Муля, не нервируй… Книга 4

— Букет! — ахнула Фаина Георгиевна и всплеснула руками.

А Жасминов нечутко заржал.

— Ярослав! — голос Ложкиной налился сталью. Из Глашиной комнаты с вороватым видом выбрался Ярослав. Руки его тоже были перемазаны жёлтыми пятнами.

— Что у тебя с руками? — ахнула Муза. — Что это?

— Ерунда. Йод это, — пробормотал Ярослав, втягивая шею от осознания того обстоятельства, что его засекли.

— Ты зачем это сделал? — спросила Белла, рассматривая Букета словно патологоанатом особо замечательный труп.

— Красиво же, — коротко сообщил Ярослав и посчитав, что инцидент исчерпан, поплёлся куда-то в коридор.

Варвара Карповна мигом подхватилась и выскочила следом. В коридоре послышался шум, что-то грохнуло, охнуло. Буквально через полминуты вернулась Ложкина с поджатыми в тоненькую ниточку губами. Она была сердита. За ней с подчёркнуто равнодушным и абсолютно независимым видом вошёл Ярослав и сел за стол. Одно ухо при этом у него было ярко-красным и своими размерами значительно превышало второе.

— Горе моё! — понурилась Ложкина, обречённо кивнув на Ярослава. — Ничего не можем с ним сделать. Уж сколько я его лупила, сколько Пётр Кузьмич замечания делал — хоть кол на голове теши! Людей же стыдно!

Она тяжко вздохнула. Хлопнула полную стопку самогона и, даже не закусывая, продолжила жаловаться притихшим от такого поворота соседям:

— Ну, вот как нам жить?! Что нам делать?! Пётр Кузьмич только-только председателем сельсовета стал, нужно репутацию и авторитет зарабатывать, это же деревня! А тут это чудовище! — Ложкина нервно схватила стопку, обнаружила, что та пустая, сердито шмякнула её обратно и принялась жаловаться дальше, — недавно соседям он что сделал? Что ты сделал Шмаковым, а, Ярослав?! Отвечай! Хвастайся давай людям! Пусть знают!

Ярослав покраснел и хрипло выдавил, опустив голову низко-низко:

— Ничего я не сделал…

— А кто им весь забор и ворота маками разрисовал?

Ярослав отвернул голову и не ответил.

— Ну, вот зачем вы его ругаете, Варвара Карповна? — попыталась заступиться за подростка сердобольная Муза, — маки на воротах — это же красиво. Это же искусство. Мальчик тянется к прекрасному…

— А ничего, что на Шмаковых на селе дразнят «маками»?! И они это слово слышать не могут! Иван ихний как услышит — сразу звереет! С кулаками сразу бросается. Утром встают — а у них все ворота в маках! Всё село неделю животы надрывало!

Жасминов и Белла заржали. Более деликатные Дуся и Муза спрятали улыбки, опустив головы. И только Фаина Георгиевна, в характерной для себя манере сказала:

— Вот жопа!

Ярослав на это не отреагировал никак, взял с тарелки оладушка и, макнув его в варенье, принялся флегматично жевать.

— Простите его, Фаина Георгиевна, — покаянно сказала Ложкина и вздохнула. — Так неудобно вышло… Хотите я вам деньгами компенсирую? Или новую собаку куплю? Пекинеса даже!

— Да вы что! — замахала руками Злая Фуфа. — Я своего милого Букетика ни на что не поменяю! Даже на пекинеса!

— Но мы…

— Ничего же страшного не случилось, — отмахнулась Фаина Георгиевна, — ну облагородил ребёнок немного Букета. А что, очень даже живенько получилось. Мне так даже нравится. На тигра чем-то похож.

— Скорее на скунса, — ни к селу, ни к городу вставил свои пять копеек Жасминов. — Вонючка.

Все с осуждением посмотрели на него, а Ярослав хихикнул. Но под мрачным взглядом Варвары Карповны умолк и потянулся за новой оладушкой.

— Мы думали с Петром Кузьмичом, думали, — продолжала жаловаться Ложкина, — ну никак спасу с ним нету. И решили отдать его в суворовское училище. Там дисциплина. Маршировать там будет. Красота. Авось вся эта дурь из головы вылетит…

— Так вот вы зачем приехали, — сказала Белла, — а что, правильно. Петру Кузьмичу некогда, от него теперь всё село зависит. А слабая женщина для такого оболтуса не авторитет. Так что всё правильно.

— Ну, и я говорю… — подхватила Ложкина, но Фаина Георгиевна её перебила категорическим голосом:

— Нельзя ему в суворовское!

Все аж умолкли и изумлённо уставились на неё.

— Почему это нельзя? — нарушила тишину Ложкина.

— Потому что он творческий, — вздохнула Злая Фуфа и, видя недоумение соседей, пояснила. — Его воинская дисциплина просто убьёт. Нет, нельзя ему туда идти. Он ранимый. Он в душе художник. Или даже скульптор. Тут смотреть надобно. Правильно ведь я говорю, Муля?

Как раз в этот момент тигроподобный Букет в боевой раскраске прошествовал через всю кухню в коридор. Все проводили его смущёнными взглядами.

— Сложно сейчас что-то говорить, — на всякий случай ушёл от прямого ответа я, — за один вечер и одну шалость выводы делать преждевременно. Нужно время…

— Так мы аж на две недели приехали! — «обрадовала» всех Ложкина. — Пока медкомиссию пройдём, документы ещё нужно дособирать, он же сирота по документам. Как раз понаблюдаете.

— Вот и хорошо, — одобрила Злая Фуфа. — Муля понаблюдает. Да, Муля?

Пришлось согласно кивнуть. Мы с Ярославом переглянулись: ни меня, ни его эта идея особо не вдохновляла, но спорить сейчас было нерационально — тёпленькие соседи вполне могли удариться в педагогику.

— А где вы ночевать будете? — спросила Муза и я аж вздохнула — разговор перевели на другие темы и от меня отстали. Кажется, Ярослав вздохнул тоже.

Общим решением поселили их в бывшей комнате Пантелеймоновых: Ложкина будет спать на диване, а для Ярослава Белла выдала раскладушку. Так что все были довольны. Ну, разве что, кроме Жасминова, которому пришлось вернуться обратно в чуланчик. Но его особо и не спрашивали.

Утро не задалось: после вчерашней весёлой гулянки, которая затянулась далеко за полночь, я был хмур и недобр. Но на работу идти надо было, поэтому встал, собрался, категорически отказался от предложенного Дусей завтрака и пошёл трудиться.

Как назло, солнышко было ласковым, весело щебетали птички, благоухали гладиолусы на клумбах, — в общем, придраться, увы, было не к чему. Так и до работы незаметно дошёл.

А на работе была новость. Которую мне сразу же и поведали дорогие коллеги.

— У нас новый начальник отдела! — сделав большие глаза, сообщила Лариса.

— Начальница. Татьяна Захаровна, — поправила её Мария Степановна, а потом немного подумала и всё-таки добавила, — из Института философии перевелась. Кандидат наук. Очень требовательная. Так что ты бы прекращал опаздывать, Муля…

Она выразительно посмотрела на часы.

— До начала рабочего дня ещё три минуты, — буркнул я.

— А вот Татьяна Захаровна считает, что служащие должны приходить на пятнадцать минут раньше, — сообщила она и пожала плечами, мол, я предупредила, а дальше сам уже.