рту, но и намного глубже. Поднимаю руки в попытке обнять её и притянуть ближе, как она соскакивает с кровати и начинает тарахтеть:

— То, что было между нами, Северов, не просто трах. Запомни это раз и навсегда. Мы с тобой были вместе. Мы любили друг друга. Если ты не вспомнишь, то больше никогда меня не увидишь, хотя тебе же насрать. Тебе плевать на меня! Я для тебя...

Её слова, её интонации, её блестящие зелёные глаза, её разбитые, сжатые в кулаки руки вызывают в душе такую бурю, что я едва могу дышать. Кажись, моё сердце решило самоубиться, потому что так херачится о рёбра, что в кровавую лепёшку разбивается. И я вдруг получаю ответы на все свои вопросы.

Она нужна мне. Нужна как никто другой.

— Расскажи мне. — выбиваю тихо, цепляя её взгляд.

В этот раз контакт затягивается. Погружаюсь в глубину её зрачков и захлёбываюсь шквалом одуряющих эмоций.

Я хочу знать. Я хочу помнить. Я хочу любить.

А ещё меня вдруг топит чувство вины за боль, которую она транслирует в меня. Не только ментально, но и физически её ощущаю.

Настя садится рядом и переплетает наши пальцы. По каждому нерву двести двадцать пробивает. Ошарашенно смотрю на наши руки и в груди становится жарко и тесно.

Девушка рассказывает мне о прошлом. О нашей первой встрече. От том, как я выводил её. О том, какими мы были до нас. Как ни стараюсь вспомнить, ничего не выходит. Наше время заканчивается, но я не хочу отпускать.

Ловлю её пальцы, едва поднимается с кровати. Встаю на пошатывающихся ногах, обнимаю за талию и целую. Не так, как делал это с другими, а совсем легко и даже, блядь, нежно. Интуитивно понимаю, что с ней надо именно так. Она отвечает не сразу, но когда обнимает и касается моего языка в ответ, по всему телу колючие мурахи разбегаются, жаля кожу, словно иглы. Чувствую себя маньячиной от того кайфа, который ловлю от этого контакта.

Разлепляет нас в итоге та самая медсестра, которая ставила капельницу в первый день. Зеленоглазая уходит, а я смотрю на пышногрудую брюнетку и вообще нихуя не ощущаю. Даже физического отклика нет. Мне бы стоило разозлиться на ведьму за то, что не хочу трахать никого, кроме неё, но вместо этого шумно выдыхаю и растягиваю губы в улыбке.

Я обязательно вспомню каждое мгновение и снова получу эту девчонку.

Большую часть ночи гоняю её слова по нейронным сетям, но даже во сне ничего не удаётся вспомнить.

Настя приходит каждый день, едва начинают пускать посетителей, и уходит, только когда её чуть ли не силой выталкивают.

Она рассказала мне о встрече в коридоре, после которой всё изменилось. О спарринге и о том, что он закончился почти поцелуем у раздевалок. Я узнал, что у неё был жених, которого она бросила ради меня. А ещё я понял, хотя она этого и не говорила, что я стал её первым мужчиной.

Но как, мать вашу, можно было об этом забыть?

На девятую ночь ко мне всё же приходят воспоминания, но совсем не те, которых я ждал.

Весь день я сижу на парковке академии и пишу сообщения, которые так и остаются неотвеченными. Так же как и звонки.

Страх. Отчаяние. Ужас. Паника.

Подъезжаю к её дому. Вижу Настю в открытом окне и во мне загорается надежда, которую разрывает в клочья закрытое ей окно.

Ночь, проведённая под этим самым окном.

Боль.

Помноженная на миллион боль, когда признаюсь в любви, а она заявляет, что любит Должанского.