Мы — это мы
Шрифт:
Все так, да вот только он и правда устал. Не от жары, насекомых и других неудобств — устал все время притворяться, прятаться, скрывать свои чувства. Улыбаться, когда хочется выть, делать вид, что все в порядке, в то время как сердце умирает в груди.
Хэл хотел снова жить свободно, бездумно и радостно, как прежде, и злился, потому что ничего не выходило. Невозможно жить свободно, потому что свободы нет.
Во всяком случае в Калье.
Эй, хотелось сказать ему, я просто иду в гости к другу, вы не имеете права меня удерживать, это мой друг, а не ваш. Никакой вины он за собой не чувствовал.
— Вы что, ребята, следили за мной? — этот прямой вопрос попал точно в цель, как арбалетная стрела.
Бен слегка поморщился, Арно, раз за разом облизывая губы, снова отвел взгляд. Лишь Натан остался невозмутим.
— Помнится, в прошлый раз я тебя спрашивал, — голос его мог побить морозом траву прямо сейчас, в разгар лета, — если видишь, что друг ошибается, должен ли ты его остановить и предостеречь?
— Друзья не выслеживают друг друга в лесу, точно дичь.
Темные брови Натана сошлись на переносице.
— Мы были вынуждены, потому что ты, похоже, забыл, где проходит грань.
— Какая еще грань? — удивился Хэл. Пот струился по спине, да и его оппоненты потели, точно лошади под плугом.
— Черта, которая отделяет то, что можно, от того, что нельзя. — Внезапно терпение покинуло Натана, и он резко добавил: — Не прикидывайся дураком, Хэл! Зачем ты пришел сюда?
— Сюда? — Хэл продолжал изображать удивление, потому что внезапно сообразил, как себя вести. Ему хотелось расхохотаться от этой догадки, она была проста, как трель флейты, и должна была сразить противников наповал.
Потому что перед ним стояли уже не бывшие друзья, а враги, Хэл чувствовал это совершенно отчетливо.
Ну а с врагами все средства хороши.
— Это дом Свершителя, чего ты тут забыл?! — вдруг рявкнул Бен, разозленный столь долгим и явно бессмысленным разговором.
Хэл протяжно свистнул и крутанулся на пятках — в точности, как в детстве.
— Чего я тут забыл? Ну ребята, я думал, вы поумнее.
От такого нахальства холодное лицо Натана впервые исказилось злостью, а Бен сжал кулачищи. Хэл как ни в чем не бывало прихлопнул на шее особо надоедливого слепня и врастяжку произнес:
— Я здесь, потому что оказался круче вас всех, вместе взятых. Я встретил этого мальчишку, сына Свершителя, пару лет назад и втерся к нему в доверие. Стал буквально его лучшим другом, видел, как они живут, как становятся Свершителями, он мне все рассказал! А я теперь могу поделиться с вами. А? Как оно вам?
Он с насмешливой улыбкой скрестил руки на груди, восхищенный своим самообладанием и выдумкой. На несколько быстротечных мгновений ощутил себя прежним Хэлом, который мог вертеть недалекими приятелями, как считал нужным...
И вдруг увидел, что не сработало.
Мальчишки, жаждавшие вырваться из-под власти взрослых, пришли бы в восторг от подобного вопиющего нарушения правил. Хэл в очередной раз стал бы для них героем, который не боится ни Всемогущего, ни его Темного Лика, ни Белой Лихорадки, ни ужасного, отрубающего головы Свершителя.
Но стоявшие перед ним люди уже вступили во взрослую жизнь со всеми ее привилегиями и законами, и, чтобы гарантированно получить первое, надо было соблюдать второе. Они приняли
правила игры, а одно из них гласило: «Тот, кто коснулся Свершителя или заговорил с ним, будет навеки проклят».Бен и Арно подались назад, причем простецкую физиономию последнего исказила гримаса отвращения и ужаса. Натан остался на месте просто потому, тут же понял Хэл, что сказанное не стало для него новостью. Он лишь усмехнулся краем губ, демонстрируя презрение к столь жалкому маневру.
А Хэлу ничего не оставалось, кроме как отыграть роль до конца.
— Тю-ю, какие вы скучные! — протянул он. — Зря только старался... этот болван Свершитель мне столько интересного рассказал, я мог бы с вами поделиться, но раз вы такие дураки, оставайтесь в серости да в невинности...
И он решительно развернулся на носках, намереваясь уйти.
— Погоди-ка! — окликнул Натан. Он явно колебался, и Хэл внутренне возликовал. Обернулся с видом скучающего безразличия.
— Ну чего еще?
Натан переступил с ноги на ногу и, переглянувшись с Беном, произнес:
— Поклянись, что все это было лишь для смеха. Что ты не сдружился со Свершителем... по-настоящему, — последнее слово он буквально выдавил из себя, словно оно обжигало язык. Бен и Арно дружно сложили пальцы в знак защиты против Темного Лика. Хэл чуть не расхохотался, такой у них был нелепый вид.
— Ну конечно, какая может быть дружба со Свершителем? — легко произнес он. — Они ж нелюди, это всем известно. Я бы никогда...
— Поклянись! — с неожиданной настойчивостью повторил Натан, вновь сдвигая брови. — И мы забудем, что видели тебя здесь.
Хэл закатил глаза.
— Всемогущий со мной! Ладно, клянусь, если это тебя успокоит. Клянусь, что лишь притворился другом Свешителя, чтобы вызнать все его тайны, а потом посмеяться над ним. Клянусь, что и в мыслях не держал дружить с ним по-настоящему...
Нет, это и в самом деле смехотворно! Но Хэл был готов сказать что угодно, лишь бы усыпить подозрительность этой троицы. Они уже следили за ним и вполне могут продолжить в том же духе. Лучше перестраховаться. Слова в конечном счете не имеют значения, потому что даются слишком легко. Важны лишь дела. Поступки, которые совершаешь.
И все-таки внутри неприятно кольнуло, словно Хэл и в самом деле отрекался от Эдварда в этот миг. Он поднял глаза на парней, надеясь, что, по крайней мере, не зря осквернил язык ложью и произвел на них нужное впечатление... и застыл, точно все кости в один миг превратились в камень.
Перед ним стояли уже не трое, а четверо.
За спинами Натана и Бена возвышалась фигура в черном, превосходящая их ростом почти на голову. Кожаная куртка, наглухо застегнутая, несмотря на жару. Высокие сапоги со шнуровкой, из-за плеча выглядывает рукоять огромного двуручного меча, блестящие, как смоль, волосы заплетены в строгую косу.
Смуглое лицо Эдварда цветом напоминало бумагу, на которой Хэл так долго и с таким упорством выводил закорючки первых слов. Темные глаза впились в Хэла, и для того в один миг исчезло все, кроме этих глаз. А взгляд их проникал все глубже, точно копье, пронзая душу и сердце. В нем смешались гнев и отчаяние, но их перекрывала, захлестывала боль — черные озера боли.