Мы сделаны из звёзд

Ли : «Странная» в смысле — коллекционирует носовые платки или подсыпает яд дворовым кошкам?

Я : «Странная» в смысле — Мелани Дэй.

Ли: Надеюсь она подкинет тебе пару идеек для быстрой смерти, потому что если мой байк сию секунду не будет стоять у меня во дворе, то я прикончу тебя сама.

Я усмехнулся, закидывая телефон на заднеее сиденье. Ли все же самая большая фанатка черного юмора.

Джип завибрировал и тронулся по трассе Гринроуз, издав странный хлюпающий звук. А история начала наполняться словами и воспоминаниями, и улыбками, она медленно поглощала нас, как сорокалетняя разведенка свое шоколадное мороженное. Болты и винтики хрупкого механизма моей жизни начали крутиться в своих гнездах, грозясь растрястись, выпасть из надлежащего места и разрушить все, что строилось во мне так долго.

Глава 2.

Когда я добрался домой, уже во всю горели уличные фонари, а у нашего долбанутого соседа Аарона Кука, недавно получившего досрочное освобождение, наконец-то смолкла музыка. Припарковав джип на лужайке возле дома, я на пару лишних секунд задержался в салоне машины, где все еще витал запах легких цветочных духов Мелани, а не вонь от курева и бензинного масла.

В гостиной горел свет, и доносились звуки отвратной мелодии. На удивление, главная проблема моего существования — это вовсе не Аарон Кук со своими колонками на сорок тысяч Ватт, а моя тетя Лилиан, у которой что ни песня в плэй-листе — то какая-нибудь запись звуков дождя, Ниагарского водопада или плавных движений сакуры. В общем, все, что «благополучно влияет на ее ауру» и доводит меня до суицидальных мыслей.

— Кайл, это ты? — кричала тетя, не выходя в коридор.

— Да, я... Господи Иисусе, Лилиан! — от увиденного желудок застрял у меня где-то в горле. — Меня сейчас стошнит! — посреди гостиной Лилиан на своем коврике для йоги скрючилась в самой отвратительной позе из всех, за которыми я когда-либо ее заставал.

— Прости, я думала, ты вернешься чуть позже, — она снимала правую ногу со своего плеча.

Отворачиваясь от убогой трансформации, я прошел в столовую, пока перед глазами все еще стояла эта страшная картина.

С йогой у меня связано столько больных детских воспоминаний, что с заработанной душевной травмой мне либо подаваться в написание мемуаров, либо становиться серийным убийцей.

В столовой было, как всегда, пусто. Еда в этом доме водится крайне редко.

— Я сделала салат из морской капусты. — завязывая на ходу халат, одетый поверх плотного спортивного костюма, Лилиан вошла в столовую.

Ладно, маленькая поправка — нормальная еда водится здесь крайне редко. Догмат Лилиан о правильном питании сводится к потреблению только органической пищи, которую людям дала мать-природа.

— А у нас есть что-то съедобное, что не напоминает блевотину? — поморщившись, я закрыл холодильник.

— Ты посадишь себе желудок, если постоянно будешь питаться фаст-фудом.

— Действительно. Будет гораздо веселей умереть от голода.

Что меня всегда напрягало в одержимости Лилиан здоровым образом жизни, так это тот факт, что Гитлер тоже был убежденным вегетерианцем. Он не мог даже смотреть фильмы со сценами жестокого обращения с животными. Геноцид? — пожалуйста, концлагерь? — нет проблем, хочешь ударить котенка? — получи пулю в лоб, ублюдок.

Лилиан, конечно, не Гитлер, она больше похоже на дух Пеппи Длинный чулок в теле сорокалетней женщины. Но она все же отчаянно пытается казаться злобным тираном, чтобы не давать мне спуску. Потому что как только она перестает пытаться контролировать меня, ее вызывают в школу из-за того, что я смешал бертолетовую соль с серой и чуть не спалил весь кабинет химии с двадцатью студентами в нем.

Мой организм уже морально настроился на то, что ему сегодня придется поглощать стружки древесного пола в коридоре, когда на стол передо мной упали сокровища: пачка печений, арахисовая паста, газировка и плитка шоколада.

Я благодарно поцеловал тетю в щеку. А она, улыбаясь, похлопала меня по груди.

— Что это у тебя? — ее указательный палец коснулся пластыря на виске.

— Просто ударился, ничего страшного.

— Вы с Ли опять подрались? — Лилиан нахмурилась, намазывая арахисовую пасту на тост.

— Боже, нам же не по девять лет, — пробубнил я, качая головой.

— Значит, вдвоем на кого-то набросились?

— За кого ты нас принимаешь?

— Вы, ребята, вечно ввязываетесь в сомнительные авантюры.

— Это называется дружбой.

— Это называется соучастием в преступлении.

Лилиан положила передо мной готовый сэндвич, когда мою голову резко пронзила боль. Не выдержав, я зашипел, потянувшись к вискам.

— Кайл? — Лилиан быстро отложила новый сэндвич и завозилась в выдвижных ящиках кухонного шкафа. — Вот, выпей. — она протянула мне таблетку «Тетурама» и стакан воды.

Мы сидели в тишине около десяти минут в ожидании. Боль постепенно стихала, а вот нервозность во мне нарастала. Я совсем смутился, поправил очки, с силой вминая их в свое лицо, и неловко засмеялся, ерзая на барном стуле.

Лилиан пыталась не подавать вида о том, как сильно напряглась, взяла нож со стола, тщательно вытерла его лезвие полотенцем.

— Опять? — дрожащим голосом спросила она.

— Лилиан, я...

— Сними очки, — потребовала тетя.

— Слушай...

— Кайл, — она облокотилась на стол и придвинула свое лицо ближе к моему. Наверно, ей хотелось плакать, ей всегда хочется плакать, когда я не могу сдержать себя. — Дай мне посмотреть.

Со вздохом стащил с себя очки, но держал глаза закрытыми.

— Кайл, — тон тети говорил о том, что еще чуть-чуть и она зарежет меня этим самым кухонным ножом.

Пришлось открыть глаза. Кухня сразу же поплыла. Я уже давно четко не вижу предметы — сказывается плохое зрение и выпивка.