Муля, не нервируй… Книга 2

— Пахнет какой-то непонятной авантюрой, — недоверчиво покачала головой Фаина Георгиевна.

— А это и есть авантюра, — пожал плечами я, — но с чего-то же начинать надо. Начнём с авантюры.

— И какова конечная цель? — прищурилась Злая Фуфа.

— Цель скромная — вы должны выйти за границы СССР и уделать Америку, — сказал я, и Фаина Георгиевна вытаращилась на меня, словно на привидение.

— Муля, ты в своём уме? Как ты это всё представляешь? Рассказывай давай всё!

— Нет! — покачал головой я, — мы так не договаривались. Я и так открыл вам первую часть моего гениального плана. А потом всё будет зависеть от того, насколько вы справитесь и насколько будете послушной девочкой.

— Но…

— Да, разговор со Сталиным тоже предстоит, — кивнул я и закруглил этот диалог, — нам пора, Фаина Георгиевна, там же Герасим погибает. Нехорошо бросать человека в беде.

— А Большаков? — не унималась она.

— Его я беру на себя, — отмахнулся я и гостеприимно раскрыл дверь, — а сейчас прошу на выход!

А на кухне царила суета. Герасим уже сидел за столом и плакал, его шея была перевязана, точнее, обмотана бинтами не первой свежести. Перед ним стояла бутылка самогона и стакан, и туда услужливо подливала Белла. Рядом бестолково суетились Полина Харитоновна, Гришка и Муза.

— Ну что тут у вас? — спросил я, когда мы с Фаиной Георгиевной вошли на кухню.

— Герасим вот, — хмуро кивнула на него Белла и вздохнула.

— Вижу, что вот, — сказал я и перевёл взгляд на Герасима, — рассказывай.

Тот поднял на меня покрасневшие глаза. В них плескалась такая боль, что у меня аж мурашки по коже пробежали.

— Зачем? — тихо спросил я.

— Так… — прохрипел Герасим и махнул рукой.

Я посмотрел на соседей, которые с любопытством грели уши, и сказал:

— Так, товарищи соседи, освободите помещение, пожалуйста. Нам с Герасимом поговорить надо.

— Мы тоже хотим знать! — заявила Полина Харитоновна категорическим тоном.

— Белла и Фаина Георгиевна могут остаться. Остальных прошу покинуть кухню, — мой тон не допускал возражений.

Полина Харитоновна фыркнула и ушла с прямой спиной, демонстративно чеканя шаг. Гришка показал мне незаметно кулак и ретировался следом. Муза упорхнула незаметно. А вот Фаина Георгиевна плюхнулась рядом за стол и сказала Белле:

— И мне налей. Только не так, как ему, поменьше.

— Нет, — сказал я, — уже поздно и никто пить не будет.

— Но… — возмутилась Злая Фуфа, а я ответил чуть более жёстко, чем следовало:

— У вас завтра репетиция у Глориозова. Всем остальным на работу.

Фаина Георгиевна вздохнула, но перечить не стала.

Герасим дрожащей рукой потянулся к стакану, но я его отодвинул дальше:

— Пить не будет никто! А теперь рассказывай.

— Да что там рассказывать… — замялся тот.

— Всё. Зачем в петлю полез?

— Дык…

— Что дык?

— Валюха… Нонна… — Герасим опять шмыгнул носом.

— Что Валюха? Да говори ты! — я уже начал терять терпение.

— Сказала, что замуж за меня не пойдёт, — вздохнул Герасим, и голос его задрожал.

— И ты из-за этого решил покончить с жизнью? — не поверил я, — всю войну прошел. Выжил. А тут из-за какой-то хвойды решил наложить на себя руки? Грех на душу такой взять?

Герасим молчал, понуро склонив голову.

— А что, в Москве баб больше нету? — продолжил допрос я. — Какую ты хочешь? Чёрненькую? Беленькую? Рыжую? С большими сиськами? Худую и плоскую?

— Дело не в бабах, — вздохнул Герасим, — Валюха… Нонна сказала правду…

— Что за правду? — пытаясь сдержать нецензурное слово, повторил я.

— Про меня…

— Да говори ты! — возмутился я.

— Она сказала, что я никчёмный и жизнь моя никудышная, — Герасим поднял на меня больные воспалённые глаза, полные боли, — а ведь она абсолютно права, понимаешь, Муля? И я подумал, я прожил сколько лет, а толку-то нету… И такая меня досада взяла…

— Идиот! — зло пошипел я, — а то, что Родину защищал, сколько жизней спас — это пустая жизнь? А то, что под пули шел ради детей и женщин наших — это никчёмно? Да ты придурок! Полный идиотический придурок! И эгоист! Сколько матерей не дождались своих детей с войны, сколько они слёз пролили! А ты вернулся! Живой и здоровый! Относительно здоровый! И теперь решил в петлю лезть из-за слов какой-то дуры?!

Я уже завёлся так, что от злости аж пальцы на руках подрагивали.

— А почему она тебе так сказала? — вдруг влезла Фаина Георгиевна, — не может быть, что она вот так вдруг на пустом месте тебе такое сказала?

— Ну… я… — покраснел Герасим.

— Да не тяни ты муму, Герасим! — рыкнул я, и Фаина Георгиевна, и Белла захохотали.

Герасим и себе чуть усмехнулся и уже более спокойно сказал:

— Да я её за жопу потрогал, — он так вздохнул, словно ребёнок, у которого отняли конфету.

— И? — поторопил его я.

— А она по рукам мне дала и всё это сказала, — вздохнул Герасим, — и с такой ненавистью. И ещё потом сказала, что замуж за меня не пойдёт. Лучше в колхоз вернётся.

— Ой, да не переживай ты так, Герасим, — ни к селу, ни к городу влезла Белла. — Я тебе такую жену найду, что все упадут от зависти. Есть у меня на примете одна женщина. Хорошая женщина. А пироги какие она печёт…

Но Герасим надулся и упрямо смотрел в одну точку, желваки на его скулах так и ходили туда-сюда.

И я не выдержал и рявкнул:

— Так! В общем так! Герасим! Слушай сюда! У тебя два варианта. Первый. Пусть твоя эта Валюха-Нонна укатывает к едрене-фене в родной колхоз дояркой. Посидит в селе, брюкву поокучивает. Подумает. Поймёт, что потеряла. А ты за это время меняйся. Я подскажу тебе, как за себя взяться. Так-то Нонна права. Посмотри на себя: небритый, грязный. Перегаром от тебя вечно прёт. Какой бабе такое счастье нужно? Вот приведёшь себя в порядок и поедешь за ней. Уверен, через месяц-второй она передумает.

— А второй? — тихо спросил Герасим.

— Что второй? — не понял я.

— Второй вариант?

Ух, я и вспылил! Все хотят, чтобы им решение их проблем поднесли на блюдечке.

И я рявкнул:

— А второй вариант простой! Белла! Где там верёвка? Отдай Герасиму и пусть идёт к чертям собачьим вешается! Слюнтяй! Задолбал уже!

Герасим аж икнул от неожиданности, а меня несло:

— Только имей в виду, что на твои похороны я не приду! И никто из соседей не придёт. Зароют как собаку!