Муля, не нервируй…

— Не знаю. Спасибо, — вежливо поблагодарил я и постучав дважды, толкнул дверь.

За моей спиной раздался разочарованный выдох.

Ну не судьба, не судьба. Что поделаешь…

Кабинет Бубнова Модеста Фёдоровича был роскошен, как только может быть роскошен аскетический кабинет крупного учёного. На стенах густо висели карты самых разных кусков мира с отметками в виде красных флажков и синих треугольничков. На самом верху, над картами — портреты. Вместо коммунистической триады, здесь была другая, портретная, триада. Правда я затрудняюсь её классифицировать — Ломоносов, Менделеев и Ленин. Ну и, само собой, Сталин. Но его портрет был самым большим и в полный рост. В результате получалась эдакая небольшая картинная галерея.

С одной стороны, у стены, выстроились в два ряда кадки с фикусами, китайскими розами и тому подобным ботаническим гербарием, который почему-то так любят во всех этих советских НИИ. С другой стороны — стояли стеллажи с какими-то колбами, кусками минералов, модельками молекул, книгами и прочим столь необходимым для науки хламом.

По центру всего этого великолепия был массивный письменный стол, ещё дореволюционный, крытый зелёным сукном. К торцу которого был приставлен ещё один стол, но только длинный, очевидно, для совещаний.

За столом восседал лично хозяин кабинета и по совместительству Мулин отчим и что-то писал.

При виде меня он удивился и дёрнул за ворот белого халата, накинутого поверх костюма:

— Муля? А ты что тут делаешь? Что-то случилось? — на лице его отразилась нешуточная тревога.

— Нет, нет, всё нормально, — ответил я, — увидеть тебя захотел. И посоветоваться. Я не сильно помешал, отец? Может быть мне лучше в другое время зайти?

— Да ну что ты! — замахал руками Модест Фёдорович, — Присаживайся, Муля. Ты чай будешь? Или, может, лучше кофе?

— Да, лучше кофе, — кивнул я, мне после вчерашнего сегодня весь день хотелось взбодриться.

— Я тоже не прочь бы кофейку выпить, — улыбнулся Модест Фёдорович добродушной улыбкой, — тогда пошли. Только вон халат накинь, пожалуйста. У нас с этим строго.

В углу на вешалке висело пальто отчима и два белых халата. Я взял один и натянул, не застёгивая.

Модест Фёдорович встал и поманил меня за собой из кабинета. Мы вышли. Немного поплутали по узким и запутанным коридорам, спустились вниз по лестнице, опять поплутали. Ещё спустились и очутились в просторном подвале, похожем на катакомбы, только с ремонтом, от которого отходили дополнительные аккуратные коридорчики.

Модест Фёдорович решительно устремился по одному из них и мы, наконец, вошли в лабораторию. Там тихо гудел вытяжной шкаф, довольно большой, он занимал почти треть помещения. Столы, штативы, шкафы и сейфы с веществами в больших пузатых бутылках и с колбами. У вытяжного шкафа стояла девушка в белом халате и с лабораторными щипцами в руках, прехорошенькая такая шатеночка. Она щипцами переставляла туда-сюда колбочки, которые кипели на водяной бане. При виде нас она ойкнула и смутилась.

— Вот, Машенька, — сказал Модест Фёдорович, — Это мой сын, Муля. Иммануил Бубнов.

Он вконец растерялся и для чего-то добавил:

— Приёмный сын.

Оп-п-па… а папашка-то оказывается явно влюблён.

— Очень приятно, — засияла тёмными, похожими на переспелые вишенки, глазками Машенька, — а я Маша. Мария Сазонова, аспирантка у Модеста Фёдоровича. Буду на следующий год кандидатскую защищать… наверное…

— А вот если бы ты хотела, то могла уже в этом году защититься, — со скрытой отеческой нежностью, но деланно-строго, пожурил её Модест Фёдорович (ха! с отеческой ли?).

— Но там нужно ещё третью главу редактировать, — тихо сказала Машенька и покраснела.

— Признайся, товарищ Машенька, что ты просто трусиха.

Товарищ Машенька вздохнула и, отвернувшись, переставила пару колб. Видно, этот разговор происходил между ними не один раз и все слова, и роли давно были изучены и проиграны.

— Модест Фёдорович, мы титровать завтра решили, — сообщила Машенька, — подождём, когда вторая партия тоже отфильтруется. Чтобы потом два раза не калибровать.

— Ну, и правильно, — кивнул Модест Фёдорович и деловито спросил, — а ты не говорила Клавдии Денисовне, у нас же вроде фенилантраниловая кислота закончилась. Мне Алексей жаловался. Так пусть закажет.

— У Натальи есть ещё немного, — вздёрнула носик Машенька, — на ту партию точно хватит! Так что пусть Алексей лучше не жалуется, а анализ делает!

Она была сердитая и довольно милая. Такая себе маленькая сердитая женщина. Хотя по возрасту она была постарше Мули.

— Машенька, мы с Мулей, собственно говоря, вот почему пришли, — сказал Модест Фёдорович, — хотим у тебя тут кофе попить. Пустишь?

Вроде как в шутку, а на самом деле он же подсознательно обозначает передо мной статус Машеньки. Не думаю, что любая аспирантка может вот так просто взять и не пустить профессора.

— А давайте я сама вам сварю. Такой, как вы любите, — защебетала Машенька.

Модест Фёдорович согласно кивнул и сел на высокий лабораторный табурет. Я посмотрел на него и сел на такой же табурет тоже.

Машенька ловко вытащила из сушильного шкафа чистую коническую колбу, налила туда дистиллированной воды прямо из ёмкости, куда она капала из дистиллятора. А затем поставила на водяную баню греться прямо между кипящими колбами.

— А не лопнет? — забеспокоился я.

— Стекло термостойкое, — отмахнулся Модест Фёдорович, — мы всегда в таких кофе варим.

— И супчик, — хихикнула Машенька, а потом смутилась и умолкла.

Модест Фёдорович сделал вид, что не услышал.

Вода закипела довольно быстро. Машенька достала коробку кофе, отсыпала туда сколько надо и уже через пару мгновений лабораторное помещение заполонил аромат свежесваренного кофе. То ли из-за того, что вода была дистиллированная и не перебивала вкус самого кофе, толи потому что кофе мы пили в таких вот экзотических условиях, но кофе был необычайно вкусным, и я пил его с превеликим удовольствием маленькими глоточками.

Мы пили кофе и болтали на всякие отвлечённые темы, о разной ерунде. Машенька мне в принципе понравилась. По взглядах, которые бросала она на Мулиного отчима, я всё понял.

Когда мы допили кофе, поблагодарили хлебосольную Машеньку и вернулись в кабинет, Модест Фёдорович спросил:

— Ну как?

— Думаю, что она — отличный вариант и ты вполне можешь на ней жениться, — чистосердечно ответил я, а Модест Фёдорович вздрогнул и выронил халат, который до этого держал в руках.

— Ч-что? — ошарашенно пролепетал он.