My Ultimate Autumn Playlist or It's a Man's Man's Man's World

– Что ты думаешь, Хеллс? Оставить первый или второй дубль? – перебил антропологические мечтания Генри, тот самый победитель спора о моей личной жизни с Брайаном.

– Давай еще раз, я что-то отвлеклась, извини.

Парень проследил взглядом туда, куда я пялилась уже пару минут, пытаясь производить метафизические размышления об ангелах, а в итоге уперлась в материальные об идеальном строении тела.

– Отличный экземпляр нордической расы, если тебе такие нравятся. Но, боюсь, он занят, а у нас работа.

Аргумент. Тем более что к нему подошла его фрау, и они скрылись в неизвестном направлении. Мне остались только ангелы и куча несортированных записей.

Для кого-то Берлин – это Унтер-ден-Линден или Стена, Бранденбургские врата или Тиргартен. Для меня это город вне города. Вне домов и улиц. Город за гранью материального. Об этом говорило все. С самого дня нашего «знакомства» благодаря Виму Вендерсу. От него и произошли ангелы. Потом Альфред Дёблин. «День в Берлине»*. И личное знакомство с городом несколькими годами раннее. Говорят, что Прага – своеобразный порог, если так, то Берлин – это то, что за ним. Поразительное место, в котором теряются абсолютно все рациональные ориентиры, и ты остаешься один на один со своим богатым внутренними миром. Или же с пустотой, если такового нет. А, может, только неадекватные, как я, чувствуют себя вывернутыми на изнанку в медвежьем городе?

До конца дня, пока меня не выпустили на волю поблуждать по улицам города, я была абсолютно рассредоточена. По нескольку раз перечитывала записи, пересматривала ролики. Казалось, на самую примитивную работу уходило в два раза больше времени. Но я билась над поставленными задачами. Сдаваться не в моей природе. Даже Берлину. Поэтому я сидела над компьютером, пока меня принудительно не выгнали подышать воздухом.

***

Куда могла пойти девушка в свободное от работы время в европейском мегаполисе? Шоппинг! Блуждание по магазинам расслабляет как ничто другое. И после пары часов бродилок от одного к другому я была готова вернуться в отель и написать материалов на всю поездку вперед. Тем более что охота оказалась удачной.

В вагоне метро я выглядела, как студентка Свободного университета, возвращающаяся с вечерних пар. Пиджак, майка, джинсы, вечный небрежный пучок и самое главное – книги в руках.

Вовремя же меня проперло рационализировать и распределить вес книг. Как только попыталась затолкнуть в сумку парочку предметов издательского дела, поезд поехал, и я неожиданно для себя заняла сидячее место. На коленях у парня. Было бы хуже, если на полу. На мгновение мы растерялись: я от потери пространственной ориентации, он от внезапного появления лишнего веса. Первой пришла в себя я и с «ентшульдигунгами»** поспешила покинуть привлекательное такое сиденьице. Он наблюдал за моими попытками успокоиться и вести себя, как подобает, а потом не выдержал и рассмеялся. Я сначала думала, не возмутиться ли мне для приличия, но смех был слишком заразительным, да и ситуация забавной. Нашла же моя пятая точка посадочное место!

– Вы в порядке? – спросил он, отсмеявшись.

– Это у вас надо спрашивать, – улыбнулась я. – Не на меня же рухнул мешок с костями.

– Очень даже привлекательными такими, – ответил он, взглядом сканируя эти самые кости.

– Это флирт?

– Скажу даже больше. Это приглашение на чашку кофе. Или, если дама не обессудит, бокал пива.

– Какой быстрый, – усмехнулась я и посмотрела на кресло-викинга. Да их тут штампуют не иначе. *Чего жалуешься? Хватай, спаивай и контрабандой, как охотничий трофей, тащи домой.* – Почему бы и нет. Только я сегодня последний вечер в Берлине.

– Тогда нечего терять время, – сказал он и буквально вынес меня из вагона.

Как там Керуак писал? Грубая мужская сексуальность? Против такой фиг попрешь и не по причине физической недокачанности. Не знаю, как у вас, дамы, а у меня крепкие тевтонские мужики – это фетиш.

– Александерплац.

– Тот самый? – самый глупый вопрос, который когда-либо срывался с моих губ. – Будто есть еще один, – тут же, скорее отвечая сама себе, добавила я.

Парень был доволен произведенным эффектом. Я смотрела на легендарную станцию метро и думала, а что если я поднимусь с этой платформы с мозаичными стенами и киноафишами совсем не в тот Берлин. Что если я поднимусь, а там наверху реконструкция, огромные универсальные магазины Тица и Вертгейма, площадь разрыта, на зданиях старая реклама, а***… Я продолжала зачаровано стоять на месте, не веря своему счастью или тому, насколько мало надо для этого самого счастья.

– Я – Франц.

– Биберкопф, – улыбнулась я.

– Хиршфельд, вообще-то, – улыбнулся парень в ответ. – Но если хотите, то для вас хоть «бобровая голова»****.

– Во-первых, хочешь, а, во-вторых, Биберкопф – фамилия главного героя романа «Берлин. Александерплац». Берлинцу стыдно не знать.

– Позор на мою голову. Но дело-то поправимо? Могу я узнать твое имя, незнакомка, устыдившая коренного берлинца своей интеллектуальной подкованностью?

– Хелена. Не беспокойся, неудобства скоро пройдут. Все попервах так реагируют, а потом либо спасают жизнь бегством, либо привыкают.

Мы пошли не на кофе. Германия и кофе? Только Bier, только Sauerkraut und Wurst*****. И надо же было мне свалиться на голову парню по уши влюбленному в Берлин, как и я. Он рассказывал о городе то, что не расскажет ни один гид, что не прочтешь ни в одном справочнике. С ним я увидела Берлин, который только интуитивно нащупывала между витрин дорогих магазинов и брусчатки мостовых.

Этот город никогда не спит, как и Нью-Йорк. Мы блуждали по улицам центра и почти на каждой площади или у входа в метро встречали уличных музыкантов. Слушали их, танцевали, смеялись и шли дальше. Мы даже побывали на тихой дискотеке. Представляю видео с такого мероприятия. Буйные клиенты психиатрической клиники во время терапии.

***

До гостиницы дошли, уже когда можно и не ложится. По крайней мере, мне. Что такое три-четыре часа сна под утро? Самое бесполезное время. Мое предложение посидеть немного в холле и выпить кофе, чтоб Францу хватило заряда на дорогу обратно, было одобрено. Но в дверях я затормозила круче автомобиля с ABS. Франц врезался в меня, и если бы вовремя не схватил за плечи, то я рыла носом ковровое покрытие отеля.

– Что случилось? – поинтересовался парень.

Я повернулась к нему с глазами полными ужаса, просто Бэмби на заклании, а внутренний голос молился «хоть бы не заметил, хоть бы не заметил», но на третьем «не заметил» внимательный взгляд поверх очков присверлил меня к полу. Я только и смогла помахать ручкой и глупо улыбнуться.

– Юная леди, Вы знаете, который час? – тоном недовольного папаши спросил у меня Джереми Кларксон.

Мой друг опешил. Он пытался пантомимой спросить у меня что-то, чего я не понимала. Мое шоковое состояние еле сложило слова Кларксона в предложение, а тут еще игра в угадайку.

– А Вы, молодой человек, разве не знаете, в котором часу принято возвращать даму домой?

– Я… просто… извините, мистер Кларксон, – пробормотал Франц на английском с очаровательным немецким акцентом. – Ваша дочь…

Я чуть не поперхнулась умиленностью. Немецкий английский… а тут… Что? Сначала говорить с акцентом, а потом «Ваша дочь»?

– Так это еще и дочь моя виновата? – не унимался Джереми. *Похоже, кто-то вошел в роль. Попахивает жареным* – Спать, юная леди! – скомандовал он.

– Но… – попыталась возмутиться я.

Он еще раз крикнул «спать» и для пущей убедительности показал, куда это. Я решила не спорить и поплелась почти в нужном направлении. Только завернула в кафе за чаем с мелиссой. Еще бы валерьянки полпузырька туда забабахать, и тогда точно спать. *Валерьяночки – это не тебе, милая, а спутнику твоему, а еще лучше когти рвать отсюда.*