Муля, не нервируй…
Шрифт:
В коммуналке я уловил странный, но приятный, запах. От которого аж сердце сжималось.
Быстренько отнёс вещи в комнату и прошёл полюбопытствовать на кухню.
И всё понял.
Это был запах моего детства. Знакомый и такой любимый.
У плиты стояла Лиля и делала леденцы из жжённого сахара в ложках!
Я подошел как раз к концу процесса, когда она смочила ложки с леденцами водой прямо под краном и выложила на тарелке.
— Привет, — улыбнулся я, — а я-то думаю, чем здесь пахнет так вкусно?
— Привет, — вернула мне ответную улыбку Лиля и принялась отмывать
Она грустно вздохнула, а я мысленно усмехнулся.
— Как там новый сосед ваш? Притёрлись уже?
— Орфей? — на Лилиных щеках появился румянец, который изумительно ей шёл. — Он замечательный! И такой талантливый! И такой одинокий!
Её глаза затуманились, а я впервые подумал, что убирать Гришку аж на неделю из дома было отнюдь не самой лучшей идеей.
Но сказать ничего не успел, Лиля сообщила:
— А ты где весь день был? Тебя какой-то парень искал.
Парень? Вряд ли это с работы. У нас всех сотрудников погнали на субботник, на разные объекты, но всех.
— Что за парень? — спросил я.
Лиля пожала плечами и ответила:
— Парень, как парень. Два раза приходил.
Мы ещё немного поболтали и разошлись, так как было уже поздно.
Хоть спать я лёг почти за полночь, но на работу проснулся вполне выспавшимся и полным бурлящей энергии. Вот что хорошая ванная и замечательный ужин с человеком делают! Чувствую себя так, словно и не проработал всю неделю без выходных.
А на работе, я только зашел на секунду в свой кабинет, чтобы показаться, а затем направился в отдел кадров. Пора разобраться, что собой представляет этот странный мажорчик-бунтарь Муля Бубнов.
Очевидно, всё искусство СССР было сосредоточено именно в отделе кадров. Иначе я никак не пойму, почему под этот отдел была отведена территория практически в пол-этажа. Отдел кадров состоял из трёх отделов: непосредственно самих кадров, канцелярии и архива.
Я пока со всем этим разобрался, чуть с ума не сошёл. Хорошо, что там крутилась одна из подруг кареглазки (имя её я не знал), которая и подсказала куда идти.
— Муля, а зачем тебе отдел кадров? — спросила она, когда я её поймал в коридоре.
— Увольняться хочу, — пошутил я, печально вздохнул, — доконали они меня со всеми этими стенгазетами и дополнительными поручениями безо всякого повода.
— Что за дополнительные поручения? — насторожилась девушка. — И как это увольняться?! Муля, ты что?!
Я рассказал ей о вчерашнем субботнике и как нам с Володей за то, что мы справились быстро, хотели ещё работу Барышникова с дружками накинуть. Понятное дело, о некоторых нюансах я умолчал. Но впечатление создал нужное. Девушка ушла шокированная. Таким образом информационная бомба запущена. И если ответственные товарищи надеялись делишки Барышникова скрыть и сделать меня виноватым, то теперь им будет сделать это значительно труднее.
Ну, а дальше я ещё что-нибудь эдакое придумаю.
— Здравствуйте! — сказал я, заглянув в нужный мне кабинет отдела
кадров.— А! Бубнов! — обрадовалась мне полноватая женщина в роговых очках и с огромной бабеттой. — А я тебя уже искать собиралась.
— Что случилось? — слегка напрягся я.
— Да ты расписаться в приказе должен, — сказала женщина и вытащила откуда-то из недр стола тоненькую папочку, немного в ней порылась и извлекла нужный листочек. — Вот здесь.
— Что за приказ? — с подозрением спросил я, не ожидая от этого ничего хорошего.
— Так мы тебя в комиссию по инвентаризации включили на второй квартал. Так-то ты по графику стоишь на третий, но Галя Пономарева в декрет ушла. А заменить сейчас некем. Придётся выручать.
— Аааа, — пробормотал я, — ну ладно, давайте.
Я аккуратно расписался (хорошо, что на днях потренировался подделывать подпись под Мулину) и спросил:
— Скажите, а можно мне своё личное дело посмотреть?
— Зачем тебе личное дело? — моментально подобралась женщина.
— Да понимаете, — начал на ходу сочинять я, — я же с родителями рассорился и из дома ушел. И оригиналы документов там оставил. А мне нужно номер диплома посмотреть и как специальность полностью называется. Я на заочное поступать хочу. Повышать профессиональный уровень пора.
— Куда поступать хочешь? — с недоверием продолжила допрос кадровичка.
— В литературный институт, — наугад брякнул я, в душе надеясь, что у Мули не филологическое, а то облом будет. — Работаю в Комитете по искусствам, нужно же соответствовать. Работа мне нравится. Хочу, так сказать, глубже погрузиться…
— Ну это правильно, — одобрительно кивнула мне женщина и добавила, — все бы так к работе относились. А то понабирают…
Она резко оборвала себя на полуслове, встала и полезла на стеллажи, аж куда-то на верхние полки. Я смотрел, как она ловко взбирается на хлипкую стремянку и, наверное, успел поседеть, пока она нашла моё личное дело.
— Вот, — пытаясь отдышаться, женщина хлопнула передо мной папку.
Торопливо, чуть подрагивающими от нервного напряжения пальцами, я развязал тесёмки. И взглянул на личный листок по учёту кадров.
С малюсенькой фотокарточки на меня смотрело щекастое лицо Мули. Такое впечатление, что фотку он взял ещё со школы. Что вполне могло быть реальным, так как в эти времена с фотографиями было туговато, и ими не разбрасывались, как в веке цифровых технологий.
В графе «образование» стояло: Московский юридический институт, хозяйственно-правовой факультет, специальность «Правоведение».
Фух! Вот и ладненько. Я, конечно, советского права не помнил от слова совсем, но с таким дипломом Муля может теперь строить карьеру в любом направлении народного хозяйства.
Порадовала графа о том, чем занимались Мулины родственники до Великой Октябрьской Социалистической революции исключительно наукой. Кроме бабушек, те вели домашнее хозяйство. И ещё был перечень родственников за границей, где была указана тётя Лиза, профессор Цюрихского университета (это порадовало, так как по обрывкам из моей памяти, в UZH обучались, в основном, женщины-коммунистки из России, там даже громкое дело против них было).