My Ultimate Summer Playlist

– Ретро автомобили? – в моем взгляде загорелся любопытный огонек феи Тинк.

– Тут есть парень, торгующий винтажными фотками с Гран-при Формулы-1. Если повезет, у него бывают даже с автографами.

– Да ты что? И ты молчал о том, что знаешь, где клад зарыт? И даже не зарыт, а просто лежит? Как ты мог? – я забросала Шона вопросами и начала в нетерпении подпрыгивать, ожидая, когда меня отведут на остров сокровищ.

– Так ты из этих, как его… пит-герлз? – осведомился Бенедикт.

– Сам такой, – я посмотрела на свои кеды, джинсы, широкую футболку с Буковски, которая вечно норовила сползти на одно плечо, и спросила: – Неужели похожа?

– До того, как ты не сняла эту огромную футболку и не надела шорты, я бы еще усомнился.

– Ты ходила за шмотками без меня? – почти одновременно с актером спросил Энди.

– То есть я, по-твоему, похожа на анорексичную модель? Славненько… – обижено пробубнила я. Жуть как не люблю, когда из меня делают кожу да кости. От обиды проигнорировала вопрос Энди и поплелась куда-то в неизвестном направлении. Раз мне не задали маршрут, то придется проложить его самой.

Сзади разыгралась немая сцена. Шон осуждающе посмотрел на друга, тот лишь пожал плечами. А потом парень, желая узнать причину моего поведения, вопросительно посмотрел на Эндрю.

– Не обращай внимания. Через пару минут сдуется. У нее комплекс по поводу худобы. Сколько ей не говори, что у нее нормальная фигура, только она слышит, что ее сравнивают с моделью или называют худышкой, так и впадает в состояние «у меня нету сисек и плоская за…» – тут Энди оборвал повествование об истинной причине моих психов, ибо получил затрещину от обладательницы и гордой носительницы этих самых комплексов.

– Что бы ты еще обо мне растрезвонил на весь Лондон, друг мой?

– По-моему, у тебя отличная фигура, – подал неуверенный голос Шон.

Я улыбнулась его неуверенности, и мы пошли-таки в землю обетованную Формулы-1. Я долго и восторженно смотрела на все старые плакаты, потом перебирала фотографии и модели автомобилей. Мы разговорились с продавцом, он тоже оказался на стороне Проста в противостоянии с Сенной. Бенедикт и Эндрю только периодически вздыхали и тактично кашляли, напоминая нам, что пора продолжить путь дальше. А, может, и поесть наконец. Я присмотрела себе фотографию Проста с болидом, но, осведомившись о цене, улыбнулась и положила обратно в колоду фотокарточек. Шон был готов заплатить за нее, но я вежливо отказалась:

– Вернусь за ней после того, как получу гонорар. Не волнуйся. Ален никуда от меня не денется. Правда, Профессор? – спросила я у карточки и подмигнула ей. Продавец улыбнулся мне и заверил, что попридержит ее для столь очаровательной леди, и мы, к всеобщему облегчению, пошли дальше.

– Заглянем к книгам?

Эндрю показал часы, которые говорили не в мою пользу. Мы проболтались по рынку до половины шестого.

– Ну хоть одним глазком, – умоляюще уставилась я на него своими глазами-блюдцами.

– На меня это не действует. Иммунитет.

– Хель тебя побери! – выругалась я.

– Рано еще, – парировал Энди и, уже обращаясь ко всем, добавил: - Я голоден. Кто за сытный ужин перед концертом?

Решение о подкреплении было одобрено единогласно. Относительно, ведь в нашем мини-обществе мы вернулись в дремучие времена, когда женщины не имели права голоса. Прощай, эмансипация! Сколько не уверяла их, что они могут набить животы и без меня, а я за это время погуляю по букинистам, Энди даже слушать не хотел. Он нагло сгреб меня в охапку, протащил мимо книг и не отпускал, пока мы не вышли из лабиринта рынка.

– А еще ваш Билл из Стратфорда-на-Эйвоне говорил, что имя нам, женщинам, коварство. На себя посмотрите, – фыркая и освобождаясь из дружеских объятий, вольно процитировала классика я.

И, перехватывая взгляд Камбербэтча, не преминула съязвить:

– Да, я девушка, начитанная во всех отношениях.

– Сколько у тебя? – спросил актер.

Я сразу вспомнила одноименный фильм с Крисом Эвансом. Но Камбербэтч явно имел в виду нечто другое.

– Сколько чего?

– Может, не будешь начинать? – спросил Шон и сообщил мне, что это любимый «интеллектуальный вопрос» его друга. Он интересуется, сколько книг из «1001 книги, которые…» я прочла.

– 298, – без запинки ответила я. – Сейчас, балуясь, читаю его вперемежку с другими книгами. Не особо люблю чужие списки.

– Могу поспорить, что половина списка – русская литература, – хмыкнул явно разочарованный актер.

– Не обращай внимания, – шепнул мне на ухо Шон, – он не так далеко опередил тебя, всего на каких-то 10-20 пунктов, вот и бесится. Так плотно в спину ему еще никто не дышал.

Но меня задел его высокомерный тон, и я решила не давать спуску заносчивому гаду. *А еще пару минут назад он казался тебе милым, – съехидничал внутренний голос*

– Сомневаюсь, что в списке, составленном английским профессором, наберется хотя бы сотня книг русских авторов. И ты удивишься, узнав, что я и половины их не осилила. Хотя, к примеру, прочла твою любимую «Субботу». Неплохой роман, но в том же списке есть и получше.

– Например? – с вызовом спросил Камбербэтч.

– Да хотя бы мой любимый «Берлин, Александрплац».

– Интересно, как у тебя с пониманием того, что прочла в «Б.А»? Или в «Субботе»?

– Мы сейчас говорим о трудностях перевода, о герменевтике или о философии текста? – спросила, распаляясь столь наглыми заявлениями, я. – Если о первом, то я читала оба произведения в переводе. И поняла каждое напечатанное слово. О восприятии текста спорить – вообще дело неблагодарное. А что до его философии, то я придерживаюсь той концепции, что, выходя из-под пера автора, текст продолжает жить и развиваться, в нем появляются новые смыслы, заложенные восприятием читателя. В каком разрезе понимания текста мы будем проводить расчеты, мистер Камбербэтч?

Пока мистер переваривал мою злобную тираду на тему, Эндрю одобрительно стукнул меня в плечо и добавил:

– Так держать, мой маленький литературовед. Размажь его своей магистерской степенью в сравнительном литературоведении!

Я улыбнулась ему и ответила жестом в духе интернет-мема «f*ck yeah», а потом обернулась к Шону и спросила:

– За что твой друг так меня возненавидел?

– Ума не приложу. Никогда не видел его таким… выведенным из равновесия. Чтобы Бен кипятился на ровном месте, – озадачено почесал подбородок парень.

– Так я спорю с книжным червем? Ну ничего себе!

– А ты думал, откуда Бук. Это подарок на защиту. Моя магистерская работа, как и твоя, тоже своего рода признание в любви, только объекты обожания у нас разные. У тебя Кубрик, у меня – Буковски.

На миг мне снова показалось, что Бенедикт смягчил свое отношения ко мне. Я могла поклясться, что в его взгляде было восхищение. Но доля секунды, он замечает мой анализирующий взгляд, и опять его лицо становится непроницаемым. Хорошо, что Шон не заметил воодушевленного взгляда, который сменился в воду опущенной миной. Рановато ему меня читать, а вот Энди увидел и приободряющее улыбнулся да приобнял. Одновременно в его взгляде читалось все, что он думал о Камбербэтче, и, в подтверждение своих мыслей, он шепнул мне на ухо: