Мы сделаны из звёзд

И я как с цепи сорвался. Валить на пол пятнадцатилетнего и пытаться выбить из него всю дурь — это низко, аморально, убого и просто недостойно. Это пришло мне в голову, когда из носа у парня пошла кровь. Но это меня не остановило. Меня не остановило и то, что его щупленький дружок с криком навалился мне на спину, пытаясь сдвинуть с места.

Очнулся я только тогда, когда услышал знакомый голос.

— Кайл! — Тереза присела на корточки рядом со мной и схватила сжатую в кулак руку, застывшую перед лицом уже плачущего подростка.

— Прости-прости-и-и... — скулил он, зажимая разбитый нос. — Я не хотел, мы с Роном просто поспорили!

Мне было уже наплевать. На его слезы, на его мольбы, на свои разбитые костяшки. Я смотрел в карие глаза Терезы, полные испуга и боли.

Вокруг образовалась толпа людей, шепчущихся между собой. Не сомневаюсь, что теперь все только и будут говорить о том, как я мутузил малолетку на большой перемене прямо посреди школы. Они все смотрели на меня, как на животное в зоопарке, а я мог только прерывисто дышать, скользя по ним затуманенным от ярости взглядом.

— Посмотри, что они сделали. — сказал я Терезе, которая все еще смотрела на меня так...словно видит первый раз в жизни. — Они все испортили...

Тереза оглянулась на алтарь, и ни одна черточка ее лица не дрогнула. Она издала какой-то невнятный звук, похожий на грустную усмешку, и приподнялась. Я встал вслед за ней, поднимая хнычущего парня за собой. Толпа никуда не исчезла, народ, наоборот, прибавлялся с каждой секундой.

— Отпусти его, — сказала Тереза без капли злости или разочарования в голосе.

— Тесс...

— Отпусти, — настояла она. — Это неважно. Это все неважно. — она содрала со стены портрет своей сестры, всматривалась в него с секунду, а затем смяла и выкинула.

Та же участь настигла открытки, рисунки, стикеры с пожеланиями и выражением соболезнований. На пол летело все содержимое стеллажа: ленточки, кружева, кусочки нежно-розовой ткани.

— Глупые бумажки, — говорила Тереза, разрывая на части очередное скорбное письмо. — Знаешь, сколько я их перечитала за последнее лето? Их были сотни, Кайл, и все они — ложь. — ее руки с остервенением добирались до каждого уголка алтаря. — Письма — ложь, люди — ложь. Вранье, чертово вранье! — крикнула она, всеми силами потянув на себя стенд с кружевными украшениями.

Деревянная рама с грохотом ударилась о недавно намытый кафель. Испуганные младшекурсники уже давно высвободились из моего захвата и сбежали, проворно пробираясь сквозь образовавшуюся толпу.

Тереза пинала, раскидывала повсюду мягкие игрушки. Слезы текли по ее щекам. Я успел остановить ее перед тем, как она добралась до зажженных свеч и устроила в школе пожар.

— Тесс, эй, Тесс... — мои руки легли по обе стороны ее лица. — Посмотри на меня.

Она сжала мои запястья трясущимися руками и с закрытыми глазами слабо покачала головой из стороны в сторону. Слезы текли градом. Тереза выглядела такой уставшей, замученной и изможденной.

Это причиняло почти физическую боль.

— Тесс... — я шептал тихо-тихо и прислонил ее лоб к своему, когда она, жмурясь, отрывисто всхлипнула.

Ее ресницы дрогнули. Взгляд, полный капель слез, метнулся вверх, прямо к моему. Мы стояли близко друг к другу посреди глазеющих на нас зевак и, должно быть, выглядели как сумасшедшие.

Глаза Терезы закатывались, колени понемногу слабели, дыхание становилось прерывистым. Через минуту она уже сползла на пол без сознания, пока я повторял ее имя, доносившееся до нее невнятным эхом.

Толпа всполошилась, раздавались испуганные вскрики и возбужденные перешептывания. А я просто не мог перестать смотреть на Терезу, которая не приходила в себя.

— Вызывайте 911! — Молли и мистер Лоуренс выплыли из ниоткуда или, может быть, они уже давно здесь находились.

Я не знаю.

Я потерялся.

Все потухло.

В этой бесконечной темноте.

Я ненавидел больницы. Больницы, аэропорты, городские фестивали и другие шумные праздники. Все из-за этой постоянной назойливой суеты. Медсестры с папками, которые, очевидно, служили продолжением их рук, врачи в белых халатах, ставших для них второй кожей, вечно звонящие телефоны, воющие сирены машин скорой помощи на окном.

Я застрял посреди этого хаоса, рабочей системы, которая всегда в движении. Даже не простой винтик в механизме, а лишняя деталь, без которой устройство прекрасно работает.

Я ходил по периметру рекреации, чтобы не чувствовать себя совершенно никчемным среди занятых людей вокруг. Сердце быстро стучало в груди, отдаваясь звоном в голове, курить хотелось так сильно — казалось, что голова вот-вот взорвется — но я не мог отходить от палаты, потому что доктор должен выйти к нам с минуты на минуту.

Мы сидели в стационарном отделении местной окружной больницы Святого Уильяма уже примерно двадцать пять минут, и за эти двадцать пять минут не произошло ничего продуктивного, кроме того, что автомат в холле вместо одного кит-ката выпотрошил Фишу целых три.

Ли с Фишем и Мелиссой — подругой Терезы, сидели на деревянной скамейке напротив общей палаты, в которой Тереза и лежала. Молли мерил шагами рекреацию вместе со мной, пока Ли нервно отбивала чечетку подошвами кед.

Из-за угла к нам завернул Дэнни с подносом в руке.

— Охренеть можно, какие тут очереди у автоматов, — возмущался он, вручая пластиковый стаканчик с дымящимся кофе мне и всем остальным. — А я-то думал, тут одни дохляки с капельницами да инвалидными колясками ошиваются.

— И откуда это у тебя? — спросила Ли, принюхиваясь к стакану.

— Великодушный дар симпатичной медсестры у стойки администрации.

— Это та, что сидит у самого входа? — выпучила глаза подруга.

— Ага.

Дэнни уселся на скамейку, потеснив при этом всех остальных.

— Ты же переспал с ней полгода назад, когда Кайли сломал ногу!

— Что, серьезно? — Дэнни прекратил помешивать кофе зубочисткой, вытащенной изо рта, и на секунду призадумался, выуживая воспоминания о медсестре среди бесконечного количества остальных своих похождений.