Моя вторая мама (Сериал). Книга 1
Шрифт:
– Теперь я понимаю, как была не права, - Сония обернулась к нему.
– Зачем я только слушала маму?! Но ты же знаешь, что у нее был за характер!
– Хоть вы и не приняли Лусию, я ни в чем не раскаиваюсь. Я был с ней очень счастлив, - сказал Хуан Антонио.
– Ну да… Не то что я…
– Ты несчастлива с Энрике?
– слова сестры удивили Хуана Антонио.
Сония медленно вернулась к столу:
– Я не люблю его, Хуан Антонио. Наверное, я никогда его не любила. Может быть, в свое время мне надо было бороться за Мануэля, за его любовь… А, ладно… Что теперь об этом?
– Я думал, у тебя с мужем нормальные отношения.
– Это действительно
– Моя жизнь не удалась. Я в полном отчаянии.
Хуан Антонио не знал, как утешить сестру, но она сама перевела разговор на другое:
– Расскажи лучше об Иренэ. Ты ее любишь?
– Нет, нет… - Хуан Антонио покачал головой и на мгновение задумался.
– Она, конечно, очень привлекательная женщина, она мне нравится, но…
– Ты давно с ней встречаешься?
– Ты же знаешь, женщины меня погубят…
– Честно говоря, - Сония все еще боялась нечаянно обидеть брата, - она мне не слишком понравилась… мне кажется, она типичная авантюристка…
– Ради Бога, не надо, - Хуан Антонио недовольно поморщился.
– Нет, нет… - поспешила успокоить его Сония.
– Я даже и не думала вмешиваться в ваши с ней отношения… Это твоя жизнь, и ты волен распоряжаться ею, как пожелаешь.
Она напомнила брату, что предлагала пригласить Иренэ на обед, но он сам отказался. Хуан Антонио пожал плечами.
– С какой стати?
– пробормотал он.
– Значит, ты не собираешься на ней жениться?
– Нет… В данный момент - нет. А там видно будет.
– Она говорит о вашей свадьбе, как о деле давно решенном…
– Ты же знаешь женщин…
Сония прошлась по комнате и остановилась напротив брата:
– И все-таки ты едешь с нею в круиз?
– Это она настояла… И потом… Я думаю, мне не мешает немного отдохнуть. Я так давно не был в отпуске… Фабрика отнимает у меня все время.
– Что ж, может быть, ты и прав…
Сония подумала, что брат действительно заслужил отдых. Выглядел он усталым, причем усталость его явно была не столько физического, сколько морального плана. Ему нужно было сменить обстановку, а что тут может быть лучше морского путешествия? «Море, море лечит наше горе!» - припомнила Сония слова старой песенки, которую они с Хуаном Антонио распевали еще детьми…
– Знаешь… - она улыбнулась, - мне так нравится Моника… Только я очень беспокоюсь за нее…
Хуан Антонио вздохнул и посмотрел в окно:
– Да. Я тоже… Нелегко мне быть для нее одновременно и отцом и матерью…
– А мне бы так хотелось иметь детей, - Сония наклонила голову и провела рукой по листьям комнатного лимона.
– Но… ничего не поделаешь…
– А почему вы с Энрике не возьмете ребенка на воспитание?
– Зачем?
– Сония непонимающе взглянула на брата.
– Как это зачем?
– возмутился Хуан Антонио.
– Вокруг столько детей, которым не хватает домашнего тепла, материнской заботы!
– Зачем мне чужой ребенок, если у меня есть родная племянница!
– медленно сказала Сония.
– Я могу любить ее… как дочь.
Хуан Антонио внимательно посмотрел на нее.
– Моника - твоя племянница, а не дочь, - подчеркнул он.
Сония будто и не слышала его. Она смотрела куда-то за плечо брата и думала о своем. И, словно отвечая своим мыслям, тихо спросила:
– Хуан Антонио… ты ведь только что говорил, что тебе трудно быть для Моники и отцом и матерью одновременно?
– Ничего, я постараюсь, Сония, я постараюсь…
– Я понимаю, что сейчас не время для подобных просьб,
но хочу попросить тебя…– О чем?
– Отдай мне Монику. Пусть она живет у меня!
– Да ты что, Сония?
– просьба сестры застала Хуана Антонио врасплох. Сначала он даже решил, что ослышался. Но напряженное лицо сестры не оставляло сомнений в том, что услышал он именно то, что она сказала.
– Здесь у нее будет все: и домашний уют, и материнская забота,… - настаивала Сония.
– Она - моя дочь!
– Я к ней и буду относиться, как к твоей дочери.
– Нет!
– Хуан Антонио решительно покачал головой.
– Мне очень жаль, но я даже обсуждать это не намерен. Моника - это самое главное в моей жизни!
– Конечно… Я говорила, что сейчас не время… - огорченно сказала Сония.
– Но ты подумай, поразмысли хорошенько и только потом решай…
– Мне не о чем думать!
Разговор явно грозил перерасти в ссору, и Сония, зная упрямый характер брата, предпочла больше не настаивать. В комнате возникло неловкое молчание, но, к счастью, в этот момент вернулись Энрике и Моника. Девочка вбежала в гостиную, сияя от радости:
– Папочка, папа! Дядя Энрике накупил мне целую кучу мороженого. Я поставила все в холодильник. Мы возьмем его домой!
Искренняя радость дочери передалась Хуану Антонио. Он залюбовался радостным лицом Моники и только теперь по настоящему ощутил то, что не раз говорил и вслух, и про себя, не вдумываясь особенно в смысл сказанного: за счастье этой девчушки он готов был отдать все на свете. Никто не отнимет ее у него. Никому он ее не отдаст! Он подхватил дочь на руки и закружил по комнате…
Глава 11
«Даниэла, спаси меня… Вытащи меня отсюда, Даниэла… На коленях прошу, умоляю тебя, Даниэла!» Альберто бродил по камере из угла в угол, не обращая внимания на раздраженные взгляды сокамерников, не слыша их окриков, не чувствуя злобных толчков. Иногда он со стоном бросался на кровать, но через мгновение снова вскакивал. Подбегая к решетке, отделявшей камеру от коридора, и прижимаясь лбом к холодным прутьям, он ловил себя на мысли, что молится, но молится не Богу, как в детстве учила его мать, а человеку, ей, Даниэле, от которой больше, чем от Бога, больше, чем от черта и от кого бы то ни было, зависела теперь его судьба. В голове его не укладывалось, как он мог оставаться здесь, за решеткой, когда одного слова Даниэлы, одного ее единственного слова было достаточно, чтобы вытащить его из этой вонючей камеры, пропахшей мочой и потом, избавить от издевательств со стороны сокамерников и надзирателей, вернуть в тот мир, из которого его вырвали, где он чувствовал себя человеком - и не из последних - а не бессловесной тварью, обреченной безропотно подчиняться и сносить унижения. «Я ведь уже наказан! Я достаточно наказан! Даниэла, родная моя… любимая… пойми и прости меня… Ты добра, ты милосердна, ты знаешь, что здесь я погибну… Не губи меня, Даниэла!» По коридору лениво прохаживался надзиратель. Альберто пытался расслышать сквозь звук его размеренных шагов, не гремит ли железная дверь в конце коридора, через которую водили на свидания… Сердце его замирало, когда дверь открывалась. За ним? Нет… В отчаянии он отрывался от решетки и падал на кровать. «Будь ты проклята, Даниэла! Будь ты проклята! Дай мне только выбраться отсюда! Ты пожалеешь о том дне, когда явилась на свет! Ты будешь валяться У меня в ногах, будешь выть от горя, моля о прощении, но я буду беспощаден… Ты мне за все заплатишь!»