Моя новая сестра

День пролетает незаметно, в комнату Беатрисы стекается поток людей, желающих посмотреть на ее украшения. Некоторые из них – просто бездельники, пришедшие поглазеть на чудесный дом Беатрисы, другие спускаются из мансардных комнат, купив одну из фотографий Кэсс или картин Пэм. Мы быстро вживаемся в свои роли: Беатриса – в роль продавца, я – в роль кассира. И, несмотря на загруженность, я обнаруживаю, что получаю от этого всего удовольствие. Беатриса общается со всеми так уверенно и непринужденно, что я не могу не восхититься ею. Я испытываю разочарование, когда в семь часов вечера Пэм высовывается из-за двери, чтобы спросить, не пора ли закругляться.

– Определенно пора, я устала, – признаётся Беатриса, падая на кровать.

Пэм добродушно закатывает глаза и скрывается в коридоре – я слышу, как удаляются ее тяжелые шаги.

– Что ж, было очень весело. Ты останешься на бокал вина? – спрашивает меня Беатриса. – Думаю, нам нужно отпраздновать.

– С удовольствием, – говорю я, хотя предпочла бы еще побыть здесь, с ней. У нас был такой чудесный день, один на двоих, и я наслаждалась ее обществом сильнее, чем предполагала. Мы были одной командой, и я не хочу, чтобы это заканчивалось. Если мы спустимся вниз, мне придется вести светские беседы с остальными. Мне придется делить Беатрису с ними. Я чувствую себя немного подавленной, когда помогаю ей упаковать немногие оставшиеся у нее украшения в коробочки нужного размера.

– Интересно, чем Бен занимался весь день? – рассуждает она, упрятывая под крышку один из браслетов. – Думаю, он хотел держаться подальше от всего этого.

Она издает короткий резкий смешок, но я чувствую ее разочарование от того, что Бен не пришел посмотреть, как у нее дела.

– Он старше тебя? – интересуюсь я, протягивая ей пару сережек.

Она берет у меня серьги и убирает их в коробку.

– Всего на пару минут. Мы близнецы.

Я чувствую, как кровь отливает от моего лица. Близнецы. Беатриса умолкает.

– Ты в порядке, Аби? Ты так побледнела…

Я откашливаюсь.

– Это… ну, я тоже близнец. Была близнецом. То есть я близнец.

Я говорю бессвязно, потому что ненавижу рассказывать людям о Люси. Ненавижу, когда они смотрят на меня со смесью жалости и смущения, страшась, что я могу разрыдаться. Неизбежно наступает неловкое молчание, потом они отворачиваются, чтобы уставиться на свою обувь или на свои руки – куда угодно, только не на меня, – и бормочут, как им жаль, и сразу меняют тему разговора, оставляя меня в раздумьях: не совершила ли я серьезный промах, упомянув о своей умершей сестре? Некоторые из моих старых друзей избегают меня с тех пор, как умерла Люси. Ния уверяет меня – это потому, что они не знают, о чем со мной говорить… Но почему они не могут понять: лучше сказать хоть что-то, чем вообще не вспоминать об этом?

Я задерживаю дыхание, ожидая чего-то подобного от Беатрисы. Но она прерывает свое занятие и смотрит мне прямо в глаза.

– Что случилось? – спрашивает она, и я вижу, что она искренне хочет знать. Она не отстраняется от меня, страшась моего горя. Она не испытывает замешательства при виде этого горя. Она встречает его лицом к лицу. Я чувствую невероятное облегчение от того, что она не такая, как все, и мне хочется ее обнять.

– Она… она умерла. – Слезы застилают мне глаза. «И это была моя вина», – хочу добавить я. Но не добавляю. Если она узнает правду обо мне, это все испортит.

– Аби, мне так жаль, – говорит она и кладет руку мне на плечо. – Ты хочешь поговорить об этом?

Я молчу, понимая, что не могу говорить о Люси. Да и что тут говорить? Что она была моей двойняшкой, что я любила ее больше всех на свете, что она была частью меня, моей второй половинкой – моей лучшей половинкой – и что без нее я потеряна, пребываю в преддверии ада, что без нее мне кажется неправильным жить, что это моя вина и что я никогда не смогу простить себя, пусть даже суд может оправдать меня. Я качаю головой.

– Понимаю, – произносит она мягким тоном. – Наши с Беном родители умерли, когда мы были маленькими, но мне до сих пор трудно говорить об этом, даже спустя столько времени. Я не думаю, что можно смириться с потерей близкого человека.

И в этот момент я чувствую, что между нами возникает связь, сформированная общим горем и особыми отношениями, которые могут быть понятны только близнецам.

К полуночи я теряю счет тому, сколько шампанского выпила, чтобы успокоить нервы и придать себе уверенности в разговорах с друзьями Беатрисы. Я ухожу от веселящейся компании и запираюсь в туалете на нижнем этаже, опасаясь, что меня сейчас стошнит. Мне следовало бы больше закусывать. Я наклоняюсь над раковиной и делаю глубокие вдохи, пока тошнота не проходит. «Мне нужно как-то попасть домой», – думаю я, ополаскивая лицо холодной водой и рассматривая себя в стекле туалетного шкафчика. Как всегда, я вздрагиваю при виде своего отражения: темные круги под глазами, светлые волосы, которые давно переросли аккуратную прическу-каре, слишком широкий рот, неизменно создающий впечатление, будто мне весело – даже когда я глубоко несчастна.

Я вижу Люси повсюду, но в первую очередь – когда смотрю в зеркало.

Глава третья

Хлопает входная дверь. Беатриса подходит к окну своей спальни как раз вовремя, чтобы увидеть две темные фигуры, появляющиеся из ворот и направляющиеся к автобусной остановке в конце улицы. Они хихикают и спотыкаются – любой может понять, что они навеселе. Мужчина обнимает женщину за тонкую талию, чтобы не дать упасть, и это похоже на позу кукловода, ведущего марионетку по сцене. Они проходят мимо уличного фонаря, попадая в конус света, и у Беатрисы сводит живот, когда она понимает, что это Бен и Аби.

Автобус номер четырнадцать неспешно, точно дряхлый старик, проезжает мимо окна, и когда он тормозит, шины скрипят о раскаленный асфальт. Беатриса смотрит, как Аби исчезает в салоне транспорта, как Бен продолжает махать рукой вслед даже после того, как автобус сворачивает за угол и скрывается из виду. Слишком темно, чтобы разглядеть выражение лица брата, но Беатриса четко представляет себе это выражение. Блеск в орехово-карих глазах, кривоватая улыбка на полных губах. Такое увлеченное выражение она видела на его лице лишь однажды.

И когда он медленно, неохотно направляется к дому, она понимает – тем особым чутьем, какое бывает только у близнецов, – что это начало чего-то нового.

Беатриса задергивает шторы так резко, что они продолжают колыхаться, даже когда она отходит от окна и начинает расхаживать по комнате. Она не включает свет, предпочитая вслушиваться в доносящиеся снаружи звуки: скрип ключа в замке, стук модных ботинок Бена по плитке коридора, его шаги, когда он, преодолевая разом по две ступеньки, поднимается по лестнице к ее комнате. Почему осознание того, что брат, похоже, нашел кого-то, кто ему нравится, вызывает у нее желание заплакать?

Он распахивает дверь, и в спальню проникает свет с лестничной площадки.

– Почему ты сидишь в темноте, глупышка? – смеется он, щелкая выключателем.

Она пожимает плечами и садится за туалетный столик. Бен тяжело опускается на двуспальную кровать, матрас прогибается под его весом.

– Кэсс и Джоди ушли, а Пэм снова заснула за мольбертом. Ну, как, по-твоему, прошел нынешний день?

Кажется, он искренне переживает за нее, и от этого у нее замирает сердце.

– Хорошо, пожалуй. – Она вынимает из ушей серьги. – Я продала несколько украшений. И подарила Аби ожерелье.