Муля, не нервируй…

— Садись, — неприветливо буркнул он и взглянул на часы, — мне через полчаса нужно в Министерство трудовых резервов заскочить, так что времени мало. Но мы должны успеть уложиться.

— Уложиться во что? — попытался уточнить я.

— Надо подумать, зачем тебя в первый отдел вызывают и что ты там будешь говорить, — нахмурился Козляткин моей недальновидности. — Есть мысли?

Из мыслей у меня была только одна — органы откуда-то узнали, что я попаданец, и сейчас меня повяжут и сдадут на опыты. Конечно, я понимал, что это фантастическое и абсолютно нереальное допущение, но отчего-то изнутри поднимался какой-то иррациональный детский страх, что ли?

Но нужно было что-то отвечать, время ведь шло, поэтому я сказал, как есть, честно:

— У меня есть несколько вариантов.

— Говори все. Будем думать, — коротко кивнул Козляткин и забарабанил пальцами по столешнице. Эта дробь сбивала. Раздражала. Но я понимал, что причиной этого являюсь я сам. Так что потерплю, куда деваться.

— Первая причина — наш конфликт с Барышниковым, — начал перечислять я.

— Нет, это отпадает сразу! — категорически замахал руками Козляткин, — сам подумай, они же сами нахомутали там и превысили полномочия. А я им давно говорил, доиграетесь. Так что нет, Муля. Дальше давай!

— Второй вариант — из-за моих лекций в Красном уголке? — предположил дальше я.

— Тоже нет, — покачал головой Козляткин, — там на тебя групповое письмо уже подготовили: комсомольцы просят твои лекции ставить ежедневно. И не только комсомольцы будут ходить. А наш бравый комсорг уже даже грамоту «сверху» получил и денежное поощрение.

Меня эта новость царапнула. Терпеть не могу, когда на мне кто-то выезжает и наживается. Ладно, пока отложим этот вопрос. Буквально дня на два.

— Тогда только третий вариант остается, — почесал бритый затылок я, — моя тётя Лиза.

— Что не так с твоей тётей? — нахмурился Козляткин и взглянул на меня с подозрением.

— Она работает в Цюрихе, в университете, — признался я.

— Ну это я знаю. Читал. Она ярая коммунистка, — усмехнулся Козляткин, — друг советского народа. А мы друзьями не разбрасываемся. Даже если они живут и работают в Цюрихе.

— Ну тогда я не знаю, — озадаченно я развёл руками.

— Тогда остается последнее, что я думаю, — понизив голос до еле слышного шепота и наклонившись ко мне, сказал Козляткин.

— Что? — меня разбирало любопытство.

— А то, что вербовать тебя будут, — выдал Козляткин и я аж обалдел, словно пыльным мешком по голове ударенный. Почему-то этот вариант по отношению к себе я не рассматривал.

— Да ладно, — только и смог, что выдавить я.

— Вот тебе и ладно, — поджал губы Козляткин и погрозил мне пальцем, — а ведь предупреждал я тебя, Бубнов — не высовывайся. Но ты же самый умный у нас. Хотел себя проявить. Ну, вот зачем тебе эти лекции нужны были? От них отделу пользы никакой, прошлый раз на пять минут вон опоздал. А какой результат? Что комсорга похвалили грамотой? Нет, Бубнов, дела так не делаются, и я твоей самодеятельностью очень недоволен.

— Так что мне им отвечать, если вербовать и правда будут? — спросил я, повернув разговор в более рациональное русло.

— А это уж тебе самому решать, — увильнул от ответа Козляткин и потупил взгляд, — единственное, что я тебя прошу, Муля, какой бы ты им там ответ не дал — скажи потом мне, чтобы я знал. Договорились?

Я кивнул.

— И я очень надеюсь, что этот разговор останется между нами, — сказал Козляткин. — я тебя просто по-человечески предупредить и поддержать хотел.

Я выходил из кабинета в смешанных чувствах. Так-то Козляткин — человек неплохой. Да, он продукт своего времени. Но в каком времени люди не были его продуктом? Разве что Диоген, который жил в бочке и плевал на всех. Да и то, с той мутной историей еще разобраться надо. Мне порой кажется, что в те смутные времена пиар-компании были не хуже, чем в моем мире.

Утро не задалось. То ли потому, что я переживал за встречу с первым отделом (не боялся, нет, но какая-то иррациональная тревога что ли была, воспитанная поколениями наших предков). Всё валилось из рук, а сам я был по консистенции, как несолёный омлет. Смешно сказать, но я даже в штанину попасть с первого раза не смог. Что уж говорить, что кофе категорически убежало, ароматизируя всё вокруг жжёным, воду я разлил по полу, вдобавок ещё и один носок где-то потерял и не смог найти, пришлось брать из новой пары.

Даже Варвара, увидев, как я тщетно и настойчиво пытаюсь открыть дверь в ванную не в ту сторону, покачала головой и сказала:

— Что-то ты, Муля, сегодня на себя совсем не похож.

Я криво усмехнулся и пояснять не стал.

Буквально через десять минут, пока я сражался с костюмом, в дверь постучали. Затем, не дожидаясь моего ответа, дверь распахнулась и в проёме показалась Ложкина.

При виде неё я ошарашенно застыл в одном лишь носке и стареньких исподних кальсонах.

Не обращая внимания на мой некуртуазный вид, она подошла к столу и поставила исходящую паром чашку и кусочек пирога на тарелочке.

— Вот, Муля, чаю хоть попей. А ты сегодня как обормот затурканный, — буркнула она сердито, — я чай тебе специально сладкий сделала. Так что ты позавтракай, Муля. Ты меня понял?!

Она посмотрела на меня, чтобы убедиться, что я понял и продолжила свирепо ворчать:

— Только тарелку потом вечером верни, а то Пётр Кузьмич из неё ватрушки кушать любит, — проворчала она и ретировалась.

Такая человеческая забота меня отрезвила и согрела сердце теплом. Особенно кольнуло то, что раньше у нас с Ложкиной были отнюдь не самые безоблачные отношения.

Я уселся за стол и отхлебнул чаю.

Капец как сладко. Ложкина сахару явно для меня не пожалела.

Но я не стал крутить носом и выхлебал всю чашку, до донышка. И пирог съел. Он был вкусный, наверное, но вкуса я вообще сейчас не почувствовал.

Ну ничего, преодолею и эту ситуацию. Авось не тридцатые года нынче.

Очевидно, при всей своей внешней простоте Ложкина знала толк, как подстегнуть себя в критических ситуациях. И сладкий-пресладкий чай, который я выпил «через не могу», меня зарядил и придал энергии. Во всяком случае коммуналку я покидал уже совершенно другим человеком.

На работу пришёл вовремя. Положил на тумбочку потрёпанный Мулин портфельчик, с которым я обычно ходил на работу, снял пальто и, не тратя время, пошел навстречу своим проблемам. А чего откладывать? Будь, что будет. В коридоре стоял Козляткин, при виде меня он внимательно всё осмотрел и удовлетворённо кивнул.

Ну а что, вид у меня был вполне даже приличный. Я надел один из тех костюмов, что забрал из дома Модеста Фёдоровича, рубашка у меня была кипенно-белая, накрахмаленная и выглаженная лично Дусей (надо будет не забыть ей подарок купить). Обувь начищена гуталином до блеска (пришлось срочно обучаться этому ремеслу, так сказать экспресс-методом). В общем, вид, если и не супер, то вполне приличный. А для этого времени — так вообще.