Музыкальный Дом
Шрифт:
Присутствие Лектера невидимо, неощутимо, он как странное языческое божество, поклоняющееся насилию и крови, присматривал за ней и Уиллом, чтобы… что? Они стали его жрецами? Нет, его эго велико, но прислужники ему не нужны. Так чего же он добьется, стравив их со Зверем?
Эбигейл отставила кружку на стол, глядя перед собой. Перед внутренним взором как будто расстилалась вся картина, пазлы соединялись, и она вот-вот должна была увидеть то, чего раньше не было видно.
Лектер появился в ее жизни гораздо раньше, еще когда папа был жив, придя на помощь, стоило ей оказаться в лапах ФБР. Манипуляциями и интригами он также вытащил Уилла из
Вот оно. Разве не очевидно? Он приходит, когда в нем нуждаются. Ей нужен был Зверь — она его получила. Ей нужен был предлог, чтобы остаться в деле? Лектер явился на рынок и втянул ее лично. Он дает Уиллу все, о чем он даже не просит, так как давно уже разуверился, что может получить — человека, который в него будет верить и заботиться. О ком он может заботиться сам — Эбигейл.
Она взглянула на свое искаженное, мутное отражение на поверхности стального разделочного стола. Почему она? Почему Лектер сам не пришел к Уиллу? Потому что видел, что его отвергнут даже раньше, чем он успеет открыть рот? Потому что способов вытащить Уилла из его раковины легально и под личиной обычного психиатра не оставалось? И как вообще можно было пойти на такие жертвы ради незнакомого человека?
Послышались шаги, и Уилл спустился в кухню, полностью одетый: та же куртка, что и в первый день приезда, джемпер и высокие ботинки. Вьющиеся волосы зачесаны за уши. Легкая, аккуратная небритость. Почти все так же и все же разница на лицо: осанка прямее, поза расслабленнее, взгляд спокойнее. Чувствовалась какая-то странная плавность в движениях, которая напомнила Эбигейл…
От неуместности пришедшей в голову мысли, она хихикнула.
— Что? Я забыл застегнуть ширинку? — добродушно спросил Уилл, проверяя не топорщился где карман или, может, край свитера заправился случайно в штаны.
— Нет, — Эбигейл попыталась выбросить глупости из головы, все еще улыбаясь. — У нас в общаге среди студентов ходит что-то вроде вызова. Мы ведем счет, угадывая, у кого был секс накануне ночью. Ну, знаешь, озабоченные парни и девушки на одной территории. Иногда я радуюсь, что они хотя бы не кидаются презервативами с водой из окон.
— И кто выигрывает?
— Тебе ха-ха, а я, между прочим, в списке лидеров. Глаз алмаз.
Уилл приподнял брови в немом удивлении, и Эбигейл неловко рассмеялась.
— Не зная тебя, я бы подумала, что ты провел одну из самых бурных ночей в своей жизни.
Реакция Уилла была ошеломительной: несколько секунд он молча моргал, а затем резко покраснел и отвел взгляд, ведя себя, как смущенный подросток.
— Это вышло случайно. Я потерял сознание в комнате Лектера, и агенты перенесли меня на кровать. Я бы никогда специально не стал бы…
— Погоди-погоди, — прервала его запальчивую речь Эбигейл, расплываясь в самодовольной ухмылке. — Ты спал в его кровати?
Уилл хотел было возразить, но несчастно поникнув, признался:
— Да.
— И с кем ты его увидел?
— С Аланой. В смысле, — он поспешил исправиться, — доктором Блум.
— И все? Ни тебе оргий? Кровавых вакханалий? Извращений?
Уилл прикрыл лицо рукой, будто у него сильно заболела голова.
— Эби, ты же понимаешь, что все, что ты говоришь в доме, слышит доктор Лектер?
От улыбки заболели щеки, и она махнула
рукой.— Ой, да ладно тебе. Он же психиатр. Небось столько признаний на кушетке слышал, что сам может целый вечер только про сексуальные девиации рассказывать. Руку даю на отсечение, у него есть в запасе очень интересные случаи, — она продолжила его дразнить. — Ну так что? Как оно? Наблюдать за ними.
— Я не наблюдал, — покачав головой, Уилл тяжело взглянул на нее в ответ. — Я там был.
— С какой стороны?
— В смысле?
— Ну, сверху или снизу?
У Уилла смешно вытянулось лицо и открылся рот. Ее гомерический хохот эхом раздался на всю кухню.
— Господи, не смотри на меня так, ты же не монашка! Гомосексуальный секс тоже существует. Я вот однажды встречалась с девушкой почти два месяца, пока была на практике от университета в Джорджии. И до сих пор не уверена, кого предпочитаю.
Уилл выглядел, будто ненадолго потерял землю под ногами.
— Я просто никогда не… — он тяжело вздохнул, и у Эбигейл вдруг екнуло сердце от печали, отразившейся в его глазах. — Это тяжело объяснить. Я чувствую только то, что чувствуют ко мне. Если мое тело кажется привлекательным и возбуждающим, я перенимаю это. Сам же я просто не знаю, что мне нравится, или с кем, где и как, какого пола, какого поведения. Секс никогда не был «для меня». Это было то, что испытывали другие и насколько нравится им.
— Ты шутишь? — Эбигейл похолодела изнутри. — Никто не спрашивал, что тебе нравится?
— Бесполезно спрашивать.
— Ты все равно подстроишься, хочешь того или нет, — перевела она, и Уилл кивнул. — А просто влечение к кому-то? Ну, к незнакомому человеку в толпе или не знаю, кто просто прошел мимо?
По озадаченному выражению лица, она поняла, что Уилл не понимал, о чем его спрашивали.
— Ладно, окей. А как Лектер? У него же похожий дар? Как он с этим жил?
— Он научился притворяться лучше, чем я, и может одновременно заниматься несколькими делами.
— Хочешь сказать, когда он трахается, то думает о чем-то другом?!
— В том числе.
Несколько долгих секунд она пораженно смотрела перед собой, представив в голове Лектера, распивающего чай и читающего какой-нибудь трактат, пока Алана занималась с ним сексом, и тряхнула головой.
— А знаешь? Давай закончим эту тему.
— Спасибо, — Уилл выдохнул с облегчением. — Допивай чай, и поедем уже, пожалуйста.
— Ага.
Эбигейл рассеянно кивнула и, дожидаясь, пока хлопнет входная дверь, застыла на кухне, не двигаясь. Кое-что, что сказал Уилл, натолкнуло ее на идею. Она вымыла кружку и напечатала на сотовом в окошке для текстовых сообщений: «мой телефон +12276551857, чтобы больше не рисковать личной встречей». Побоявшись звать его вслух, она оставила сотовый на столе и выждала одну или две минуты, пока экран не погас.
Да или нет, доктор Лектер. Да или нет.
На вкус Уилла здание ФБР имени Эдгара Гувера в Вашингтоне бессовестно уродовало Пенсильвания Авеню: огромное, грязно-бежевое, словно собранное из картона неумелой, грубой рукой. Строили в годы холодной войны и хоть старались отойти от еще более ужасного и безвкусного стиля брутализма — или «beton brut» с французского, что значило «необработанный бетон», изобразить что-то путное им не удалось. На первом этаже так и вовсе забаррикадировали все черным гранитом, не оставив ни единого окошка. Уилл окинул строение взглядом, сожалея, что оно бессмысленно загораживало закатное небо.