Моя жизнь

верой. Я встретился с преподобным Мерреем. Многие молились за меня. Мне

понравились некоторые очень мелодичные гимны.

Моление длилось три дня. Я имел возможность понять и оценить благочестие

собравшихся. Однако я не видел никаких оснований для того, чтобы переменить

свою веру - свою религию. Я не мог поверить, что попаду в рай и спасусь, только став христианином. Когда я откровенно сказал об этом некоторым добрым

христианам, они были поражены. Однако ничего нельзя было поделать.

Мои затруднения были гораздо серьезнее. Поверить в то, что Иисус -

воплощенный сын бога и что только тот, кто верит в него, получит в награду

вечную жизнь, было свыше моих сил. Если бог мог иметь сыновей, тогда все мы

его сыновья. Если Иисус подобен богу или является самим богом, тогда все

люди подобны богу и могут быть самим богом. Мой разум не был подготовлен к

тому, чтобы поверить, что Иисус своею смертью и кровью искупил грехи мира.

Метафорически в этом могла быть доля истины. Согласно христианскому

вероучению, только человеческие существа имеют душу, а у всех остальных

живых существ, для которых смерть означает полное исчезновение, ее нет. Я не

разделял такую точку зрения. Я мог принять Иисуса как мученика, воплощение

жертвенности, как божественного учителя, а не как самого совершенного

человека, когда-либо рождавшегося на земле. Его смерть на кресте давала

великий пример миру, однако моя душа не могла принять это как какую-то

таинственную или сверхъестественную добродетель. Набожная жизнь христианина

не дала бы мне ничего такого, чего не могла бы дать жизнь человека другого

вероисповедания. Я видел в жизни и других людей то самое нравственное

преображение, о котором наслышался от христиан. С точки зрения философии в

христианских принципах нет ничего необычайного. Пожалуй, в смысле

жертвенности индусы даже значительно превосходят христиан. Я не мог

воспринимать христианство как самую совершенную или величайшую из религий.

При любой возможности я делился своими сомнениями с друзьями-христианами, но их ответы меня не удовлетворяли.

Но если я не мог принять христианство как совершенную или величайшую из

религий, то и индуизм не был для меня в то время такой религией. Недостатки

индуизма были совершенно очевидны. Если учение о неприкасаемости стало

составной частью индуизма, то оно могло быть лишь его прогнившей частью или

каким-то наростом. Я не в состоянии был понять raison d'etre (*) множества

сект и каст. В чем состоит смысл утверждения, что веды представляют собой

вдохновенное слово божие? Если веды вдохновлены богом, то почему нельзя

сказать то же самое о Библии и Коране?

(* Разумное основание, смысл существования (франц.). *)

В то время, когда друзья-христиане пытались обратить меня в свою веру, такие же попытки предпринимали и друзья-мусульмане. Абдулла Шет побуждал

меня к изучению Корана, и, конечно, он всегда восхищался им.

Я написал о своих сомнениях Райчандбхаю. Переписывался я и с другими

лицами, авторитетными в вопросах религии в Индии. Письмо Райчандбхая

несколько успокоило меня. Он советовал быть терпеливым и более глубоко

изучить индуизм. Вот одна из фраз его письма: "Беспристрастно рассматривая

вопрос, я убедился, что ни в одной религии нет таких тонких и глубоких

мыслей, как в индуизме, нет его видения души или его милосердия".

Я купил Коран в переводе Сэйла и начал его читать, приобрел и другие книги

по исламу. Связался также со своими друзьями-христианами в Англии. Один из

них познакомил меня с Эдвардом Мейтлендом, и я начал с ним переписываться.

Он прислал мне книгу "Безупречный путь", которую написал совместно с Анной

Кингсфорд. Эта книга была отречением от современного христианского

вероучения. Я получил от него и другую книгу "Новое толкование Библии". Обе

книги мне понравились. Они, казалось, говорили в пользу индуизма. Книга

Толстого "Царство божие внутри нас" буквально захватила меня. Она оставила

неизгладимый след в моей душе. Перед независимым мышлением, глубокой

нравственностью и правдивостью этой книги показались неинтересными все

другие книги, рекомендованные мне м-ром Коатсом.

Таким образом, мои занятия увели меня в направлении, о котором и не

помышляли друзья-христиане. Моя переписка с Эдвардом Мейтлендом длилась

очень долго, а с Райчандбхаем я переписывался до самой его смерти. Я прочел

ряд присланных им книг. Среди них были "Панчикаран", "Маниратнамала",

"Мумукшу Пракаран" Иогавасиштхи, "Саддаршана Самуччая" Гарибхадра Сури и

другие.

Несмотря на то что я пошел не тем путем, по которому хотели вести меня

друзья-христиане, я навсегда у них в долгу за то, что они пробудили во мне

стремление к религиозным исканиям. Я буду свято помнить о том времени, которое провел с ними. В последующие годы меня ожидали многие такие же

приятные знакомства.

XVI. ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ, А БОГ РАСПОЛАГАЕТ

Процесс закончился, и у меня не было причин оставаться дольше в Претории.

Я вернулся в Наталь и начал готовиться к отъезду в Индию. Но не таким

человеком был Абдулла Шет, чтобы отпустить меня без проводов. Он устроил

прощальный прием в мою честь в Сайденхеме.

Предполагалось провести там целый день. Просматривая газеты, я случайно

наткнулся в углу газетного листа на заметку под заголовком "Избирательное

право индийцев". В ней упоминалось о находившемся на рассмотрении парламента

законопроекте, по которому индийцы лишались права избирать членов парламента

в Натале. Я ничего не знал об этом законопроекте, да и остальные гости не

имели о нем понятия. Я обратился за разъяснением к Абдулле Шету. Он сказал:

– Что мы понимаем в таких вопросах? Мы разбираемся только в том, что