Муля, не нервируй… Книга 2

— Ну, ничего себе заявочки! — прошипела Марецкая, нагнулась к Завадскому и что-то начала горячо вещать ему на ухо.

— Участие в постановке, – добавил я, и все притихли и переглянулись, а я уточнил, — имеется в виду совместное с режиссёром создание концепции спектакля, а также подбор актёрского состава. И последнее – партнёрство с режиссёром как равной, а не подчинённой. У меня всё.

Ох что тут началось!

— Это безумие! — закричал Завадский, — Фаина, гоните его! Он же сумасшедший! Я вам предлагаю ещё раз подумать и принять моё предложение на роль!

— Вот раскатала губёнку, — хихикнула Марецкая и опять нагнулась к уху Завадского.

— Нужно сократить требования! — поддакнул какой-то незнакомый мне режиссёр.

— Это невозможно!

— Позор!

— Фаина Георгиевна, я предлагаю роль матери Гамлета!

— В нашем театре нет возможности для отдельных гримёрок! Так что, нам нужно распрощаться с искусством?!

Я сидел и терпеливо ждал, когда первый ажиотаж, вызванным потрясением непомерными требованиями, спадёт.

Когда страсти чуть улеглись, я опять встал:

— Товарищи! — тихо сказал я, — взамен я предлагаю вам работу лучшей актрисы драматических ролей. И гарантией её работы будет вертикальный взлёт любой постановки, где она будет играть. С последующим выходом на европейскую сцену.

— А если не будет взлёта? — хохотнул здоровый лысый мужик, который хотел ставить «Старуху Изергиль». — Что тогда?

— Тогда я лично верну все деньги, затраченные на работу с Фаиной Георгиевной, в тройном размере, — сказал я и все ошеломлённо затихли.

Ночь набирала обороты, каскады электрических огней освещали Москву, и было светло, словно днём. Пахло распускающимися травами и цветами и весной. Мы шли втроём: я, Зина и Фаина Георгиевна.

Так-то Зина хотела прогуляться со мной наедине, её распирало от эмоций. Особенно, когда я отправил её танцевать с другими режиссёрами, чтобы спокойно поговорить с Капралов-Башинским.

Но я специально захватил с нами и Фаину Георгиевну. Во-первых, не хотел, чтобы какой-нибудь ушлый режиссёр воспользовался состоянием нашей примы и завербовал её к себе в театр на глупых кабальных условиях. Во-вторых, я хотел поскорее спровадить Зину (как же она мне надоела!) и спокойно поговорить со Злой Фуфой.

Зина всю дорогу щебетала, восторгалась, что-то там болтала. И мы с Фаиной Георгиевной аж вздохнули с облегчением, когда удалось её, наконец, сплавить домой.

— Муля, ты что это накрутил такое? — с возмущением в голосе произнесла она, — ты выставил меня на всеобщее посмешище! Завтра вся Москва будет гудеть, что старуха Раневская выдвинула такие требования. А с нею никто из режиссёров работать не хочет. И вот зачем?

— Фаина Георгиевна, дорогая, — мягко проговорил я, — нам понемногу удалось сломить эту стену. Сейчас все режиссёры наперебой захотели вас к себе. Почему бы не воспользоваться ситуацией?

— Ну и как ты это представляешь?

— Турне по Европе с показом спектаклей в Ла Скала, Комеди Франсез и Ковент-Гарден, — скромно сказал я.

Фаина Георгиевна аж остановилась и посмотрела на меня с изумлением:

— Ты в своём уме, Муля? — печально спросила она, — у меня есть один знакомый, профессор Ройтенберг. Он отлично лечит душевнобольных. Даже в самых запущенных случаях. Я могу похлопотать за тебя.

— Спасибо, Фаина Георгиевна, — усмехнулся я. — Верьте мне, и вы уже скоро будете блистать на лучших сценах Европы.

— А сейчас кого ты считаешь, мне следует выбрать из режиссёров? — всё также грустно спросила Фаина Георгиевна.

Похоже, она мне ничуть не верила. Но спорить не захотела. Или не решилась.

— Я склоняюсь к Капралову-Башинскому, — ответил я, вспомнив, чем закончился наш разговор.

— Он же посредственность, — буркнула она недовольным тоном.

— Тем проще нам будет с ним работать, — ответил я, — вы сколько лет проработали с гениальным Завадским и чем для вас всё это окончилось?

— Это всё Верка, — вздохнула она, намекая на Марецкую, но тут же просияла, — а ты видел, как её корёжило, когда за меня пили?

Я кивнул.

— И Любаня дулась, — она хихикнула, — ну и пусть позавидует. Ей полезно.

— Но пока вы продолжите работать у Глориозова. Он мне сильно должен.

— А потом?

— А потом мы начнём покорять мир.

Я провёл Фаину Георгиевну домой (сейчас она вернулась к себе, так что комната в коммуналке была закрыта). А сам пошёл домой.

В квартире, невзирая на столь позднее время, было светло. Все бегали, ругались, суетились.

На кухне рыдала Полина Харитоновна.

— Полина Харитоновна! Что случилось? — с тревогой спросил я.

— Ох, Муля, ты даже не представляешь, какая беда! — она смахнула слезу, губы её дрожали, — эта свинья Лилька сбежала с гадским Жасминовым. А Гришка напился и в отместку поджёг его театр!