Мы сделаны из звёзд
Шрифт:
И я как с цепи сорвался. Валить на пол пятнадцатилетнего и пытаться выбить из него всю дурь — это низко, аморально, убого и просто недостойно. Это пришло мне в голову, когда из носа у парня пошла кровь. Но это меня не остановило. Меня не остановило и то, что его щупленький дружок с криком навалился мне на спину, пытаясь сдвинуть с места.
Очнулся я только тогда, когда услышал знакомый голос.
— Кайл! — Тереза присела на корточки рядом со мной и схватила сжатую в кулак руку, застывшую перед лицом уже плачущего подростка.
—
Мне было уже наплевать. На его слезы, на его мольбы, на свои разбитые костяшки. Я смотрел в карие глаза Терезы, полные испуга и боли.
Вокруг образовалась толпа людей, шепчущихся между собой. Не сомневаюсь, что теперь все только и будут говорить о том, как я мутузил малолетку на большой перемене прямо посреди школы. Они все смотрели на меня, как на животное в зоопарке, а я мог только прерывисто дышать, скользя по ним затуманенным от ярости взглядом.
— Посмотри, что они сделали. — сказал я Терезе, которая все еще смотрела на меня так...словно видит первый раз в жизни. — Они все испортили...
Тереза оглянулась на алтарь, и ни одна черточка ее лица не дрогнула. Она издала какой-то невнятный звук, похожий на грустную усмешку, и приподнялась. Я встал вслед за ней, поднимая хнычущего парня за собой. Толпа никуда не исчезла, народ, наоборот, прибавлялся с каждой секундой.
— Отпусти его, — сказала Тереза без капли злости или разочарования в голосе.
— Тесс...
— Отпусти, — настояла она. — Это неважно. Это все неважно. — она содрала со стены портрет своей сестры, всматривалась в него с секунду, а затем смяла и выкинула.
Та же участь настигла открытки, рисунки, стикеры с пожеланиями и выражением соболезнований. На пол летело все содержимое стеллажа: ленточки, кружева, кусочки нежно-розовой ткани.
— Глупые бумажки, — говорила Тереза, разрывая на части очередное скорбное письмо. — Знаешь, сколько я их перечитала за последнее лето? Их были сотни, Кайл, и все они — ложь. — ее руки с остервенением добирались до каждого уголка алтаря. — Письма — ложь, люди — ложь. Вранье, чертово вранье! — крикнула она, всеми силами потянув на себя стенд с кружевными украшениями.
Деревянная рама с грохотом ударилась о недавно намытый кафель. Испуганные младшекурсники уже давно высвободились из моего захвата и сбежали, проворно пробираясь сквозь образовавшуюся толпу.
Тереза пинала, раскидывала повсюду мягкие игрушки. Слезы текли по ее щекам. Я успел остановить ее перед тем, как она добралась до зажженных свеч и устроила в школе пожар.
— Тесс, эй, Тесс... — мои руки легли по обе стороны ее лица. — Посмотри на меня.
Она сжала мои запястья трясущимися руками и с закрытыми глазами слабо покачала головой из стороны в сторону. Слезы текли градом. Тереза выглядела такой уставшей, замученной и изможденной.
Это причиняло почти физическую боль.
— Тесс... — я шептал тихо-тихо и прислонил ее лоб к своему, когда она, жмурясь, отрывисто всхлипнула.
Ее ресницы дрогнули. Взгляд, полный капель слез,
метнулся вверх, прямо к моему. Мы стояли близко друг к другу посреди глазеющих на нас зевак и, должно быть, выглядели как сумасшедшие.Глаза Терезы закатывались, колени понемногу слабели, дыхание становилось прерывистым. Через минуту она уже сползла на пол без сознания, пока я повторял ее имя, доносившееся до нее невнятным эхом.
Толпа всполошилась, раздавались испуганные вскрики и возбужденные перешептывания. А я просто не мог перестать смотреть на Терезу, которая не приходила в себя.
— Вызывайте 911! — Молли и мистер Лоуренс выплыли из ниоткуда или, может быть, они уже давно здесь находились.
Я не знаю.
Я потерялся.
Все потухло.
В этой бесконечной темноте.
Я ненавидел больницы. Больницы, аэропорты, городские фестивали и другие шумные праздники. Все из-за этой постоянной назойливой суеты. Медсестры с папками, которые, очевидно, служили продолжением их рук, врачи в белых халатах, ставших для них второй кожей, вечно звонящие телефоны, воющие сирены машин скорой помощи на окном.
Я застрял посреди этого хаоса, рабочей системы, которая всегда в движении. Даже не простой винтик в механизме, а лишняя деталь, без которой устройство прекрасно работает.
Я ходил по периметру рекреации, чтобы не чувствовать себя совершенно никчемным среди занятых людей вокруг. Сердце быстро стучало в груди, отдаваясь звоном в голове, курить хотелось так сильно — казалось, что голова вот-вот взорвется — но я не мог отходить от палаты, потому что доктор должен выйти к нам с минуты на минуту.
Мы сидели в стационарном отделении местной окружной больницы Святого Уильяма уже примерно двадцать пять минут, и за эти двадцать пять минут не произошло ничего продуктивного, кроме того, что автомат в холле вместо одного кит-ката выпотрошил Фишу целых три.
Ли с Фишем и Мелиссой — подругой Терезы, сидели на деревянной скамейке напротив общей палаты, в которой Тереза и лежала. Молли мерил шагами рекреацию вместе со мной, пока Ли нервно отбивала чечетку подошвами кед.
Из-за угла к нам завернул Дэнни с подносом в руке.
— Охренеть можно, какие тут очереди у автоматов, — возмущался он, вручая пластиковый стаканчик с дымящимся кофе мне и всем остальным. — А я-то думал, тут одни дохляки с капельницами да инвалидными колясками ошиваются.
— И откуда это у тебя? — спросила Ли, принюхиваясь к стакану.
— Великодушный дар симпатичной медсестры у стойки администрации.
— Это та, что сидит у самого входа? — выпучила глаза подруга.
— Ага.
Дэнни уселся на скамейку, потеснив при этом всех остальных.
— Ты же переспал с ней полгода назад, когда Кайли сломал ногу!
— Что, серьезно? — Дэнни прекратил помешивать кофе зубочисткой, вытащенной изо рта, и на секунду призадумался, выуживая воспоминания о медсестре среди бесконечного количества остальных своих похождений.