«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

жужжанием крупные зеленые мухи. Скорей назад! Вот опять участок Язлов- ца. Разрушенные хижины, и

между ними замаскированная батарея. Орудия (гаубицы) уже увезли. Это та самая батарея, которую я угостил

трехпудовой осколочной. Ну и блиндажи они нарыли] Около блиндажей — кровавые тряпки и опять мухи.

Скорей прочь! Пространство между окопами сплошь красное. Это маки, крупные красные маки, точно следы

крови, пролитой здесь.

Вот и наши окопы — узенькие, подпертые чем попало.

Тряпки, остатки гнилья. Окопы уже не грозные, утратившие смысл. Уже и проволока как-то обвисла.

Наши окопы уже и беднее, но накопано много. Тут же одинокая могилка. Низенький крестик, доыечка и

надпись: «Разведчик... полка, убит при взрыве фугаса». Вероятно, осталось так мало, что дальше нести не

стоило, тут же и похоронили. Вспомнилось, как рассказывали в штабе: вс рнулись разведчики, выкопали три

фугаса и принесли с собою. «Да вы дураки! Там еще такие должны быть, что, как наступишь, так взорвется».

«Никак нет, — отвечают, — мы все место кругом вытоптали». Вероятно, один из таких вытдптывате- лей

оказался менее удачливым. Дальше кресты, кресты, — целые леса крестов, и маки, чудные крупные красные

маки.

Едем дальше. Деревня Доброполе: на карте вот тут, а ее нет. Наконец, подъезжаем к развалинам

костела и видим, что кругом действительно была деревня. Была, а теперь ее нет. И все быльем поросло, и

опять маки. Прибавляем хода. Слева угрюмый Буркановский лес, и на дороге аншлаг: «Дорога

обстреливается, днем не ездить!» На дороге кое- где воронки. Бурканов хмурится, но молчит, и мы облегченно

вздыхаем, когда, свернув вправо, теряем его из вида.

«Илья Муромец II». Колодзиевка, 1916 г.

Вот и живая деревня. Оживленная масса солдат. Но и тут несколько разбитых домов: это Бурканов

достает дальнобойными. Здесь однажды стали истребители отряда Орлова. Три дня жили по-хорошему. На

четвертый, часа в четыре дня, как дали тяжелыми, так аппараты пришлось вести на руках бегом по полю,

версты полторы. Вот Трембовля; сворачиваем полевыми дорогами к себе.

НОВЫЙ КОРАБЛЬ

Подремонтировали, подтянули корабль. Решили благословить 10-пудовой бомбой Бурканов. Полет не

удался. Не могли забрать высоты. Корабль разрегулировался в полете. Около Трембовли были обстреляны

немцем, который летел выше нас. Получили две пробоины сквозь оба крыла. Я услыхал, как будто, пулемет.

Вылез в задний люк, но сзади никого не было. Я, успокоенный, вернулся обратно. Потом уже далеко его

увидали. А жаль, можно было бы попробовать снять, и главное — на своей территории. Садились с бомбой.

Опять регулировали, опять собрались в полет. Но на 1000 метров всю кабину перекосило. Корабль стал бочить

и валиться. Дали малый газ и пошли домой.

В первой половине июня пришел новый корабль (тип «Г». — Прим. ред.). Занялись его перевозкой.

Везли на руках все семь верст, чтобы не испортить фюзеляжа буксировкой. «Старика» наладили все-таки.

Пока идет сборка нового, я делаю взлеты и посадки, а Панкрат — чистое планирование. Ухитряемся на 300

метров давать целый виток спирали.

Я разбираюсь в причинах предыдущих поломок новых кораблей. Рассуждаю с мотористами. И вот к

какому заключению прихожу: в фюзеляжах скверная проволока. Нужна тщательная регулировка. Несколько

малых полетов с плоским растянутым поворотом, и после каждого — тщательная регулировка всего

фюзеляжа. Из палочек и тонкой проволоки сделали для наглядности модель фюзеляжа. И оказалось:

действительно, страшная крепость на изгиб, но слаб на скручивание. Получается — как бы лучше выра-

зиться? — скольжение на крыло стабилизатора. А ведь он у нас величиной с целый «Моран». Фюзеляж на

повороте скручивается, проволоки растягиваются, и хвост начинает заносить. Безумно давит на ногу, и

получается знаменитый «муромский» плоский штопор. И как из него выйти?

Сняли со «старика» моторы, поставили на новый. Уговорились, что и как, и сделали первый вылет.

Крылья у нового корабля немного шире и не так вогнуты. Скорость получилась больше, но грузоподъемность

как будто уменьшилась. На повороте давит на ногу, и есть тенденция штопорить. Сели. Ура! Рассуждения

блестяще оправдались: проволоки в фюзеляже ослабли. Ряд полетов, и после них — регулировка. Корабль все

лучше и лучше. Проволока больше не подается. А помню, как на одном кругу я встал с управления мокрый,

как мышь. Это я так устал на одном кругу.

Утром и вечером работа на аэродроме, а днем отдых. Знакомство с милым отрядом Красного Креста в

Волочи- ске. У них тоже дни безумной работы сменились отдыхом. Бываем друг у друга. К нам приехала

молодежь: летчики прапорщик Гаврилов и прапорщик Францисти. Достали ружья, ходим на охоту. Утром и

вечером полеты, и качества корабля все улучшаются.

Особенно интересно, как обставлялся у нас каждый полет. Сперва проверяем регулировку, затем

взлетаем. Во время взлета я, стоя около пилотского стула, слежу за счетчиками оборотов моторов и за нашим

милым индикатором скорости «Саф». По мере разбега вижу, как возрастает наша скорость. Вот она подходит к

80 км/ч. Корабль уже просится в воздух. На 85 км/ч он отделяется от земли, но вверх его не пускают, и

скорость быстро возрастает: 90, 95, 100, 110; в это время штурвал уже сильно давит на руки, как бы прося:

пусти меня, я пойду вверх. Теперь уже можно немного отпустить, и корабль тотчас же устремляется ввысь.

Ведем его на 105—108 км/ч (старый ходил 98—103). Очевидно, что у нового скорость чуть больше и вверх

лезет прекрасно. Уже на поворотах ногу не давит и становится послушным. Расчет такой: корабль отделяется

на 85 км/ч; на 90 он уже держится в воздухе; прибавим 10 на запас, и можно доводить до 100 км/ч, имея