Муля, не нервируй… Книга 3
Шрифт:
— Трикотин-букле у нас закончился, — пискнула девушка у ближайшей машинки.
— Точно, трикотин-букле нету, — покачала головой Галиночка.
— Хватит! Хватит! — забеспокоился я.
— А ещё есть бобрик, бархат, полубархат и фланель, — хмыкнула Галиночка и девчата захихикали.
— И вельвет, — хихикнула та неугомонная девчонка.
— И маркизет, — поддакнула вторая.
Я понял, что меня поддразнивают, но демонстративно с напускным ужасом схватился за голову.
Это вызвало весёлый дружный смех.
— А есть что-то, чтобы было похожее… эмм… — и я подробно расписал
Очень уж мне не хотелось, чтобы мой костюм был из какой-нибудь креп-жоржетовой ткани. Или, не к ночи будь упомянут, из бобрика.
Галиночка задумалась. Задумались и девчата. Даже строчить на машинках перестали и повернулись к нам.
Повисла пауза.
Я уж было решил, что не выгорело, и придётся носить из креп-жоржета и из бобрика, когда Галиночка просияла:
— Есть! Есть у меня такая ткань! Её мало. Но на один костюм хватит. Стойте здесь, я сейчас! — она метнулась куда-то в боковую подсобку и буквально за каких-то пару минут притащила большой отрез ткани.
Я с интересом пощупал её — очень даже похоже на джинсу.
— Ух ты! — обрадовался я, — это оно!
— Это наша ткань, выпущенная на заводе «Большевичка». Называется «Орбита»*, — объяснила Галиночка.
В общем, костюмы я заказал, и мы расстались очень довольными друг другом.
По дороге к дому Адияковых, Надежда Петровна сказала:
— Не знала, что ты так в модах разбираешься.
— Так в Комитете по искусствам работаю, — отмазался я, — у нас и лекции постоянно и фильмы заграничные показывают. А потом всё объясняют…
Надежда Петровна недоверчиво посмотрела на меня, но переспрашивать не стала.
Мы ужинали на кухне. Она у Адияковых была большая, так что по-семейному, то можно было ужинать и там. А вот для гостей накрывали в столовой, смежной с залом.
— Возьми ещё кусочек курочки, — Надежда Петровна, как и всякая женщина, любила кормить мужчин, а уж собственного сына, и подавно.
Она положила мне на тарелку очередную порцию мяса, и я понял, что ещё чуть-чуть и я лопну.
— Тебе нравится Валентина? — с мягкой улыбкой спросила она и, не дав мне ответить, торопливо сказала, — такая хорошая и воспитанная девочка.
Ответить я не успел — в дверь сильно застучали.
— Что это?! — перепугалась Надежда Петровна.
Стук повторился. Ещё более требовательно.
— Сиди здесь, я пойду посмотрю, — ответил я и встал из-за стола.
— Может, не ходи? — неуверенно произнесла Надежда Петровна, но я уже вышел.
В дверь тарабанили и тарабанили.
Я открыл. На пороге стоял небритый мужичок, явно подшофе, и вызывающе смотрел на меня:
— Лариску позови! — потребовал он.
— Здесь такие не живут, — ответил я и хотел уже захлопнуть дверь, как тот быстро вставил ногу между дверью и дверной коробкой.
— Я те чё сказал, баклан! — судя по приблатнённому лексикону, это был какой-то местный криминальный элемент, явно из мелких.
— Ногу убрал! — тихо, но угрожающе велел я.
Мужик не внял.
Тогда я двумя пальцами ухватил его за нос и чуток провернул. Мужик взвыл и отшатнулся. Нос его начал багроветь и увеличиваться на глазах.
— Я тебе русским голосом сказал,
нету тут Лариски, — прошипел я, — иди отсюда!И для дополнительной аргументации я дал ему пинка ногой.
Пинок получился не болезненным (так как я был в домашних тапочках), но довольно обидным.
Однако мужик ругаться, а тем более драться со мной не рискнул. Ретировался.
А я вернулся обратно на кухню.
— Кто это? — с тревогой спросила Надежда Петровна.
— Дверью ошиблись, — не стал вдаваться в подробности я.
Домой я вернулся поздно. На кухне курил, задумчиво глядя, как сигаретный дым тает в форточке. Размышлял о том, что завтра ещё денёчек на работе, а вот послезавтра мы едем на природу. Только для всех это будет отдых, а вот для меня — работа. И во время этого «отдыха» мне нужно будет решить целый ряд вопросов. От них будет многое зависеть.
Я так задумался, что пропустил, когда на кухню вошла Муза:
— Муля, добрый вечер, — улыбнулась она, — ты всё куришь? А ведь обещал бросить.
— Оставил себе две сигареты в сутки, — вздохнул я, — а то если резко отказаться полностью, то это будет ненадолго.
Она кивнула. Набрала в графин воды из-под крана, но не уходила. Растерянно топталась, чего-то ждала.
— Как у вас дела, Муза? — спросил я.
— Софрона посадили на два года, — вздохнула она тяжело. — А в остальном всё нормально.
— А работа ваша как? — известия о е брате я пропустил мимо ушей, решил не заострять. — Нравится в зоопарке? Не жалеете, что туда ушли?
— Нет, не жалею, — серебристым колокольчиком рассмеялась она, — я сейчас в двух секциях, — с молодняком копытных. На выпойке и с млекопитающими. Там девушка одна в отпуск уехала, так я её заменять вызвалась. Успеваю и там, и там. Так вот там, у них, такие смешные малыши большеухой лисицы! Вы даже не представляете! Жаль, что Коленьки сейчас нету — вот бы он порадовался.
Она вздохнула, вспомнив о неприятностях, выпавших на долю Пантелеймоновых.
— И Лиля уезжает, — вздохнула она.
— Это не навсегда, — ответил я, — и Лиля с Гришкой, и Софрон — все скоро вернутся.
Муза вздохнула и кивнула.
— Так что вы сказать хотели? — подтолкнул её я.
Муза чуть помялась, но потом призналась:
— Муля, я посоветоваться хотела.
— Слушая, — сказал я.
— Муля, меня замуж зовут…
* Автор в курсе, что ткань «Орбита» появилась значительно позже, но роман фантастический, так что предлагаю принять это допущение.
Глава 17
— Ух, тыыы! — обрадовался я и совершенно искренне сказал, — очень рад за вас, Муза.
— Погодите, Муля, — Муза замялась.
— Что-то не так? Вас что-то смущает в избраннике? Или вы в принципе не хотите пускать посторонних в свою жизнь?
— Да нет, — вздохнула Муза, — я так устала от одиночества…
Я еле-еле сдержался, чтобы не спросить, мол, а как же Софрон и его Зайка, но не стал, посчитал, что это будет неэтично и жестоко по отношению к ней. Она и так натерпелась. А вслух сказал другое: