«Муромцы» в бою. Подвиги русских авиаторов

ослаблены неудачными винтами. От этого грузоподъемность не так уж сильно возросла, отчасти из-за

возросшего потребления бензина. «Е» ушли на Румынский фронт.

Нижевский и Алехнович работают. Но корабль Алехно- зича так затрепан парадированием перед

разным начальством, что работу, по-видимому, придется прекратить. В Эскадре масса незнакомого народа, и

все чем-то заняты. Офицеров около 80 человек.

Корабли слетаются отовсюду для переделки на два «Рено» и два «Руссо-Балта». Теперь уже ругать

«Санбимы» можно. Но зато теперь царят «Рено» в 225 сил. Осмеливаюсь заявить, что «Рено» не подходят к

типу «Г», за что сразу попадаю в немилость. У меня же основания такие: «Рено» весят 25 пудов, и шасси для

них может оказаться слабовато. Если на «Рено» поставить нормальный винт, то он будет задевать за кабину.

Поэтому винт окоротили, загрузив мотор бесполезным шагом. Полезная мощность мотора получается не

более 170—180 сил, остальная уходит на создание вихря. Значит, прибавка в силе невелика, а в нагрузке,

считая бензин, — весьма значительна.

Наконец мне дают боевой, пока еще без моторов. Выбираю из трех кораблей. Какое счастье! — один

из них со старым номером! Значит, старый фюзеляж, почему-то забракованный еще в Яблонне. Но поймите

меня: ведь это же клад, ведь это добрая старая французская проволока — гарантия от плоских штопоров и

возни с ежедневной регулировкой. Перекатываю корабль в новую палатку. Обдумав все заранее, отказываюсь

от «Рено» и посему лишаюсь уже назначенных мне русско-балтийских моторов, перебранных и выверенных

моими мотористами. Получаю таковые второго сорта, не дающие полных оборотов.

Сходит снег. Начинаю полеты на учебном. Корабль отличный, два мотора хорошие, два плохие.

Оказывается, два хороших — «Санбимы» последнего выпуска. Свеча уже в клапанной коробке и не

замасливается. Такие же есть и по 160 сил. Начинаю думать о них.

В Эскадре проведен принцип централизации. Все имущество — в громадном здании центрального

склада. Получить что-нибудь трудно, имеются какие-то очереди. Посему начинаю подбирать беспризорное

имущество, валяющееся по аэродрому, и стаскивать к себе в палатку. Набралось 12 ящиков разных винтов,

запасные части к «Вуазену» и прочее.

Грянул гром революции. Пришел приказ номер 1. Мотористы встретили все очень спокойно и

разумно. Но со строевой ротой слада нет. На второй день революции сгорел дотла центральный склад.

Имущество погибло все, в том числе одних «льюисов» под русские патроны 150 штук! Моторы целы, цел

также небольшой складик моторного класса. Винты сгорели почти все. Вот когда мой запас пригодится!

В апреле генерал Шидловский смещен, Эскадру принимает Горшков. Много тяжелых дней. Наконец,

требование дать на фронт пять кораблей. Прилетает Башко и ставит четыре 160-сильных «Бэрдмора». Лавров

собирается лететь в Микулинце. На нашем участке собирается прорыв. Я тоже прошусь в число пяти.

25 апреля Клембовский30 идет в полет на станцию Хут- сыско, бомбит ее. Но на него нападают четыре

немца и жестоко избивают корабль, хотя и сами получают по зубам. Отличный стрелок штабс-капитан

Федоров забирается на верхнюю площадку, подпускает немцев на 50 шагов и, когда уже ясно замечает голову

пилота, пускает очередь из «мадсена». Первый немец взмыл, свалился на крыло и турманом пошел вниз.

Второй клюнул носом, перешел на «пике» и так и не выровнялся. Третий подбит и планирует. Четвертый

повернул и дал тягу. Но у Клембовского избиты три мотора, и все винты в дырах. Садится около Бучача.

Соловьев перелетает в Винницу и становится инструктором в школе. Его помощник Жигайлов

принимает корабль, получает новый и думает сделать ту же комбинацию, что и я. Даю ему две установки для

160-сильного «Санбима».

18 апреля, делая дальний полет на учебном, попадаю в остатки грозы, выбиваюсь из сил и ломаю

корабль. Собственно, посадка вышла хорошая: ни малейшего толчка. Корабль уже покатился по земле. Но

правые колеса попали в рытвину, старое шасси не выдержало, и корабль буквально развалился, совсем так,

как когда-то у Алехновича в Зеге- вольде. Ночью ветер довершил остальное, и в Винницу привезли один хлам.

Начинаю раздачу винтов и меновую торговлю ими. За пару винтов выменял разбитый пулей в бою с

лейтенантом Гаммером пулемет «виккерс» и починяю его. Еще за пару получил две пулеметных дверных

установки от кого-то, у кого их было шесть. Рабочие работают из рук вон скверно. Гоню их прочь, и моторы

ставим сами. Подбираю винты к моторам «Санбим» — несколько тяжеловатые, но с чуть меньшим шагом и

большим диаметром.

Лавров улетает на фронт. 29 апреля на виду у группы истребителей Казакова на втором кругу

получает плоский штопор. Неопытный помощник не успевает выхватить вовремя из штопора или хотя бы

выключить моторы. Штопор развивается, ломается косослойная правая надкрыль- ная стойка с роликом

тросов на ней. Корабль с 3200 метров падает и разбивается вдребезги. И вот шесть гробов один за другим

медленно двигаются через город, а над ними на разных высотах гудят и кружатся не меньше десятка разных

малых аппаратов и два корабля. (Обычай летчиков летать на похоронах погибших друзей.)

Башко собирается на фронт. Готов и я. Ранним утром выхожу на пробу. Моторы ревут. Все готово.

Пошли. Скорость набежала неестественно быстро. У меня стоит впереди дар военного летчика поручика

Смирнова — чудный индикатор «Морель». Никогда не забуду этого драгоценного для меня подарка. На 85

км/ч корабль просится вверх. Я было не пускать, какой там! На 90 км/ч уже оторвался и сразу разогнался до

115—120. Пока так и веду. Не успел оглянуться, уже 800 м. Я — малый газ. А уже 900! «Сережка, дави