Муля, не нервируй… Книга 4

При виде взмокшего меня, вахтёр (сегодня был какой-то дедушка) даже спрашивать не стал, к кому я иду. Почтительно пропустил.

Ну, а что, я в костюме, при галстуке, весь мокрый, потный и с увесистым узлом впереди себя. Впечатляющая, должно быть, картина получается.

Я позвонил в знакомую дверь и долго ждал, пока мне откроют.

Открыла мне, конечно же, Нюра. И вид у неё стал очень удивлённый.

— Это вы, Иммануил Модестович! А почему вы звоните? Надо было сразу заходить.

— Заходить?

— Ну да, все так делают, — вздохнула она и пожаловалась, сердито кивнув на закрытую дверь в комнату, — все, кто к Фаине Георгиевне приходит. Только давно уже никто не приходит. Она же не разрешает дверь запирать. Всегда дверь приоткрытой оставляет. А я ей говорю, хулиганы ходють, бандюганы опасные, с ножами, а она говорит…

Я молча ткнул тяжеленный узел с Дусиными гостинцами ей в руки, прервав поток сознания, и отрывисто велел:

— Быстро сооруди Фаине Георгиевне перекус!

— Так она не хочет ничего, — заблажила домработница.

— Ты не слышала? — я свирепо нахмурился, Нюра вспыхнула и унеслась на кухню.

Вот так-то оно более правильно будет.

Тем временем, сам я подошел к комнате Раневской и постучал пару раз в дверь.

— Можно?

Из комнаты послышался какой-то шорох, и что-то грюкнуло, затем пару раз пролаяли, затем опять шорох.

— Фаина Георгиевна! — громко сказал я, — это Муля! Даю вам две минуты, если нужно одеться, и захожу! Чтобы потом не рассказывали, что я ворвался к вам в спальню, чтобы посмотреть на ваши панталоны!

Внутри комнаты что-то заворчало, стукнуло, грохнуло, кто-то ойкнул, опять пролаяли, что-то проворчало и наступила тишина.

— Фаина Георгиевна! — предупредил я ровно через две минуты (но если честно, то три), — я захожу! Если не успели одеться, я не виноват! Я предупреждал!

Ответа не было, и я вошел.

И сразу был облаян какой-то дворнягой. Мелкая псина свирепо тявкнула на меня пару раз и торопливо спряталась за креслом. Не видя моей реакции, она опять выскочила и попыталась возмущённо тяпнуть меня за ногу.

— Фу! — строго сказал я.

От неожиданности дворняга обалдела, перестала лаять и плюхнулась на задницу. У неё были кривые лапы, взъерошенная шерсть и массивный зад с куцым облезлым хвостом.

— Он меня защищает! — своим неподражаемым голосом величественно сообщила мне Злая Фуфа.

Она, словно монумент, застыла в своём любимом кресле, в бархатном халате, с высоко поднятой головой. Казалась, так она здесь сидит целую вечность. Вот только смятая постель на кровати и отпечаток подушки на её щеке предательски выдавали действительность.

Но я сделал вид, что не заметил такую мелочь. Подумаешь!

— Как её зовут? — вежливо спросил я, чтобы начать светский разговор.

— Это он! — гордо произнесла Фаина Георгиевна и сварливо добавила. — Самэц!

— Да? — удивился я, внимательно и пристально рассматривая непонятное существо, больше напоминавшее помесь Ждуна и Чупакабры из моего мира.

От такого моего пристального внимания собака с досадой чихнула, обдав нас слюнями, и юркнула (точнее «юркнул», раз это «он») за кресло.

— Его зовут Букет! — сообщила Фаина Георгиевна с таким величественным видом, словно это как минимум какой-нибудь император Рима.

— Разве что букет сорняков, — проворчал я из вредности. — Репейник и пырей ползучий.

Фаина Георгиевна уязвлённо поджала губы:

— Зато он очень умный.

В подтверждение сказанного пресловутый Букет опять выскочил на середину комнаты и зашёлся в исступлённом лае. Правда хватило его ненадолго, он снова раздражённо чихнул и потрусил к креслу, виляя задницей, как портовая шлюха. Там он шлёпнулся на пятую точку и зачем-то завыл.

— Уй ты мой халёсинький! — засюсюскала Фаина Георгиевна и подняла сияющий взгляд на меня. — Ревнует меня ко всем. Золотце, правда же?

Я взгляды Фаины Георгиевны на «золотце» не разделял, но сейчас было не время выяснять это. Поэтому я завёл разговор о том, ради чего, собственно, пришёл:

— Что случилось у вас, Фаина Георгиевна?

— Ничего не случилось, — величественно отрезала она и закурила, демонстрируя, что говорить нам не о чём и разговор закончен.

Но я в такие игры играть тоже умею. Поэтому я спросил прямо, без реверансов:

— Вас что, опять из театра выгнали?

— Кто-о-о-о? Глориозов? Меня? — фыркнула Фаина Георгиевна, — ещё чего!

— Нет, Завадский, — тихо сказал я.

— Завадский! Завадский! Никогда, Муля, ты слышишь? Никогда! Не произноси! При мне! Это! Имя!

— Таки с ним поругались? — удручённо покачал головой я. — Он вам не заплатил за работу?

— Я о нём вообще не желаю больше говорить! Он великий человек, он один вместил в себя сразу Ноздрева, Собакевича, Коробочку, Плюшкина — терпеть его не могу! — взорвалась Фаина Георгиевна, а потом вдруг миролюбиво добавила, — дело вообще совершенно в другом.

Она замялась, а потом решительно произнесла:

— Завадский, конечно, гад ещё тот! Но он честный гад. И деньги он выплачивает всегда. Мало, но выплачивает.

— Тогда где деньги?

— А чего ты вообще прицепился? — с подозрением посмотрела на меня Злая Фуфа, а потом не удержалась и добавила, — откуда ты вообще про деньги это взял? Тоже претендуешь на наследство?

А злобный пёсик Букет высунул голову из-под кресла и мрачно на меня гавкнул.

Тут в коридоре послышались шаги и в комнату без стука вплыла Нюра. В руках она держала поднос, на котором были Дусины оладушки, творог, котлеты и прочая еда.

— Вот, — сурово сказала Нюра, — вам поесть надобно.

И поставила поднос на журнальный столик, прямо рядом с пепельницей.

— А ты почему не стучишься, когда заходишь? — проворчала Фаина Георгиевна, но это было беззлобно, больше для порядка.

Нюра также беззлобно отреагировала:

— Ой, да какая прям разница!

Видно было что эти разговоры у них ведутся постоянно и все к ним давно уже привыкли и воспринимают как некую игру.

— Теперь ты, Муля, как порядочный мужчина, должен на мне жениться, — печально молвила Фаина Георгиевна, выпустила струю дыма и вдруг трубно расхохоталась.