Мозаика странной войны

Сквозь сон приходило новое знание, в редкие мгновения, когда мозг разгонял все же дур­ма­нящий туман, Пилот ощущал, что умеет управлять ракетным летательным аппаратом ама­зонок, знает, как обращаться с их странным оружием; чувствовал он, и как утекает куда-то в чу­жие синапсы и микросхемы информация о его родном мире, мире Стратега, Базе… обо всех ми­рах, в которых он когда-либо побывал – или о которых слышал хоть краем уха. Иногда мозг пробовал было сопротивляться – но ужасная, сотрясающая сознание волна боли про­катывалась по всем нейронам – и то­гда Пилот с облегчением проваливался в беспамятство…

Но все кончается в этом мире – и настал час, когда обновленное, перебранное по всем клеткам те­ло, перестроенное, ускоренное, усиленное, армированное пластиком, титаном и имплан­тиро­ван­ными системами оружия, снабженное форсификатором мозговой деятельности, было из­вле­че­но из биологической ванн, обсушено, размято, одето и накормлено .

Пилот – впрочем, теперь он был биологическим аналогом хорошо знакомых ему робо­пи­лотов для штурмовиков, и по странному совпадению назывался точно так же – стоял в ряду та­ких же модернизированных соратников, и единственным его желанием было умереть за про­цве­тание мира амазонок, и единственной целью был странный, чуждый и враждебный мир, где не было заботливых биологических ванн, где дикие, невоспитанные люди мыслили само­стоя­тельно и даже прибегали к помощи не менее диких механических противоестественных устройств, мир, где изобрели чудовищное оружие, способное уничтожить прекрасное и хрупкое, как бабочка, создание амазонок – этот враждебный по своей сути мир должен был быть унич­то­жен и сожжен, но перед этим – лишен своих гигатонных ядовитых клыков.

“По машинам!”

Команда прозвучала не вслух – тем не менее, каждый понял и воспринял ее, как долго­ждан­ный сигнал, и они бросились к своим аппаратам – как застоявшиеся в засаде кони рвутся в бой, не жалея о том, что встретят их не цветами, а шрапнелью и пулеметным огнем, а в данном случае – наземными и орбитальными лазерами, ЭМИ-генераторами, зенитками, ис­тре­бителями и подобным весьма полезным оборудованием.

Так же, по мысленной команде одной из предводительниц, ровным строем машины под­нялись в воздух, почти вертикально забрались на высоту пятьдесят тысяч, и все разом за­пус­тили программу Перехода.

Эпизод 30.

Если раньше Переход казался Пилоту смертью, то сейчас это было еще ужаснее. Он про­сто всхрипнул и потерял на миг сознание, а когда пришел в себя – у истребителей такая при­выч­ка вырабатывалась очень быстро, – то понял, что технология Перехода у амазонок развита на­много хуже.

Две машины – очевидно, потеряв пилотов – просто столкнулись и превратились в осле­пи­тельный огненный шар, еще один истребитель без всяких видимых причин наклонил нос и, быс­тро набирая скорость, устремился к земле, остальных разбросало по небу так, что нес­коль­ко драгоценных минут ушло на собирание их обратно в строй, и только после всех этих ма­ни­пу­ляций обнаружилось, что не хватает еще одного.

Итого, из грозной десятки эскадрилья превратилась в три потрепанных, дез­ори­ен­ти­ро­ван­ных пары, потерявших к тому же эффект внезапности.

Сомнения насчет эффекта внезапности, если у кого и были, то быстро исчезли – на ра­да­рах появились засветки от множества быстро приближающихся целей, с неба ударили лазеры, де­монстративно разрезав на части двух крайних – и Пилот, будучи в здравом уме, потянулся бы к катапульте – но приказ, сидевший в сознании глубже, чем без­ус­лов­ный рефлекс, знал только одну команду – “Вперед!”.

Носитель рванулся вверх – в облака. Оставшиеся истребители, поколебавшись, при­стро­ились следом, Пилот облегченно вздохнул – слава Богу, тяжесть принятия самостоятельного ре­ше­ния была снята с его плеч – и тоже толкнул вперед сектор газа. Между делом он бросил взгляд на радар – и снова порадовался, что принимать решения есть кому, а на его долю…

Додумать он не успел, поскольку одна из целей подошла совсем близко и вдруг пре­вра­ти­лась в сверкающее облако огня и осколков. Сосед слева прикрыл его своим корпусом, ма­ши­ну только встряхнуло, а носителю не досталось и этого – и Пилот вздохнул облегченно – са­мым важным был, разумеется, носитель… и та женщина, что его пилотировала.

Где-то в глубине души, не отвлекая его от пилотирования, шевельнулось смутное чувст­во, больше всего напоминающее изумление – как это раньше он умудрялся обходиться без та­кой вот Госпожи, любящей, понимающей, всегда знающей, что и как надо делать. Где-то рядом ше­вельнулась мысль о том, что бомба, с которой он пришел в мир амазонок, могла ей на­вре­дить, или даже…

При одной мысли о смерти Госпожи у Пилота затряслись руки, и что-то чужое и до сих пор незаметное быстро и четко навело порядок в голове, уничтожило вредные мысли, осталь­ные загнало подальше – и вовремя, поскольку в следующий момент только новая, сверх­че­ло­ве­ческая реакция Пилота уловила некоторое движение сверху, руки его сами рванули рули – и ат­мо­сферник, поливая огнем пустое место, пронесся совсем рядом. Все так же рефлекторно Пи­лот довернул машину на прежний курс, загнал скачущий силуэт в прицел и двумя залпами раз­нес его на быстро гаснущие осколки.

Они забирались все выше и выше, атмосферники отстали и упали в штопор, и небо становилось все чернее, и прорезались звезды, и дымные хвос­ты за ракетопланами стали вдруг рассеиваться, как в вакууме, да собственно, это уже и был ва­ку­ум, но магнитодинамички преследовали их и здесь, и сочетая подвижность с ма­нев­рен­нос­тью, заходили сзади, стреляли, иногда попадали, отставали, и новые их звенья поднимались из-под облаков навстречу, и кто-то в глубинах мозга Пилота возмущался бездарностью, с ко­то­рой был спланирован этот рейд, и снова приходил кто-то черный, чужой и до сих пор не­за­мет­ный – и наводил порядок, и так было, пока в небе не загорелась яркая зеленая звезда, и не ужа­ли­ла идущий впереди и уже почти недосягаемый носитель, и не разрезала его пополам.

Темная крохотная фигурка отделилась от медленно распадающейся ракеты, от­толк­ну­лась и, стремительно набирая скорость, ринулась вниз, Пилот задохнулся от ужаса, и не успев ни­чего сообразить, чисто рефлекторно перевернул ракетоплан и рванул ручки катапульты.

Пиропатроны с грохотом выплюнули кресло вниз, их ускорение позволило Пилоту на­гнать падающую фигурку Хозяйки, несколько выстрелов из пистолета – какое счастье, что он взял обычный пулевой пистолет, с отдачей, которой можно воспользоваться, а не это новомодные лазеры или реактивные плевалки! Удар о ее тело ока­зал­ся неожиданно жестким и, возможно, именно этот удар и привел ее в чувство – тем не ме­нее, Пилот чуть не сошел с ума, когда сквозь забрало шлема увидел бледное окровавленное ли­цо.

И побледнел сам, когда разглядел то, что осталось от парашютного ранца.

Женщина попыталась что-то сказать, но Пилот видел только колебание губ, а в на­уш­ни­ках слышался только непрерывный треск разрядов – все так и должно было быть, но эти не­сколь­ко минут показались Пилоту пыткой – быть рядом с самым со­вер­шен­ным существом в мире, видеть его боль – и ничем не помочь.

Они падали вместе, и атмосфера уже давала о себе знать, постепенно разогревая пальцы и гребни шлемов, а затем их начало трясти и бросать, и Пилот прижался к женщине, оберегая ее хотя бы от нарастающего давления воздушного потока. Огненный вихрь жег ему спину, пальцы, казалось, превратились в угли костра, а затем и вообще перестали чув­ствоваться, но Пилот ощущал небывалый прилив счастья.

Он оберегал Госпожу.

Жар вдруг пошел на убыль, тряска прекратилась, разъяренно ревел воздушный поток, шлем треснул и вдруг мгновенно исчез, и глоток морозного, разреженного воздуха ожег легкие и лицо, но главное было уже позади, в атмосферу они вошли, и Пилот потянулся к своему ран­цу.

Разумеется, он должен был, он просто обязан был передать его Госпоже!

Женщина шевельнулась и что-то произнесла.

Звук ее голоса показался Пилоту самой прекрасной музыкой на свете, и он сам чуть бы­ло не запел от радости – но приближающаяся земля выглядела далеко не так прекрасно, и руки са­ми заработали быстрее и ловче, дотянулись до пряжек крепежной системы…