Муза

Кассиэль наблюдает за мной. "Что насчет Коула?"

"Близнецы могут вернуться, когда меня не будет. Я предостерегу его от них и..."

"Нет, Амбри", - серьезно говорит он. "Что станет с Коулом, если ты исчезнешь из его жизни?"

Я нахмурился, смущенный. "У него будет вся слава и успех, о которых он когда-либо мечтал".

"И разбитое сердце".

"Из-за меня? Вряд ли. Его работа будет поддерживать его. Успех - сильный магнит. К нему будут стекаться поклонники и почитатели. Другие художники будут стремиться быть рядом с ним. Он найдет кого-нибудь еще, на кого можно будет выплеснуть свою бездонную заботу и сострадание".

"Ты говоришь, что это звучит проще, чем я подозреваю, когда он любит тебя так, как любит".

Я замираю, глядя в агонизирующем экстазе, чтобы услышать эти слова вслух. Коул не может любить меня. Никто не любил. Даже Арманд. Он говорил слова, а потом забирал их обратно, когда его сердце находило что-то, чего хотело больше.

"Он не любит. Он не может. Ты... ничего не знаешь", - справляюсь я. "Оставь нас в покое. У тебя есть твоя идеальная жизнь. Ваше идеальное счастье. Оставь нас, порождений тьмы, с нашими страданиями. Ты больше не один из нас".

"И ты тоже".

"Правда?"

Мгновенно я превращаюсь в свою демоническую форму, мои крылья расправляются во всю ширину, мои черные глаза смотрят на него. Кассиэль падает обратно на стол, его глаза расширились.

"Как быстро ты забываешь", - говорю я, глядя на него. "Вот кем ты был. А это то, чем я являюсь. До сих пор. Всегда".

Кассиэль приходит в себя и тяжело сглатывает. "Я не верю, что это правда. Я был тобой, да. И я был освобожден".

"Твой ангел."

"Любовью".

Он делает шаг ко мне. Не успеваю я произнести и слова, как оказываюсь в его крепких объятиях. Он держит меня рядом, даже в этом теле, с моей смертью, горящей в черных глазах. Я напрягаюсь и начинаю отстраняться, но вместо этого обнаруживаю, что держусь. Цепляюсь за него и медленно превращаюсь обратно в человека, моя демоническая форма тает.

"Я не такой сильный, как ты", - шепчу я. "Я не настолько силен, чтобы выдержать то, что должно произойти".

"Я не думаю, что это правда. И ты делаешь это не один, Амбри. Я не могу в это поверить".

Я крепко обнимаю его еще мгновение, мои глаза зажмурены, а затем я отстраняюсь.

"То, во что веришь ты, и то, что ждет меня, - совершенно разные вещи", - говорю я, поправляя пиджак.

"Ты забываешь, что я прошел через ад и обратно", - говорит Кас с небольшой улыбкой. "Наш ангел - мой и Люси - сказал мне любить ее и позволить ей любить меня. Я думаю, это выход, Амбри. Люби Коула. Позволь ему полюбить тебя".

Если бы это было все, что нужно, я был бы спасен несколько месяцев назад.

"Я боюсь, что уже слишком поздно".

"Не сдавайся", - говорит Кассиэль. "Только в этом случае становится слишком поздно".

Кассиэль и Люси остаются на несколько часов, наверстывая упущенное и говоря о таких банальных вещах, как работа Люси в некоммерческой организации и должность Кассиэля в Нью-Йоркском университете в качестве адъюнкт-профессора древних цивилизаций.

Но ущерб был нанесен.

Сидя в моей квартире, я вижу живое доказательство того, что для проклятых есть надежда. Кассиэль спит по ночам, у него есть работа, пенсионный план, и он собирается состариться с любовью всей своей жизни. Как будто его времени в нашем темном мире никогда и не было.

Воздух сейчас кажется заряженным, даже больше, чем обычно. Мое желание обладать Коулом, целовать его, трахать его, сделать его своим во всех отношениях - это такой голод, какого я не испытывал уже много веков. Хуже того - нежные мысли о том, как я лежу в постели с Коулом холодными лондонскими утрами, греясь в тепле его тела, его взгляда, его заботы обо мне...

Жаркие взгляды Коула в мою сторону говорят мне, что его мысли движутся по тому же пути, и в них есть нечто большее, чем просто "забота", хотя я не позволю себе поверить, что это что-то более сильное.

Но решение моей маленькой дилеммы не пришло вместе с Кассиэлем и Люси. Возможно, они нашли выход, но это не значит, что мой выход гарантирован. Я

сдерживаю свою надежду, хотя моя воля ломается с каждым часом

Наступает день выставки. Цветы и подарки с поздравлениями посыпались от агента Коула и от тех, кого Коул назвал Большими Именами в мире искусства. Он должен был быть на седьмом небе от счастья, но и его счастье сдерживается. Такое впечатление, что мой уход занимает его больше, чем его грядущий успех.

Возможно, Кассиэль прав, и Коул испытывает ко мне такие же глубокие чувства, как и я к нему.

Это кажется невозможным. Даже смехотворным.

После обеда, пока Коул переодевается в костюм в соседней комнате, я смотрю на свое отражение в зеркале в ванной. Красивое, холодное, острое. Лицо мошенника. Как человек, я уклонялся от ответственности, потому что думал, что заплатил достаточно. Я предавался безудержному гедонизму, чтобы избежать воспоминаний о неосмотрительности моего дяди. Возможно, Мария-Антуанетта потеряла голову только спустя годы после нашей глупости с ожерельем, но я помог проложить ей путь на гильотину.

И когда Арманд отверг меня, я сдался.

Интересно, ждут ли благосклонные силы, чтобы я занял позицию. Чтобы быть храбрым. Заявить этому миру и Другому, что я сердцем и душой принадлежу Коулу Мэтисону.

Но я не могу.

Арманд не был и половиной того, кем является Коул, и его предательство погубило меня. Что будет со мной, если Коул сделает то же самое? Эта мысль пронзила меня до глубины души.

"Я буду сопровождать его на шоу, а потом уйду. У нас может быть столько всего".

"Амбри?" зовет Коул, когда солнце начинает опускаться в небе. "Пора. Я должен идти."

Его голос обрывается, но, когда я присоединяюсь к нему в гостиной, его рот приоткрывается, и он делает шаг назад. Я одет в элегантный черный костюм, более элегантный, чем мой обычный - костюм для открытия художественной выставки.

Мое сердце замирает, когда я вижу его в простом синем костюме с серым галстуком. Он все еще сам по себе - его волосы, как всегда, всклокочены, его очки - коробчатые и нестильные. Но его широкие плечи в пиджаке от костюма притягательно мужественны и намекают на силу, которой обладает его тело. Силу, о которую я хочу удариться, как обреченный корабль о скалы неизвестного берега.