Моя новая сестра

– Беатриса, моя дорогая, моя прелесть! – раздается громкий голос, и из толпы появляется здоровенный, как медведь, мужчина с всклокоченной бородой, на вид ему не менее пятидесяти лет. – Я так рад, что ты смогла прийти!

На нем рубашка с вырвиглазным принтом, открывающая шею и обтягивающая внушительный живот. Он и Беатриса деловито целуют воздух в паре дюймов от щек друг друга, а затем поворачиваются ко мне.

– Итак, это Аби, – говорит мужчина, его шоколадно-карие глаза встречаются с моими. – Я много о тебе слышал. А я Монти. – Он крепко пожимает мне руку. – Пойдемте, выпьем чего-нибудь.

Они идут рядом, а я тащусь позади них. Я вижу, как бретелька кроваво-красного бюстгальтера торчит из-под черной безрукавки Беатрисы и врезается в кожу ее плеча. Из-за грохота музыки я не могу разобрать, о чем говорят они с Монти.

Мы заходим в огромную гостиную с высокими потолками, белыми стенами, лепными карнизами и георгианскими ставнями, выкрашенными в свинцово-серый цвет. Монти сует мне в руку бокал с чем-то оранжевым, а затем возобновляет разговор с Беатрисой, и меня охватывает ревность из-за того, что он отнимает у меня ее внимание. Я делаю глоток коктейля; он настолько крепкий, что алкоголь обжигает мне пищевод, заглушая беспокойство, и не успеваю я опомниться, как допиваю бокал и беру с подноса проходящего мимо официанта еще один. У меня кружится голова, когда я обвожу глазами зал и вижу на стенах множество картин маслом в золоченых рамах – на них изображены скудно одетые мужчины и женщины с ангельскими лицами, это похоже на современные версии работ Боттичелли. Я понимаю, что это картины кисти самого Монти. Когда мы ехали сюда на такси, Беатриса сунула мне буклет с его последней выставки. Его работы мне не по вкусу.

Я улавливаю обрывки разговоров о художниках, про которых никогда не слышала, или о книгах, которые никогда не читала, и вспоминаю вечеринки в Лондоне, куда мы ходили с Нией и Люси. Там все было примерно так же: лощеные, богатые люди, непринужденно крутые и уверенные в себе. Но меня не смущало, что я совершенно не вписывалась в эту компанию, потому что у меня были Ния и Люси, и обычно мы посещали эти вечеринки только для того, чтобы посмеяться и получить бесплатный пакет с подарками.

Группа людей в возрасте за тридцать самозабвенно танцует в углу под «Happy Mondays». Я снова переключаю внимание на Беатрису и с облегчением вижу, как Монти отходит от нее, чтобы поговорить с элегантной женщиной лет шестидесяти. Беатриса поднимает брови и морщит нос.

– Эта женщина носит палантин из натурального меха? – хихикает она. – Смотри, у него даже голова есть!

Похоже, ей это кажется смешным, и я недоуменно смотрю на нее: сколько же коктейлей она выпила?

– Пойдем осмотримся, – предлагает она. – Я всегда мечтала прогуляться по дому Монти.

Она берет меня за руку, и мы проходим через множество комнат, таких же огромных и изысканно отделанных, как гостиная, и заполненных людьми, пьющими коктейли или шампанское. Это как в фильме Стивена Полякоффа [8] . Сердце учащенно колотится в груди, но не от привычного беспокойства, а от нарастающего чувства восторга из-за того, что Беатриса так близко. Ее уверенность, ее радость заразительны. Когда я нахожусь рядом с ней, испытываю пьянящий прилив адреналина от того, что со мной человек, которым я так восхищаюсь. Она заставляет меня поверить, будто я могу сделать все что угодно, стать кем угодно.

8

Стивен Полякофф (род. 1 декабря 1952 г.) – английский драматург, режиссер и сценарист, более всего известный работой на телевидении. – Прим. ред.

Хихикая и прижимаясь друг к другу, мы вваливаемся в небольшую музыкальную комнату и ставим наши опустевшие бокалы из-под коктейлей на глянцевое кремовое пианино.

– Наконец-то, – вздыхает Беатриса, плюхаясь на кожаный диван фирмы «Честерфильд» и свешивая длинные ноги через подлокотник, – комната, в которой никого нет. На этой вечеринке слишком много людей. И у меня сводит ноги.

Чтобы подчеркнуть это, она снимает туфли на шпильках и разминает пальцы, из-за колготок кажущиеся перепончатыми, как у утки. Я сажусь рядом с ней, благодарная за возможность отдохнуть от неутихающей музыки, болтовни и шума, которые сопровождали нас по всем комнатам, словно пчелиный рой. Здесь царит неяркий, приглушенный свет, и мне льстит, что Беатриса чувствует себя достаточно свободно, чтобы прислониться ко мне спиной. Я вдыхаю запах ее духов, яблочного шампуня от ее волос. Мы сидим так некоторое время в уютном молчании. Я откидываюсь на жесткую спинку «честерфильда», а Беатриса использует мои колени в качестве подушки, вытянув ноги так, что они занимают почти весь диван.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, я протягиваю руку и осторожно убираю светлые волосы с ее лица. Они такие гладкие, а кожа на лбу мягкая, как бархат. Ее глаза закрыты, и от моего прикосновения она удовлетворенно выдыхает. И пока я смотрю на ее прекрасное лицо, такое похожее на лицо Люси и в то же время такое иное, мои чувства к ней смешиваются, как краски на палитре, пока не становятся размытыми, неясными. С одной стороны, она уже почти стала мне подругой, едва ли не сестрой… и в то же время совсем рядом, как тень на периферии зрения, маячит другое, незнакомое мне чувство. Я наклоняюсь к ней, изучая ее тонкие черты. Ее глаза все еще закрыты, длинные ресницы отбрасывают тени на гладкие щеки, и у меня вдруг возникает острое желание поцеловать веснушки, рассыпанные по ее носу, коснуться ямочки на горле между ключицами. Мне кажется, что поцелуи с девушкой будут нежнее, слаще. Я наклоняюсь к ней, мои губы замирают над ее губами, и время как будто замедляется.

Словно уловив мои мысли, Беатриса открывает глаза и резким движением поднимает голову с моих коленей, а я отшатываюсь к спинке дивана, мое лицо пылает от осознания того, что я едва не сделала помимо собственной воли. О чем я только думала? Эти два коктейля явно ударили мне в голову. Я не влюблена в Беатрису. Чувства, которые я испытываю к ней, перепутались у меня в голове, вот и все. «Я восхищаюсь тобой, Беатриса! – хочется крикнуть мне. – Ты напоминаешь мне Люси. Ты такая, какой я хотела бы быть, и ты прекрасна. Ты похожа на скульптуру, на произведение искусства…» Но слова не идут на язык, как будто мои мозги набиты ватой, и я могу только смотреть на нее, пока она спускает ноги с подлокотника дивана и наклоняется, чтобы натянуть туфли. Если Беатриса и догадывается о моей внутренней борьбе с эмоциями, если она и понимает, что я была на грани того, чтобы поцеловать ее и выставить себя величайшим посмешищем, она никак этого не показывает. Вместо этого она вскакивает и протягивает мне руку.

– Пойдем, – говорит она своим обычным жизнерадостным тоном. – Пойдем потанцуем.

Я беру ее за руку и покорно следую за ней прочь из комнаты.

Когда мы снова входим в гостиную, атмосфера там царит совершенно иная. Кто-то приглушил свет, и монотонная модная мелодия, лишенная основного ритма или повторов, звучит негромко, точно издалека. Монти раскачивается посреди гостиной с бокалом в руке, закрыв глаза.

Я уже намереваюсь прокомментировать происходящее, когда вижу знакомую девушку, пробирающуюся к нам сквозь потную, колышущуюся толпу. На ней милое платье а-ля Лолита, которое очень подходит ее миниатюрной фигурке, высветленные до платинового оттенка волосы, подстриженные под пикси, зачесаны назад и закреплены гелем. Взгляд ее огромных темных глаз устремлен на Беатрису.

– Я искала тебя повсюду, – жалобно произносит она, когда подходит к нам. Голос у нее тонкий и хрипловатый. И тут до меня доходит, кто она такая: Кэсс, фотограф, которая живет у Беатрисы.

– Кэсс, ты помнишь Аби? – спрашивает Беатриса. – Она будет нашей новой соседкой по дому.

Кэсс неохотно отводит взгляд от Беатрисы, чтобы пробормотать приветствие, а затем снова поворачивается к ней.

– Мне нужно с тобой поговорить, – говорит она.

– Хорошо, – соглашается Беатриса, беря ее за руку, как и меня полчаса назад. – Я скоро вернусь, – обещает она, одаривая меня извиняющейся улыбкой, и мне остается только наблюдать, как они идут рука об руку в глубину комнаты; я не могу одолеть жгучее пламя обиды, которое вспыхивает у меня в животе.

Я подумываю о том, чтобы вызвать такси и уехать. Я и без того унижена тем, что произошло между мной и Беатрисой в музыкальной комнате, а теперь меня бросили ради Кэсс. У меня нет причин оставаться. Я неловко замираю в дверном проеме и уже собираюсь убежать, когда замечаю в толпе у большого эркера знакомого человека. Он танцует в компании двух парней и девушки, которую я никогда не видела, и поначалу не видит меня. Я наблюдаю за тем, как он движется – с уверенностью человека, который понимает, как танцевать. Мимо меня проносится официант, я беру с его серебряного подноса еще один коктейль и потягиваю его, глядя на Бена: на его длинные ноги, обтянутые темными джинсами цвета индиго, на безупречно белую рубашку, расстегнутую у ворота ровно настолько, чтобы открыть его загорелую шею, на угольно-черный блейзер, составляющий резкий контраст с белизной рубашки. Я и забыла, насколько привлекателен, насколько сексуален брат-близнец Беатрисы.

Затем, словно почувствовав, что я рассматриваю его, он бросает на меня взгляд своих орехово-карих глаз, широко улыбается, и у меня перехватывает дыхание. Он очень хорош собой. Он обрывает свой танец, и мы движемся друг к другу, как два магнита, и я не могу сдержать улыбку, в которую сами по себе складываются мои губы. Он такой высокий, выше, чем мне запомнилось, его волосы песочного цвета кажутся длиннее сейчас, когда зачесаны назад, и не успеваю я опомниться, как мы оказываемся лицом к лицу. Мне вдруг хочется броситься в его объятия, прижаться к его груди, вдыхая лимонный аромат, исходящий от него. Он совсем не похож на Каллума, вечного студента в грязных кроссовках и с растрепанными волосами. Бен кажется более утонченным, более взрослым, хотя они ровесники – им по тридцать два года.