Моя Шамбала

Улица Свободы находилась в стороне от центра, и Па-вел, поминутно спрашивая и путаясь в переулках, наконец, подошел к дому, где жила сестра.

Дом был несуразно длинный и изогнутый, как паро-возный состав на повороте, со множеством подъездиков и входов. Видно, к основной части дома все подстраивали и подстраивали квартиры, и дом удлинялся вглубь двора до тех пор, пока ни уткнулся в каменную кладь разрушенного детского сада. Посреди двора был разбит огород, обнесен-ный железными прутьями, колючей проволокой и ржавой металлической сеткой.

Павел стоял в нерешительности, не зная, в какую дверь войти. Сердце его бешено колотилось. Из окон смот-рели на него с любопытством. Вдруг из дверей ближнего к Павлу подъезда выпорхнула легонькая старушка с пучком волос, собранных узлом на затылке. "Пашенька, сынок, - с каким-то всхлипом выдохнула она и повисла на Павле, и обмякла вдруг, сразу ослабев. Павел подхватил ее, прижал к себе, гладил по голове и тихо повторял: "Мама! Родная моя!"...

Папироска давно догорела до мундштука. Павел бро-сил ее под ноги и по привычке раздавил сапогом. Станови-лось прохладно, да и голод давал себя знать, и Павел поду-мал, что надо идти домой, а в голове все звучало: "Пашень-ка, сынок!"

И он вдруг совершенно отчетливо понял, что нужно делать. Нужно взять мать к себе. И все пойдет по-другому. И ему сразу стало покойно, он поднялся со скамейки и уже без злобы пошел в дом...

Павел пришел к нам в субботу ни свет, ни заря, чтобы забрать к себе мать с Олькой. Отец уговорил бабушку оста-вить Ольку у нас. Сейчас она бы только мешала там. И по-том, ее нужно было куда-то устраивать. Олька закончила семилетку. Учеба давалась ей трудно, и школу она не люби-ла. Девчонки дразнили ее "рыжей-конопатой", а мальчиш-ки смотрели на нее как на пустое место. В конце концов, все согласились, чтобы Олька получила какую-нибудь легкую специальность.

Бабушка собрала свои нехитрые вещи в клетчатый шерстяной платок и завязала концы узлом. Все вместе пили чай и говорили ни о чем. Бабушка пыталась плакать, дядя Павел её успокаивал, а мать недовольно говорила:

– Мам, тебя никто не гонит. Не хочешь, не уходи!

Бабушка торопливо вытирала слезы и отвечала:

– Да нет, дочк, поживу с Пашенькой.

На дорогу опять присели. И дядя Павел увел бабушку Марусю, одной рукой поддерживая её под локоть, другой неся нетяжелый бабушкин узел.

Глава 12

Мила. Последнее средство. Погружение в особое состояние. Исцеление. Рассказ Милы. Загадочные следы на шее. Благодарность.

Ждать вестей от генерала нам долго не пришлось. Уже на следующий день за отцом прислали машину. На этот раз председателя горисполкома заранее поставили в извест-ность, что отец на весь день поступает в распоряжение ко-митета госбезопасности. Меня нашли на пустыре, где я с пацанами играл в футбол. Мать меня быстро переодела, и мы поехали к генеральскому особняку.

Кира Валериановна еще в прихожей скороговоркой, волнуясь и промокая глаза кружевным носовым платком, рассказала нам, что к ночи у Милы опять разболелась голо-ва, она плакала, потом с ней случилась истерика. Таблетки не помогли. С трудом ей удалось уснуть. Во сне она задыха-лась. Утром голова не прошла. Сейчас болит не так сильно как вчера, но Мила в депрессии. Ничего не ест, никого к се-бе не пускает. Варя, домработница, принесла к ней поднос с завтраком, так она выгнала ее. На меня кричит ...

Кира Валериановна всхлипнула и высморкалась в свой кружевной платочек.

Мы, как и в прошлый раз, прошли в зал, но на этот раз Кира Валериановна, оставив нас, сразу пошла за дочерью. Мила не заставила себя ждать, она помнила, как быстро я унял ее головную боль вчера, и сейчас торопилась освобо-диться от этой боли. Красные воспаленные глаза девушки застилали слезы. Бледность, словно маска, покрывала ее лицо. Было видно, что боль измотала ее.

– Володя!
– тихо сказал отец.

Я подошел к Миле, попросил закрыть глаза и стал во-дить руками ото лба к затылку и в стороны. Темно-красные сгустки снова выделялись на фоне сине-сиреневого свечения.

– Ты чувствуешь тепло?
– спросил я Милу.

– Да, приятное тепло, как теплый ветерок. Даже не ве-терок, а какое-то колебание, которое проходит через голову. Я чувствую покалывание.

– Боль проходит?

– Проходит, - тихо, словно боясь спугнуть это ощуще-ние наступающего облегчения, сказала Мила.

Еще немного и боль исчезла. Снова на ее лице просту-пил легкий румянец. Посветлели глаза. Некоторое время Мила сидела неподвижно, прислушиваясь к новому ощу-щению.

– Как ты, доченька?

– Хорошо, - одними губами ответила Мила. Она все еще боялась, что боль может вернуться.

– Юрий Тимофеевич, но ведь потом все снова повто-рится?
– Кира Валериановна даже не спрашивала, а утвер-ждала.

– Кира Валериановна, Володя хочет попробовать дру-гой метод. Для этого он должен ввести Милу в особое со-стояние, которое может испытывать сам.

– Это гипноз?
– попыталась осмыслить Кира Валериа-новна.

– Не совсем, - уклонился от объяснения отец.

– Это опасно?

– Да нет. Он будет контролировать ситуацию.

– Что для этого нужно?

– Ну, прежде всего, чтобы Мила полностью доверилась моему сыну.

– Мила!
– Кира Валериановна умоляюще посмотрела на дочь. У нее самой на мой счет, по-видимому, никаких сомнений не осталось.

– Я согласна. Я на все согласна. Вы не представляете, что такое постоянная головная боль. Я все последнее время нахожусь в каком-то полуживом состоянии. Я ничего не мо-гу делать, я никого не хочу видеть. Иногда мне хочется убить себя.

Мила разрыдалась. Этот эмоциональный взрыв вы-плеснул накопившуюся в ней душевную боль, позволяя ор-ганизму расслабиться, и набрать силы для сопротивления болезни.

– Вот и хорошо, вот и молодец, - попытался успокоить ее отец, а Киру Валериановну стала бить мелкая дрожь. Очевидно, она тоже была на грани срыва.

Отец глазами показал мне на нее.

Я подошел и быстро ввел ее в состояние гипноза. Че-рез минуту вывел уже расслабленную и спокойную. По-моему, она даже не заметила этого, потому что, увидев, что я стою возле нее, удивленно посмотрела на меня и вопроси-тельно на отца.