Мракобесия

Но мне было не сюда. Вернее, не совсем сюда, не в общий, просматриваемый и прослушиваемый со всех сторон зал.

Дальше.

Мимо книг, мягких кресел, мимо каких-то стилизаций под импрессионистов, по темному полумрачному коридору, мимо Старого Джека – древнего, вылинявшего от времени гобелена с каким-то бандитского вида парнишей на первом плане: щербатый оскал во весь рот, чуть оттопыренные уши, черные хитрые глазюки под лохматистой челкой. Рассказывали, будто Джек был даже чем-то вроде доброго духа «Карты», охраняющего ее от разного рода неприятностей, – не знаю, не знаю. Мне самому всегда казалось, что просто у хозяев этого замечательного местечка очень своеобразное чувство юмора.

…Как это и ожидалось, она была в самом конце темного коридора, на балконе. Ниже – танцзал и белые сверкающие огни дискотеки, а она – здесь, одна, с ногами забралась в кресло (туфли как-то совсем по-домашнему скинуты на пол), уткнулась носом в какую-то ветхую книгу. На столе – недопитая банка джин-тоника. Все, как и должно быть.

– Девушка, можно предложить вам темного пива? – развязно и чуть пьяновато спросил я. Лишь чуть: переигрывать было бы очень некстати.

Она подняла на меня синие неулыбающиеся глаза, с две секунды молча изучала мое лицо, а потом едва заметно кивнула:

– Пива – нет, а вот поболтать – пожалуй.

Все, как и должно было быть.

Вдруг черт знает почему стало стыдно.

Тоже, понимаешь, конспиратор.

Я опустился в кресло рядом с ней, поставил пиво, представился:

– Влад, к вашим услугам, – и попытался обаятельно улыбнуться.

– Маргарита, – сказала она, почти не ответив на улыбку, так, почудилось что-то едва-едва.

– Приятно познакомиться.

– Мне также.

Еще полминуты я потратил на то, чтобы подыскать слова для того, что собирался сказать.

– Маргарита, мне, похоже, пора домой. Моих друзей уже начали прощупывать, я не хочу ждать дальше, – вернее, хочу, подумал я про себя, но не имею на это права. – И еще. Здесь есть одна женщина… Я обязательно должен взять ее с собой.

Она тоже некоторое время молчала, видимо, обдумывая сказанное мной, не каждый все-таки, наверное, приходил к ней с такой просьбой.

– Я так полагаю, вы хорошо поразмыслили над этим?

– Да.

Что уж верно, то верно.

– Она… эта женщина, скорее всего, никогда не сможет вернуться сюда. Родственники, друзья… с ними придется порвать навсегда.

– Я понимаю.

Я не сомневался, что Марийка пойдет на все это ради нас.

– Хорошо. Сколько вам будет нужно времени на окончательное приведение ваших дел здесь в порядок?

– В идеале неделя, наверное.

– Три дня, Влад. Больше мы вам предоставить не в силах. Я надеюсь, вы сразу же пришли ко мне, как узнали о том, что вами интересуются?

Здесь я мог быть полностью откровенным.

– Да.

– Ну вот и хорошо. Что вы намерены сейчас делать?

– У меня тут сегодня должны были друзья выступать. Может быть, спуститься поискать их?

– Отличная идея. А во вторник к этому же времени приходите в «Карту». Вот только с вашей женщиной придется решать позднее. Вы должны понять, что так же быстро, как и с вами, уладить с ней не получиться. Вам нужно будет подождать несколько месяцев, Влад.

Ничто даже не дрогнуло, не колыхнулось в душе.

Наверное, внутри себя я все время знал об этом и просто не пускал это знание наружу, к поверхности разума.

Это будет достаточно тяжело. Но не смертельно.

– Мы подождем, – вслух сказал я.

И откуда же во мне такая уверенность, что мы действительно подождем, что эти долгие месяцы (а я ведь даже не знал, сколько их будет), вдали друг от друга, и я, и она жить будем только этим ожиданием, сомнамбулическим, нерассуждающим ожиданием встречи, и весь остальной мир будет как черно-белое кино, без ярких красок, острых запахов, звонких звуков?.. Откуда во мне вообще такая уверенность, что она непременно согласится, порвет со всем, среди чего выросла и что, несмотря ни на что, ни на какие оговорки и эвфемизмы, все же любит, пускай не слишком горячо, но все-таки вполне искренне?..

– Кстати, я правильно догадываюсь о том, кто эта женщина? – Маргарита назвала полное марийкино имя.

– Что?.. Ах, да, конечно же, это она, – послушно подтвердил я.

– Ну и хорошо. Тогда до вторника.

Я поднялся с кресла. Как же все оказалось просто… Кто бы мог подумать.

И, в общем-то, не очень даже похоже на шпионские романы. Странно.

Я пошел вниз: искать Крэша с Татьяной. Сейчас все это казалось каким-то нелепым, придуманным и чужим. Это была не моя жизнь. Не та, которую я себе выбрал, не та, в которой мне вообще хотелось бы жить.

Как будто кто-то проложил за меня дорогу, прямую линию, и я теперь слепо несусь по ней, вперед и вперед, не думая, не рассуждая, не имея никакого выбора, возможности свернуть или остановиться.

Скоро я буду дома.

Почему-то даже эта мысль не принесла никакой радости.

…Странно, но никого из своих (друзей? приятелей? ни на кого не похожих незнакомцев, с которыми на миг свела меня судьба на Стене?) я не нашел. Так что пришлось мне допивать свое пиво в одиночестве.

А Фил на мой вопрос о том, куда же все подевались, рассказал о том, что музыканты, отыграв положенное, вопреки обыкновению не стали оставаться на хмельные клубные посиделки, а сразу же собрали инструменты и укатили домой. Значит, не придется нам попрощаться, грустно подумал я.

Так что же это получается, я и остальных: Вадима, Клару, Гришку и Юленьку – больше не увижу? То есть вообще не увижу? Совсем? Никогда?..

Да ведь так не бывает. Да ведь это неправильно, невозможно – так насовсем терять всех этих разных, совершенно отличных от меня самого и тем не менее ведь очень хороших, очень нужных в этом городе, в этом мире – и в моей жизни – людей.

Ужас-то какой… Я даже поежился от этой мысли. Никогда не подумал бы, что будут у меня здесь друзья – личности весьма своеобразного толка, конечно, в месте, подобном Багрянцам их взгляды на жизнь да и они сами смотрелись бы дико, – но все ж друзья, какие ни есть… И женщина, что засыпает в моей постели, и о которой я знаю так мало.

Боже, а ведь я, кажется, начал любить все это – всерьез, по-настоящему, без всякой игры, взахлеб.

Тихие прогулки в засыпанном желтой листвой парке с Марийкой под руку, ее вечную послерабочую усталость до синяков под глазами и феназепама, украдкой глотаемого на ночь, нашу тесную и такую уже родную однушку на конце города, Стену и Архивы, те редкие дни, когда мы собирались все вместе, летние вылазки на природу, свою собственную непонятную работу, которая доставляла мне столько горя и радости, и без которой я, тем не менее, тоже не мог…