Мудрецы и поэты
Шрифт:
А у нашей смены появились еще и кошачьи «иауу» и «иуауу», переходящие в клубящиеся «чшхфф», потом «кщж-кщж», «чух-чух-чух» (это, кажется, за «катюшу») и, вероятно, для рикошета «дзнн» и «дззиу». И еще целая прорва. В любое время дня и ночи можно подойти к нему и сказать «быдыдых» – и он немедленно разразится целой серией подобных звуков. Потом еще и не уймешь.
И второе: мы падали, красиво раскинув руки, возводя к небу скорбный и величественный взор, наши стоны были печальными и мелодичными, а нынешние корчатся, хрипят, застывают в ужасных позах, с жуткими
Зато враги у нас подыхали – со смеху подохнешь, одними ногами чего только выдрыгивали!
А ну-ка, проинтервьюируем представителя молодого поколения, – ничего, оторвется на минуту: ведь дети – единственное наше владение, полученное, так сказать, по наследству, без всякой заслуги; пусть ты кретин или подонок – все равно человечья душа отдана тебе в неограниченную власть.
Мне-то, по правде говоря, хочется слегка подразнить его – полюбоваться, сколько в нем жизни. Женщины с этой целью тискают и тормошат.
Итак:
– Позвольте задать вам несколько вопросов. Да оставь ты своих… Что за молодежь! Отвечай. Оставь же, я тебе сказал. Вот ты все время играешь в войну – тебе что, война нравится?
– Нет, почему.
– А зачем же ты в нее играешь?
– Для интереса.
– Ну а настоящая еще интереснее.
– Там же меня могут убить!
– Неглупо. Это не все понимают. Ты указал на самый существенный ее изъян. Ну а солдатиков своих тебе не жалко? И матерей их? Да даже и отцов, хоть их и не принято жалеть?
– Они же не настоящие.
– Но ты-то представляешь, что они настоящие. Только потому тебе и интересно – кусочки пластилина как таковые никого не способны заинтересовать. А чтобы еще лучше представить, что все это по правде, ты и сам прыгаешь, бахаешь и так далее. Этим ты помогаешь своему воображению. А если бы оно могло справиться и без этого, ты и прыгать не стал бы. Так что брось – ты их представляешь настоящими.
– Нну… дда…
– Значит, тебе приятно представлять смерть, мучения, слезы?
– Нет, почему!
– Но ведь всякий человек любит представлять приятное – что он красивый, сильный, – в общем, кто чего хочет, тот то и представляет. Ведь так? Да?
– Так. Да.
– А ты представляешь убийства. Значит, они тебе нравятся.
– И нет!
– Но ведь мы же договорились. Каждый. Стремится. Представлять. Приятное. Так?
– Да. – И поправился: – Так.
– Ты представляешь убийства. Значит, они тебе нравятся.
– И нет!
– Но ведь каждый – стремится… – и т. д. С таким собеседником Сократом не станешь. Но раз этак на пятнадцатый все-таки выкарабкались:
– Да я же про это не представляю – про трупа! Про всякие там слезы! Убили его – и закрыли про него. А я представляю про других – как удар-рил, как отскоч-чилл!
– Но ему же больно, страшно. Кого ударили. А матери его каково?
– Но я же про это не представляю, про
матерей! В кино тоже про это не показывают! А показывают – дззиуу, кчж-кчж, дын-дын-дын-дын-дын, иу-уу-бххх…– Стоп, стоп! А то тебя уже не уймешь. Итак, в игре ты представляешь парадную сторону войны.
– Как это?
– И не клевещи на гуманное искусство кино.
– Ну, я пойду.
– А в цель войны ты играешь?
– Как это?
– Так это. Сражаешься и представляешь, за какое дело ты сражаешься.
– Я пойду?
– Значит, убиваешь и даже не интересуешься, за что?
– Ну, я пошел.
– Но почему бы тебе не поиграть в счастливую жизнь: все трудятся на производстве, выращивают различные злаки. Все веселые, довольные. А?
С неожиданным жалобным смущением (а ты, мол, не будешь смеяться?):
– Я пробовал так играть – ну там, когда все счастливы, трудятся там… неинтересно.
– Тебе не нравится счастливая жизнь?
– Жизнь нравится. А играть неинтересно.
– То есть твоя нервная система нуждается в более острых впечатлениях, но не ценой серьезных опасностей?
– Я пошел!!!
Еле удерживаю, этот новенький организм недостаток силы возмещает страстью. И в меня кое-что переливается – вот она, мать-Земля для нас, слабосильных Антеев.
Но было неосторожно задерживать этот водопад – а расплачиваются несчастные коротышки. Битва без победителей, и разноцветный, всех цветов кожи, комок в итоге. Термоядерная эра.
Достойный финал диалога «Мудрец и Человечество» – Человечество, как обычно, всего находчивее выступило с репликами «как это?» и «ну, я пошел».
– Утихомирился бы ты, братец. Ничего из-за тебя не соображаю.
Сражение переходит на шепот, но звуки боя очень быстро нарастают, будто приближаешься к театру военных действий, и через минуту в комнате снова бушует огненный смерч. Гашу щелбаном, и так до трех раз. Хватит.
– Сядь-ка лучше почитай.
– Я больше не буду шуметь.
– Не в этом дело. Надо же тебе учиться читать.
– Ну честное слово, я больше не буду!
– Говорю же, не в этом дело. Просто я боюсь, что ты вырастешь дураком. А что я буду делать с дураком? А в книгах собран весь ум.
– А в чем собран глуп?
– Тоже в книгах. Но в других. Глупость, впрочем, и не надо собирать, она – это все, что не ум.
Теперь последить только, чтобы не взялся за что-нибудь из того тоненького и цветастенького, что ему дарят гости, которым неловко являться без подарка для ребенка. Кажется, все. Нет, опять:
– Я еще с Ленькой сегодня буду разбираться. Прреддатель! – это детским ангельским голосочком. – Он был за нас с Ромкой, а вчера перешел к Димке.
Да, не ангелочки они, а наши с тобой дети, близкая родня по общему пращуру, – ведь Авель, кажется, был бездетен? Я-то, впрочем, подозреваю, что все это трепотня – насчет роковой Каиновой печати на человеческом роде. Когда люди поймут по-настоящему, что удаль их выходит им боком, и попритихнут. Их (нас) может утихомирить лишь стопроцентная неотвратимость.