Мятежные ангелы

— Предполагалось, что я буду сопровождать вас в магазины, мисс, — говорит она.

— Наши планы немного изменились, Франни, — равнодушно произносит Фелисити. — Матушка попросила меня навестить одну свою подругу, которая заболела. Это ведь очень важно — проявить милосердие, тебе так не кажется?

— Она ничего мне об этом не говорила, мисс.

— Но ты ведь и сама знаешь, что матушка вечно обо всем забывает. Она так занята!

Кучер помогает нам выйти из кареты. Франни собирается следовать за нами. Фелисити останавливает ее с холодной улыбкой:

— Ты можешь подождать нас в карете, Франни.

Франни, прекрасно обученная горничная, знающая свое место, все-таки сомневается; на ее обычно безмятежном лице отражается борьба чувств; она прищуривает глаза, ее рот приоткрывается… и наконец она решается на протест.

— Но миссис Уортингтон велела постоянно быть рядом с вами, мисс.

— Ты именно так и делаешь. Но в гости ждут только нас троих, а не нас троих с прислугой.

Когда Фелисити становится вот такой, я ее ненавижу.

— Холодно как! — говорю я, надеясь, что намек будет понят.

— Я уверена, Франни не забудет свое место и свои обязанности.

Фелисити одаряет горничную улыбкой, которая могла бы сойти за вежливую, если бы я не ощущала скрытую за ней жестокость.

— Да, мисс, — бормочет Франни.

Она опускает голову, ныряет в карету и забивается в самый дальний угол, чтобы ждать нас целый час или около того.

— Ну вот, теперь у нас впереди приятное время без шпиона моей матушки, — говорит Фелисити.

Вот, значит, в чем дело. Фелисити совсем не хотела быть грубой с Франни; ей просто хотелось отомстить за что-то своей матери.

Энн стоит с неуверенным видом, глядя на карету.

— Ты идешь? — спрашивает Фелисити.

Энн быстро возвращается к карете, снимает пальто и подает его благодарной Франни. А потом, не говоря ни слова, проплывает мимо меня и изумленной Фелисити и звонит в дверной звонок, сообщая о нашем прибытии.

— Вот тебе и благодарность, — ворчит Фелисити, когда мы с ней идем вдогонку за Энн. — Я пригласила ее к себе домой, превратила в особу из русской царской семьи, и теперь она уж слишком вошла в роль.

Дверь открывается. Хмурая старая женщина, щурясь и уперев руки в пышные бедра, появляется на пороге и смотрит на нас.

— Оу! Это кто тут? Говорите же! Я не могу тут целый день стоять и просто так таращиться, как вы. У меня дел хватает.

— Добрый день, — начинаю я.

Нетерпеливая особа сразу меня перебивает. Она еще сильнее щурится, поворачивая голову в мою сторону. Я подозреваю, что она почти ничего не видит.

— Если вы собираете разные вещи для бедных, так вы не по адресу попали, можете уходить.

Фелисити вскидывает руку.

— Я мисс Уортингтон. Мы пришли навестить мисс Мур. Мы ее ученицы.

— Ученицы, говорите? Что-то ничего она мне не говорила ни о каких таких ученицах, — хмыкая, ворчит женщина.

— Разве не говорила, миссис Портер? Я уверена, что упоминала об этом вчера.

Это наша мисс Мур спускается по лестнице, чтобы спасти нас.

— Очень странно, мисс Мур. Если такое будет постоянно повторяться, мне придется поднять плату за комнаты. Хорошие комнаты, да вы и сами знаете. Их многие хотели бы снять.

— Да, разумеется, — соглашается мисс Мур.

Миссис Портер снова поворачивается к нам, ее грудь вздымается от гневных вздохов.

— Мне бы хотелось знать поточнее, кто и когда приходит в мой дом. Одинокая женщина должна быть очень осторожной в наше время. А у меня респектабельный дом. Вы можете кого угодно спросить, и вам скажут, что миссис Портер — респектабельная дама.

Я начинаю бояться, что нам придется весь день так и простоять тут на холоде. Но мисс Мур подмигивает нам и заводит в дом.

— Совершенно верно, миссис Портер. Я в будущем всегда буду оповещать вас заранее. Как приятно снова вас видеть, девушки! Какой чудесный сюрприз!

— Как поживаете, мисс Мур?

Фелисити пожимает руку нашей бывшей учительнице, и Энн делает то же самое. Обе стараются соблюдать все правила хорошего тона, чтобы скрыть смущение из-за того, как безобразно когда-то поступили с ней. А мисс Мур улыбается как ни в чем не бывало.

— Миссис Портер, позвольте представить вам мисс Энн Брэдшоу, мисс Джемму Дойл и мисс Фелисити Уортингтон. Мисс Уортингтон — дочь нашего любимого сэра Джорджа Уортингтона, адмирала.

Миссис Портер судорожно вздыхает и выпрямляется.

— Да не может быть! Ох, вы только представьте… Дочь адмирала — в моем доме?

Приняв меня за Фелисити, близорукая миссис Портер хватает мои руки и трясет их так, что я пугаюсь, как бы они не оторвались.

— Ох, мисс, какая честь для меня, должна вам сказать! Мой покойный мистер Портер и сам ведь был моряком. Вон его портрет, на стене.

Она показывает на висящую на стене дурно написанную картину, изображающую терьера, наряженного в елизаветинский гофрированный воротник. Выражение собачьей морды таково, словно несчастный пес умоляет меня поскорее отвернуться и оставить его наедине с его унижением.

— Ох, за это нужно бы выпить по глоточку портвейна! — восклицает миссис Портер. — Вы согласны, мисс Мур?

— Возможно, в другой раз, миссис Портер. Я должна провести с девушками урок, иначе адмирал весьма нелюбезно обойдется со мной, — говорит мисс Мур, и ложь в ее устах звучит совершенно естественно и убедительно.

— Ну, я-то вас ни за что не выдам! — Миссис Портер улыбается, как истинная заговорщица, демонстрируя зубы, щербатые и желтые, как клавиши древнего пианино. — Миссис Портер умеет хранить секреты! Уж в этом не сомневайтесь.

— Я и не сомневаюсь, миссис Портер. Спасибо за хлопоты.

Мисс Мур ведет нас по лестнице на третий этаж, в свое скромное жилище. Бархатная кушетка, цветастые ковры и тяжелые занавески на окнах отражают вкусы миссис Портер. Но битком набитые книгами полки и письменный стол, заваленный рисунками, безусловно принадлежат мисс Мур. В углу пристроился старый глобус на деревянной подставке. Картины, в основном пейзажи, сплошь закрывают одну стену. На другой расположилась коллекция экзотических масок, ужасных в их яростной красоте.