Mushoku Tensei: Крестьянин с копьем
Шрифт:
Я смотрел на своё раскладное копьё.
Его потёртая зелёная поверхность отражала отблески костра, будто оживая. Я медленно провёл пальцами по засечкам на древке, изучая их, как в первый раз. Механизм складывания, гладкий и точный, вызывал у меня странное ощущение — смесь гордости и тоски. Это было что-то большее, чем просто оружие, но что именно, я пока не мог понять. Ощущение привычности росло, как неясный голос из прошлого, но дальше смутного чувства дело пока не заходило.
Шелест шагов вывел меня из раздумий.
Гислен появилась из тени деревьев, двигаясь бесшумно, как хищница. Её взгляд, всегда внимательный, задержался на мне, но она
Она села рядом, сняла с пояса меч и уложил его рядом с собой на землю. Затем, не сказав ни слова, опустила голову мне на колени, словно это было чем-то естественным. На мгновение я замер, удивлённый её неожиданным поступком, но затем, движимый странным чувством, начал осторожно гладить её волосы. Они были мягкими и густыми, приятно скользили между пальцами. Её уши слегка дрогнули от моих прикосновений, а сама Гислен тихо мурлыкнула, едва слышимо, но вполне различимо.
— Завтра утром проведём полноценную и осознанную тренировку, — произнесла она, закрыв глаз. Её голос был низким, спокойным, с ноткой усталости, но всё равно твёрдым. — Ты сегодня в бою показал неплохой уровень, но это далеко от того, что было ещё неделю назад. Надо возвращать прежние навыки. Постараемся это сделать за время в пути до Западного Порта.
Я слегка усмехнулся, продолжая гладить её голову. Её прямота и практичный тон, перемешанный с насмешкой, вызвали у меня чувство лёгкости.
— За два месяца? Думаешь, получится? — спросил я, чувствуя, как в моём голосе мелькает сомнение.
Она едва заметно хмыкнула, не открывая глаз.
— Ты ведь всегда хвастался, что научился владеть копьём всего за две недели, — напомнила она. — Вот и проверим, что это был за бред.
Я не смог сдержать смешка.
— Бред? — поддразнил я, продолжая водить рукой по её волосам. — Надеюсь, ты потом не пожалеешь о своих словах. Как бы Святую меча не одолел простой крестьянин с копьём, хах.
Её уши дёрнулись, и она коротко фыркнула, но уголок её губ приподнялся в слабой, почти невидимой улыбке.
Костёр между тем начал затухать, превращая пламя в красные угольки. Ночь стала ещё тише, словно само время решило замедлиться. Глядя на огонь, чувствую тяжесть головы Гислен на своих коленях, я вдруг осознал, что впервые за долгое время обрёл покой.
Глава 10
Первая ночь…
* * *
Сон. Просто сон
Я не помню, когда начал дрожать.
Может, это было тогда, когда первый из них вынырнул из мрака, или когда услышал, как их когти скребут по сырой земле, с каждым шагом приближая меня к неизбежному. Теперь же дрожь трясла всё тело — руки, ноги, даже губы. Холод пробирал до костей, и казалось, что он идёт не только от дождя, но и от самого леса, словно ночной воздух питался моим страхом.
Я сидел, забившись в корни старого дерева, что обнажились из земли, словно гниющие жилы, и теперь образовывали жалкое укрытие. Дождь моросил непрерывно, превращая землю в кашу, которая липла к ботинкам и штанам. Лёгкий ветер раскачивал ветви над головой, и с них крупными каплями срывалась вода, то падая прямо на лицо, то стекая ледяными дорожками за шиворот. Весь лес будто сговорился против меня: каждое дерево казалось живым, его шорохи и скрипы сливались с удалённым завыванием ветра.
Руки, сжимавшие старые
вилы, дрожали так сильно, что я чувствовал, как древесина древка жалит ладони. Осталось ли у меня вообще чувство в пальцах? Кровь, грязь и пот смешались на коже, образуя холодную липкую корку. Щека ныла от рассечённой раны, и с каждой минутой из неё стекало всё больше крови, что вместе с дождём попадала в рот, оставляя солёно-горький привкус. Бок тоже горел, и каждый вдох отдавался резкой болью, словно внутри меня сидел зверь и грыз мои рёбра.Вокруг не было ничего, кроме ночи — густой, липкой, будто сам лес решил задушить меня своей тьмой. Глаза не привыкали к ней, потому что вся она была жива. Шестеро. Нет, больше. Их глаза горели в темноте — ярко-розовые, зловещие. У каждого два сверху, два снизу, и все они смотрели на меня, будто видели насквозь. Эти твари следили за каждым моим движением, ловили малейшую дрожь, любую ошибку.
Я слышал их лапы — влажный хруст листьев, мягкое чавканье грязи. Они двигались по кругу, как тени, кружили, не спеша. У них было время. У меня — нет.
Вилы, которые я прижимал к себе, были почти бесполезны. Один зуб сломан, два других погнулись в первой схватке, а древко треснуло настолько, что каждое движение грозило расколоть его пополам. От этих мыслей хотелось смеяться. Или плакать. Смешно — тринадцатилетний пацан с вилами против монстров, которые могли с лёгкостью разорвать дерево.
Один из них наконец приблизился.
Я услышал, как его когти впиваются в землю, как тяжело опускаются лапы. Его пасть приоткрылась, и из неё тянулась густая слюна. Я почувствовал этот запах раньше, чем он подошёл достаточно близко: гниль, мясо, смерть. Желудок сжался в тугой узел, горло обожгло рвотной волной, но я удержался.
Я поднял вилы, чувствуя, как сердце грохочет в груди, будто пытается пробиться наружу.
— Ну давай… — прошептал я, даже не узнавая собственный голос.
Остальные волки остановились. Их глаза вспыхнули ярче, словно тёмный лес внезапно озарился десятками зловещих огней. Они стояли в молчании, зная, что уже победили. Их игра. Их охота.
Но если я умру, я заберу хотя бы одного.
— ДАВАЙ! — закричал я, чтобы перекричать боль и страх. — НЫА!!!
Мой крик растворился в ночи. Волк прыгнул. В тот миг я почувствовал только ледяной холод дождя на лице и жар отчаянного желания жить.
* * *
— Подъём! Гоблины! — голос Гислен прорезал тьму, как удар хлыста.
Я вздрогнул, открывая глаза. Взгляд метнулся по сторонам, но передо мной всё ещё стоял сон: ночной лес, влажная земля, корни дерева…
— Эрик! — рык Гислен заставил сон рассыпаться.
Я вынырнул из сна в реальность, но тень той ночи осталась со мной. Не успев понять, что происходит, я уже сжимал копьё. Мышцы действовали сами, будто знали, что делать.
Раздумья? Не нужны.
Враги. Убить.
Первый гоблин выскочил на меня сзади с визгом. Я сделал выпад — резкий и точный. Острие копья вошло в его грудь, и мелкое зеленоватое тело выгнулось дугой. Хрип сорвался с кривых губ, когда кровь, тёплая и густая, хлынула из раны. Едва он упал, я уже перехватывал копьё и сорвался вперёд. Второй гоблин бросился на меня с ножом. Я резко ушёл вбок, короткий выпад — лезвие вошло в шею, словно горячий нож в масло. Кровь брызнула фонтаном, орошая мои руки. Звук капель, впитывающихся в сухую землю, смешался с гортанным хрипом умирающего.