Мы — это мы

Усталые шаги прочавкали по чернозему, и Хэл почувствовал, как его поднимают и ставят на ноги.

— Сейчас... я сейчас... — хрипел он, не в силах поднять руку, чтобы вытереть мокрое лицо.

— Меняемся, — решительно возразил отец, — я уже достаточно отдохнул.

Хэл чувствовал, как дрожат его мышцы, да и его собственные вибрировали, как струны, от непомерной нагрузки. День плавно перетекал в синий вечер, и нежное дыхание ветра казалось насмешкой над их мучениями.

Как будто мало было ухода Клода и Себастьяна — еще и весна, как назло, выдалась теплая, скоротечная. Дождей совсем не выпадало, земля высыхала быстрее, чем обычно. Пол и Хэл изнемогали в тщетных попытках успеть обработать поле. Помощи ждать неоткуда, погода всех заставила подсуетиться с распашкой.

Не в силах противоречить отцу, Хэл, шатаясь, прошел вперед и взялся за мокрые от слюны удила Лорки.

— Вперед, красавица, ну, пошла!

Бедная Лорка дернула, как будто из последних сил, и все-таки двинулась, таща за собой простой однолемешный плуг. Но Хэлу было не до жалости к лошади — каждая остановка грозила семье голодом. Обычно отец со средними сыновьями пахали, сменяя друг друга. Втроем они вполне справлялись, и все равно это была адски тяжелая работа, потому что на плуг приходилось налегать всем весом, чтобы он нормально запахивал.

И, хотя Хэл был очень крупным и крепким для своего возраста, он все равно оставался четырнадцатилетним мальчиком, а не взрослым мужчиной.

Силы Пола иссякали с пугающей быстротой. Вот опять остановка, во время которой все трое пытались не отдохнуть, а хотя бы перевести дыхание, собраться для нового рывка.

Лишь сумерки, сгустившиеся настолько, что не разглядишь борозды, прекратили эту пытку.

Вымотанный до предела Хэл просто сел, где стоял. Не в силах слова вымолвить от усталости, наблюдал, как отец распряг Лорку, ласково огладил и повел с поля. Было слышно, как лошадь тяжело дышит и спотыкается в темноте.

Отец не окликнул Хэла — они вообще почти не разговаривали, на это не оставалось сил. К тому же каждый понимал безнадежность их положения, но, не в состоянии говорить об этом, делал все, что мог.

Хэл медленно откинулся назад, на твердую, еще не вспаханную землю. Воздух сладко благоухал диким анисом, мятой и торфом; легкие перистые облака плыли по темному небу, сквозь их невесомую, призрачную вуаль мягко светили звезды.

Хэл устал так сильно, что ни о чем не думал, просто всем существом впитывал окружающий мир, чувствуя, как глубоко во тьме плоти причитают и воют кости, точно белые, жгучие молнии. И когда раздались шаги, даже не пошевелился, уверенный, что вернулся отец звать его ужинать.

Человек присел на корточки, и только тут Хэл понял, что тень, закрывшая часть лилово-синего неба, совсем не похожа на отцовскую.

— Это я, — сказала тень. Не привыкшая к общению, она всегда забывала поздороваться.

Хэл резко сел и зашипел от боли в надсаженной спине и руках.

— Ты что здесь делаешь? Тебя могут увидеть...

— Не увидят, — Эдвард присел рядом с Хэлом, — ты куда-то пропал. Посевная?

Горло словно сдавила невидимая рука. Хэл несколько секунд не мог ответить, а потом заговорил и, как всегда словно бы само собой, рассказал все. Умолчал только о том, что истратил семейные накопления на лечение отца Эдварда. Не хотел, чтобы и друг чувствовал вину за случившееся — тем более что его-то вины здесь как раз и не было.

Эдвард какое-то время молчал, погрузившись в свои мысли. Сочувствие никогда не было его сильной стороной и выражалось, скорее, в поступках, нежели в словах. Наконец он встал, подошел к брошенному прямо в борозде плугу и внимательно осмотрел его. Коротко хмыкнул, выпрямился и протянул Хэлу руку. Тот с готовностью за нее ухватился и встал, охая, как древний старец.

— Думаю, смогу помочь, — сказал Эдвард. В полумраке его лицо было неразличимо, но вся фигура, казалось, излучала спокойствие и надежность. — Иди отдыхать. Я приду завтра вечером, дождись.

Хэл молча кивнул, и Эдвард не прощаясь нырнул в полосу кустов, отделявшую поле семьи Магуэно от соседнего. И снова ни один листок не зашуршал на его пути, словно не крупный парень пробирался между сплетенных веток, а какой-то лесной дух.

Машинально следуя наказу, Хэл развернулся и потащился домой, старясь не думать о том, что завтра предстоит все то же самое, а боль наверняка не даст уснуть. Он и близко не представлял, что тут можно сделать, но в глубине души вспыхнул слабенький огонек надежды.

Эдвард пришел, он его не бросил. Одно это действовало лучше любой помощи.

***

На следующий день пошел долгожданный дождь. С утра накрапывало, но тучи быстро уплотнились, и Хэла с отцом окатило настоящим весенним ливнем. Влажная земля лучше поддавалась плугу, но пахать стало тяжелее, ноги скользили, не на что было опереться.

Промокший насквозь Пол сразу же начал кашлять, и у Хэла сжималось сердце при мысли о том, что отец может заболеть, как в прошлом году. Тогда им конец, не поможет никто, ни Эдвард, ни кто-либо другой. Поле останется нераспаханным, и следующей зимой они смогут выжить только милостью таких, как Джо Аганн... При одной мысли об этом Хэл стискивал зубы до хруста и наваливался на ручки плуга так, что прогибалась грудина.

Ветер угнал тучи, солнце подсушило одежду, но день тянулся и тянулся нескончаемо, и каждый час казался годом. К вечеру Хэл уже забыл о том, что должен прийти Эдвард, он и себя-то плохо помнил. Сидел на колоде рядом с сараем для зерна, смотрел в остывающее небо с отупением человека, загнанного почти насмерть непосильной работой.

И когда Эдвард с котомкой за спиной возник прямо перед ним словно бы из ниоткуда, даже не вздрогнул — сил на удивление не осталось.

— Смотри сюда, — Эдвард уселся рядом и достал из котомки небольшой лист бумаги, — я порылся в книгах и кое-что нашел. Набросал примерную схему... да ты не смотришь!

Хэл с трудом сконцентрировал взгляд на листке. Закат догорал, но кое-что ему удалось разобрать. Это был рисунок плуга, выполненный чернилами и с большим искусством. Только плуг был какой-то странный.

— А это что такое? Штуковины по бокам? — Язык ворочался так тяжело, словно Хэл и им налегал на плуг.

— Они подсекают верхний слой почвы и переворачивают его. Пахать легче и урожайность выше. Вот, смотри.

Перед глазами Хэла возникла потрепанная книга, на пожелтевших страницах которой он с трудом разобрал изображение двух плугов — точно такого, каким пользовались все в деревне, а чуть ниже — безупречно скопированного Эдвардом.

— Когда-то люди уже усовершенствовали плуг, — в обычно невыразительном голосе Эдварда звучало восхищение и гордость, — эта книга рассказывает о том, что было за сотни лет до Исхода. То, чем все вы сейчас пользуетесь, страшно неэффективно и неудобно. Отнеси рисунок кузнецу, он сделает то, что нужно...

— Ага, а чем ему заплатить? — Хэл вдруг почувствовал раздражение.

Он не мог руки поднять от усталости, а этот всезнайка сидит тут и болтает о том, как все легко решить! Ему-то ни разу в жизни не приходилось горбатиться в поле!