Моя новая сестра

Когда начинает смеркаться, Бен распахивает дверь и подходит к моей кровати со страдальческим выражением лица. Он опускается на колени рядом со мной, словно читая молитву, и заверяет, что ему очень жаль, что он любит меня, что хотел бы быть таким, каким я хочу его видеть. Я молча подвигаюсь, чтобы он мог прижаться ко мне на узкой односпальной кровати, и мы лежим так некоторое время в тишине. Когда Бен берет меня за руку, я позволяю ему это.

– Знаешь, – произносит он в конце концов в темноту, – я не понимаю, что произошло между тобой и Би. Раньше вы так хорошо относились друг к другу…

– Я тоже не могу этого понять, – признаюсь я, думая обо всем, что произошло.

– Она считает тебя ревнивой и параноидальной.

– Наверное, так и есть. – Я готова расплакаться. – Но я считаю ее собственницей, склонной всех контролировать. Послушай, мертвую птицу можно объяснить. Наверное. Но фотография? Это была угроза, ты ведь понимаешь?

Он кивает, но не перебивает меня.

– Я была так счастлива от мысли, что мы можем уехать, провести время только вдвоем. Уехать подальше от этого дома. Подальше от чертовых правил Беатрисы. Это делает меня собственницей?

Он протягивает руку и обнимает меня в ответ.

– А цветы – кто бы мог поступить настолько жестоко? Несколько моих писем тоже пропали. Это все очень странно, Бен. Конечно, это не может быть просто моей выдумкой. Ты же видел цветы.

Он откашливается и ерзает, явно не зная, что сказать дальше.

– Я нашел номер цветочного магазина, маленького частного заведения рядом с мостом Пултени. Я позвонил туда, и они припомнили, что заказ делала женщина, которая заходила в магазин.

Мое сердце бешено колотится, и я жду.

– Аби, – его голос полон беспокойства, – судя по их описанию, это была ты.

Кровь стынет у меня в жилах, и я думаю о Люси, вспоминая записку, которая прилагалась к букету. «С любовью, Люси». Как это возможно, если она мертва?

А потом я думаю о Беатрисе. Цветочница описала меня, но речь могла идти и о ней. Высокая, стройная, светловолосая…

Прежде чем я успеваю ответить, в комнату врывается Беатриса и заявляет, что ей нужно срочно поговорить со мной. За ней по пятам следует Ния. Бен переводит взгляд с меня на сестру, словно страшась того, что может рассказать Беатриса. Она включает верхний свет, и становится видно, насколько бледными и встревоженными выглядят и она, и Ния. Мы с Беном одновременно садимся.

– Что происходит? – спрашивает он.

Ния устраивается в изножье кровати, вид у нее несчастный.

– Мне так жаль, Аби… Мы все беспокоимся о тебе, я должна была ей сказать.

Я не понимаю, о чем она говорит.

– Сказать ей о чем?

Она умоляюще смотрит на меня своими огромными карими глазами, которые всегда напоминали мне глаза бассет-хаунда.

– Об Алисии.

Комната плывет, и я с тошнотворной ясностью осознаю, что не могу доверять своей давней подруге. Что ко мне навсегда приклеится ярлык душевнобольной, что мне никто никогда не поверит, потому что Аби – чокнутая, она побывала в психиатрической клинике, разве вы не знали? Как можно верить тому, что она говорит? Она страдает паранойей, бредит. Я словно попадаю в кошмарный сон, где пытаюсь объясниться, пытаюсь сказать всем, что я абсолютно вменяема, что это была глупая ошибка, единичный случай, я не опасна, я не сумасшедшая, но из моих уст не раздается ни звука.

Глаза наполняются слезами.

– Прости, но Беатриса сказала, что ты не принимаешь лекарства, и я беспокоюсь за тебя, Аби. – Ния смотрит на меня честным взглядом. – Я беспокоюсь за тебя, – повторяет она, и в ее глазах появляются слезы.

– Почему все постоянно твердят об этом? – спрашиваю я, наконец обретя голос. – И я принимаю антидепрессанты.

Беатриса недоверчиво фыркает и морщит нос. Она все еще стоит у двери, словно боится ко мне подойти. Я хочу сказать ей: я знаю, что ты была в моей спальне, что ты перекладывала мои антидепрессанты, играла с моим рассудком. Но по тому, как они смотрят на меня, словно на полного психа, я понимаю – они все равно мне не поверят.

Я беру Бена за руку и умоляюще смотрю на него.

– То, что произошло между мной и Алисией, – да, это правда.

– И что же произошло? – спрашивает он.

– Я была немного одержима ею. – Я вздрагиваю, заметив недоверие на лице Бена, и понимаю, насколько безумной, насколько ущербной я выгляжу. Я закрываю глаза, как ребенок, который верит, что никто не сможет его увидеть, если он зажмурится. – В общем, я преследовала ее, а когда она велела мне убираться к черту, на что у нее было полное право, я… ну, я набросилась на нее.

– Что ты сделала?

Я открываю глаза. Бен выглядит потрясенным.

– Я ударила ее, – поясняю я.

– Ее пришлось оттаскивать, – констатирует Беатриса – похоже, с удовлетворением.

– Она… она обращалась в полицию? – спрашивает Бен.

– Полицию вызывали, но Алисия не стала выдвигать обвинения. Я подбила ей глаз. Мне было ужасно стыдно за это, и я… я… – Я позволяю намеку на мою попытку самоубийства повиснуть в воздухе. – Через несколько дней я оказалась в больнице.

Бен наклоняется и заключает меня в объятия. Я дрожу всем телом, по лицу текут слезы. Он гладит меня по волосам и уверяет, что все будет хорошо. Затем приказывает остальным выйти из комнаты и оставить нас одних. Я удивлена, что он ведет себя так жестко, фактически кричит на свою драгоценную сестру. Я понимаю: Бен заступается за меня. Он все-таки на моей стороне.

Когда все скрываются за дверью – Ния, уходя, бормочет через плечо извинения, – Бен уводит меня в свою комнату и говорит, что не хочет оставлять меня одну на ночь, а Ния может занять мою кровать.

– Я жалею, что не увез тебя куда-нибудь, – шепчет он мне в волосы, когда я сворачиваюсь калачиком в его объятиях. – Я жалею о многом.

А потом он страстно целует меня – так мы целовались, когда едва познакомились, до всех этих разговоров об уважении к домашним правилам Беатрисы. И когда он начинает снимать с меня одежду, я спрашиваю его, уверен ли он, и Бен отвечает, что уверен, что с этого момента будет ставить меня на первое место. И когда мы начинаем неспешно заниматься любовью, я не могу не думать о том, что именно это отличает меня от Беатрисы – секс с Беном принадлежит только мне.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, сквозь шторы пробиваются солнечные лучи, и у меня возникает ощущение чего-то нового, какой-то надежды. День рождения, которого я так боялась, закончился, у меня была потрясающая ночь с Беном. Может быть, из-за вынужденного перерыва или переживаний минувшего вечера, но секс был лучше, чем когда-либо прежде.

И я не совсем понимаю почему, но у меня складывается впечатление, будто события прошлой ночи изменили наши отношения, сделали нас ближе. Бен внезапно заглянул в мой запутавшийся, одержимый, параноидальный разум, и, похоже, ему нравится то, что он увидел.

Мы с Беатрисой не обсуждаем случившееся. За завтраком мы вежливы друг с другом. Она сидит рядом с Нией за большим дубовым столом и ест тосты, волосы у нее влажные, как будто она недавно вышла из душа, на ней желтая рубашка, контрастирующая с ее волосами, но при этом удивительно ей идущая. Больно смотреть, как они сидят рядом. Моя лучшая подруга и мой враг. «Ты пытаешься настроить против меня еще одного человека, Беатриса? Ту, кого я знаю почти половину своей жизни?» Увидев меня, Беатриса бормочет что-то о том, что у нее много дел, и, схватив со своей тарелки треугольник тоста, спешит прочь из кухни. Я замечаю, что Ния не сводит с меня глаз, пока я направляюсь к шкафу, чтобы достать кружку и поставить ее под кофеварку.