Мрак космоса

Паульс развернулся не вовремя для себя. Он успел осознать, что цель прячется за телом товарища, прикрываясь им как щитом, а затем, получив необъяснимый мощный удар молнии в лицо, перелетев перила моста, рухнул на пол.

Гай откинул от себя куклу, не успев с ней толком наиграться, и скачками понесся к заветной цели. Взлетел на мост, цепляясь за ржавые прутья. Подхватил теплый лучемет, и, задрав оружие над головой, так, чтобы все видели, закричал, задирая к потолку голову:

– Смотрите! У меня! У меня!!!

Выстрел у шлюзов мелькнул точкой зажженной сигареты в темноте. Мелькнул и погас. Гай поперхнулся. Выронил лучемет. Зашатался, сжимая поплотнее челюсти, губы запрыгали, в миг теряя цвет, и, он рухнул сначала на колени, уронив голову на грудь, заглядывая в рану с горелыми краями, потом на бок.

Био спокойно махали палками и от каждого удара кто-нибудь падал. Седой повернул голову в сторону Кострова, крикнул:

– Надо было мне!
– и упал, получив своё.

Виталик сел на пол, обхватил голову руками, прекращая сопротивление. Палка проехалась вдоль спины, заставляя выгнуться. Голова задралась к верху и глаза увидели, как по трапу спускается отряд военных.

Лейтенант Рой ступил на металлическое покрытие трюма, когда порядок восстановился. Заключенные отходили от электрошока, медленно приходя в себя, пытаясь уцепиться за концы скользкого сознания. Сейчас они вели себя как младенцы, но почему-то Рой не испытывал к ним отцовских чувств, ходил, перешагивал через тела, заглядывал в лица. «Твари!»

Сержант Врангель выглядел бледнее обычного. Санитары сделали заморозку плечу, вытерли лицо от крови и продолжали порхать вокруг него, как колдуны вокруг принца: белые балахоны причудливо развивались, слышались приглушенные голоса, заботливые и успокаивающие.

Сержант Паульс почернел лицом. Ему повезло меньше. Сломал при падении шею. Черный ожег перечеркнул вдоль суровые черты, в прищуриных глазах застыло непонимание.

Один санитар возился возле убитого на мосту заключенного. Комбат старался не отворачиваться и не отводить взгляд в сторону, хотя и очень хотелось. Он посмотрел на Врангеля. Тот, кривясь, кивнул головой, соглашаясь с невысказанным вопросом. Переспросил, видя боль раненного:

– Главный?

– Он, - подтвердил сержант, ели ворочая языком, - я не знаю, как это произошло. Они скрутились в змейку, выражая протест, а потом резко атаковали.

Рой отвернулся, выискивая взглядом долговязую фигуру секретаря. Мальчишка стоял у начала трапа, боясь ступить на мост. Ноги в великоватых шортах, мелко подрагивали. Смотрел он куда-то в одну точку, по верх маленькой бойни. «Слизняк!» - подумал комбат, - «Мог бы хоть шорты по размеру ушить!» - и вслух приказал:

– Капрал!! Ко мне!

Дьюпен очнулся, храбро бросился вниз и чудом не свернул себе шею, запнувшись о последнею ступеньку, предстал перед командиром, отдавая честь. Рой теребил в руках клетчатый платок, до этого он прикоснулся к комбинезону заключенного, выискивая номер.

– Проверьте номер 253 756. Зачтите данные.

Секретарь с готовностью открыл плоскую папку, ввел шифр в компьютер, и начал считывать информацию с монитора, бегая глазами по зеленым полоскам:

– 253 756. Осужденный Комса Сега. Срок пожизненный. Преподаватель физики и труда. На уроке по метало обработки убил шестнадцать школьников общеобразовательной школы. Пользовался молотком. На суде мотивировал свой поступок тремя словами: они все тупые. Вину свою не признал. Постоянные психические расстройства и отклонения от нормы. Переведен из зоны особого режима, после массового убийства сокамерников. Безнадежен. Неизлечимый. Дегенерат. Опасный.

– Закончил? О, как его детки давили. Наверное, когда-то был нормальным мужиком.

– Так точно, сэр.

– Удивительно, как психически больной детоубийца мог подчинить себе отборных ублюдков… Да таких сразу учат жизни в камерах на общих зонах. Он должен быть окончательно сломленный. Понятно, почему он всех убил. Об этом есть заметка? Нет. Не важно. Интересно другое, как он здесь такой авторитет получил за столь короткое время? Ты ничего не замечал? Ах, да – кого я спросил. Однако такого в моей практике не встречалось. Жаль, что умер - получился бы толковый бригадир.

– Но… - осторожно сказал санитар, - заключенный не умер. Слабый пульс, сэр. Добить?

– Звериный характер, такое же здоровье… Ладно, спасите его. Мне нужен вожак.

Санитар свистнул в свисток, подзывая остальных медбратьев. Они стащили тело на пол, обкололи рану, ввели в вену капельницу.

– Нужна операция, - сказал старший, обращаясь к комбату.

– В чем же дело? Вперед, - Рой кивнул на трап.
– Капрал, возьмите двух био и установите пост. Лично проследите за выполнение операции.

Дьюпен побежал вслед за медиками. И гулкие шаги разнеслись по всему закрытому помещению. Трап заходил ходуном.

– Командир, это ошибка, - стал протестовать сержант Врангель.

– Что?! А может сделать тебя бригадиром?! Кто обуздает эту ораву? Ты? Я? Ублюдки сплотились и начали огрызаться со смыслом. Разве не этого мы добивались? Ты когда-нибудь видел на нашей базе сплоченных зеков? То-то! Из центра пришло два новых запроса. Они ждут Команду 16. Они нуждаются в ней!! Им не нужен больше подопытный человеческий материал, им нужна команда быстрого реагирования! А её пока нет. И кто-то гибнет именно по нашей с тобой вине. Какой-то солдат или техник-специалист загибается, умирая в нечеловеческих муках, а здесь лежат здоровые, отожравшиеся на государственных харчах, свиньи! Они же даже не люди. Простой баланс в обществе. Как ты думаешь кого обвинят в смерти специалистов и доблестных солдат? Молчишь! Ошибка? Ты намекаешь на опасность? Ты просто много поел, когда пришел сюда и не смог отразить детской атаки! Кто ты? Тренированный боец? Сержант?! Не смеши меня!

– Он прыгнул, как ягуар!! Совершенно дикий…

– А, ты кто?! Дохлая крыса?! Ты - десантник! Отберите восемь заключенных! Поднимайте на верх.

Костров услышал шаги у головы. Кто-то бесцеремонно схватил за ногу и куда-то поволок. А перед этим ему приснился странный сон. Будто был он в трюме тюрьмы старой списанной с вооружения базы, одет в оранжевую робу рецидивиста, ест пищу космонавтов, убивает отпетого уголовника, за которого ему сделают кастрацию и посадят на крышку общей параши, но где-то там, а не здесь, а пока он участвует в прорыве, дерется с био, уклоняется от гудящей от тока дубинки, высчитывает приёмы, в душе понимает проигрыш, подавляет досаду. Плохое видение. Беспокойное. Как содрогается нога! Словно лягает проклятый сон, прогоняя прочь. Он то знает, что происходит на самом деле.

Губы кривятся в радостной улыбке.

Как приятно стало покачивать. Убаюкивает сознание. Снова спать! Вот истинное забытое наслаждение - прижаться лицом к груди мамы. Мама.

Конечно же, это мама. Она несет его, прижимает к холодной груди. Твердой, как камень. Стальная леди. Как всегда. Никаких эмоций и лишних слов.

Но это мама и она защитит своего ребенка от злого мира.

Не даст в обиду крикливому дяди.

Окружит заботой…

– Поднимайся!
– настойчиво сказал голос и чужая рука тронула плечо, а затем начала стучать по щекам. Виталик открыл глаза, сосредоточился, сфокусировал зрение. Над головой нависал потолок, покрытый нежной салатовой эмалью. Красивое место для сна – такое даже в самых страшных ужасах не привидится.