На ходовом мостике

Вначале все шло хорошо. Сысоев правильно рассчитал поправку на ветер и довольно уверенно подошел к бочке. Но команда на авральной шлюпке не сумела сразу закрепить трос, и корму крейсера начало быстро сносить к ближайшему мысу. Дорога была каждая секунда. Сысоев принял единственно правильное решение: смелым маневром отвести корму на чистую воду и немедленно отойти назад для нового захода. При повторной попытке корабль быстро поставили на бочку. Я же отметил, что на мостике все время царила спокойная тишина и нарушали ее только четкие команды командира и доклады об их исполнении.

Около года мы служили бок о бок - Сысоев стал начальником штаба соединения и с энергией, знанием дела, требовательностью к себе и к подчиненным исполнял эту нелегкую обязанность. В дальнейшем Виктор Сергеевич в звании адмирала командовал Черноморским флотом, а затем был начальником Военно-Морской академии имени А. А. Гречко.

Навсегда остался в нашей памяти командир БЧ-4 Андрей Михайлович Иевлев - один из лучших офицеров «Харькова», отвечавший за связь. Такого же мнения об Иевлеве был и Мельников, считавший его одним из самых грамотных молодых специалистов. После гибели «Харькова» Иевлев был направлен на Северный флот, а оттуда отбыл в Англию для обеспечения связью наших конвоев. Транспорт, на котором он находился, был в дороге торпедирован. Иевлев долго пробыл в ледяной воде, и хотя был поднят на борт другого транспорта, спасти его не удалось.

До конца войны прослужил дивизионным механиком [217] командир электромеханической боевой части инженер-капитан-лейтенант Альфред Георгиевич Вуцкий. В послевоенные годы работал на различных должностях в ремонтных мастерских. Смерть вырвала его из наших рядов, но не забыть боевым товарищам преданного флоту моряка, прекрасного знатока своего дела и отважного воина.

Многие из «харьковчан» после войны славно потрудились в народном хозяйстве, были на партийной работе, преподавали в вузах и школах страны. Это наш бывший дальномерщик Сергей Андрианович Семенков, машинист-турбинист Андрей Афанасьевич Рогачев, командир отделения артиллерийских электриков Сергей Михайлович Никулин, бывший писарь Дмитрий Алексеевич Руднев, кинорежиссером на киностудии имени Довженко в Киеве стал наш корабельный поэт и редактор радиогазеты Олег Ленциус.

А несколько лет назад в газете «Красная Звезда» я прочитал статью «Подвиг юнги» о Толе Лебедеве, нашем юнге, появившемся на «Харькове» после прихода нового командира П. И. Шевченко. Толя быстро начал осваивать премудрости сигнального дела и вскоре, стоя на вахте, не раз первым обнаруживал вражеские цели. Об одном таком случае и рассказала газета. В начале 1943 года после обстрела Анапы Лебедев первым заметил вражеские торпедные катера. Это позволило командиру вовремя уклониться от выпущенной торпеды… За два месяца до гибели «Харькова» Толя ушел служить на морской охотник в дивизион Гнатенко. Ходил на Малую землю, высаживался с десантами. Войну закончил разведчиком в танковой армии Рыбалко. Уже в мирное время участвовал в гидрогеографических экспедициях.

Без преувеличения можно сказать, что все, кому довелось плавать на славном лидере «Харьков», оказались достойными геройского корабля. [218]

Глава IV.

На ходовом мостике

Конвой идет в Туапсе

Лидер мне пришлось покинуть в считанные минуты и самым спешным образом перебираться на сторожевой корабль «Шторм». Заходя в Батуми 18 октября 1942 года, «Харьков» получил с флагманского корабля эскадры линкора «Парижская Коммуна» семафор о том, что «Шторм» должен через три часа отправиться на боевое задание и к этому моменту мне надлежит быть на корабле. Довелось тут же, безотлагательно, передавать свои старпомовские дела старшему лейтенанту Владимиру Карповичу Романову - командиру БЧ-3 - и наскоро прощаться с теми, кто оказался рядом. Через полчаса после швартовки лидера я уже был на «Шторме».

Меня встретил бывший помощник командира старший лейтенант Павел Александрович Керенский и, не теряя ни минуты, провел в командирскую каюту, где сразу же ознакомил с боевым заданием. Докладывал он кратко и ясно, не пользуясь никакими записями. Сторожевым кораблям «Шторм» и «Шквал» совместно с эсминцем «Незаможник» и двумя сторожевыми катерами следовало отконвоировать из Батуми в Туапсе танкер «Москва». Командиром конвоя сперва назначался «Павел Андреевич Бобровников, а на следующие сутки, когда с наступлением темноты «Незаможник» уйдет выполнять другое задание, им станет командир «Шторма». Бобровников уже провел инструктаж командиров кораблей, участвующих в конвое, все документы получены, «Шторм» к выходу готов.

Так состоялось наше знакомство с Керенским, человеком большого душевного такта, знающего и грамотного командира, влюбленного в свой корабль и его людей. В нем сразу угадывался твердый характер и смелый ум. [219]

Керенский повел себя так, будто не первый раз приходил ко мне с докладом, не подчеркивая своего преимущества в знании корабля и его боевых возможностей. Это сразу расположило меня к старпому.

Впрочем, нельзя сказать, что сторожевой корабль «Шторм» был мне совершенно незнаком. Он являлся точной копией «Грома», на котором я на Тихом океане отслужил два года и неплохо знал его устройство, вооружение и боевую организацию. Не позабыл всего этого и сейчас, так что накопленный опыт весьма пригодился. Театр Черноморского флота я изучал, плавая еще на «Незаможнике», затем и на «Харькове». Но одно дело плавать хоть и на однотипном корабле, но командиром батареи, да еще в мирное время. Или старпомом на больших кораблях с опытными командирами. И совсем другое - самому командовать с ходового мостика, лично организовывать жизнь экипажа, руководить им в бою, постоянно испытывать чувство ответственности за корабль и людей. Это на тебя будут бросать вопросительные взгляды в трудных ситуациях, от тебя будут ждать единственно правильного решения, а самому уже надеяться не на кого, ни совета, ни подсказки не получишь. Только сконцентрированные знания, опыт, умение, приобретенные за все время морской службы, помноженные на волю, реакцию и решительность, смогут оправдать твое место во главе корабля.

Но у командира всегда есть надежные помощники: комиссар, старпом, командиры боевых частей. Их присутствие рядом, безупречное исполнение команд и приказаний как бы удесятеряют силы командира. Я давно приметил, что хорошие командиры корабля, несмотря на всю регламентированность уставом и дисциплиной своих отношений с подчиненными, всегда видят в них прежде всего товарищей в сложном и ответственном деле. Это сплоченность людей, поставленных перед лицом общих трудностей, а зачастую и перед лицом жизни и смерти, особенно в бою. И вот каким бы суровым внешне не казался тот или иной командир корабля, сколь ни строги бывают его выговоры, продиктованные требованиями службы, если он настоящий моряк и командир, то непременно испытывает в душе чувство братства и единения со своим экипажем. Этому учит море и морская служба.

Вот о чем я думал в уютной кают-компании «Шторма», когда один за другим входили члены командного [220] состава и, представившись, рассаживались за общим столом. Если я и знал кого-то из них, то только понаслышке, плавать ни с кем не приходилось. Наше первое знакомство началось с того, что я сообщил о поставленной перед нами задаче, об ожидаемой оперативно-тактической обстановке на переходе, напомнил о взаимодействии и использовании оружия.

Со своим сообщением выступил комиссар старший политрук Александр Васильевич Корасев. Он сказал, что партийно-комсомольскому активу корабля задача известна, с членами экипажа проводится индивидуальная работа. На долгие разговоры времени не оставалось, командиры разошлись по своим местам, а я решил, что в походе при малейшей возможности постараюсь с каждым познакомиться поближе.

В назначенное время по сигналу с «Незаможника» впервые под моим командованием «Шторм» уходил из Батумского порта.

Смеркается. Среди кораблей у причалов отыскиваю знакомый силуэт «Харькова». На нем еще в силе суточный план, составленный мной: с марса фок-мачты на бак протянуты бельевые леера - на лидере перед ужином планировалась стирка белья. «Харьков» заночует в Батуми. Все идет по плану. Но почему-то мне кажется, что покинул я лидер давно… На баке различаю нескольких человек, машущих руками «Шторму». На крыле ходового мостика приметная фигура Петра Ильича Шевченко, он тоже приветственно машет вслед. Рядом сигнальщик ловко орудует флажками: «Командиру «Шторма» желаем счастливого плавания!»

Приказываю просигналить в ответ: «Благодарю!» В это единственное слово флажного сигнала вкладываю все самые лучшие чувства ко всему экипажу лидера. Этим и завершилось прощание с «Харьковом». Вскоре на фоне берега среди соседних мачт и корпусов в вечерней дымке затерялся силуэт моего прежнего корабля…

Первый выход в море обеспечивал командир-наставник, или, как говорят на флоте, «вывозной» капитан 3-го ранга Евгений Андрианович Козлов - командир эсминца «Бодрый». Рядом на мостике постоянно находился и Керенский, которому, я заметил, было далеко не безразлично, как сегодня сработает налаженная им организация службы. За внешним его спокойствием чувствовалось настороженное внимание к докладам, телефонным звонкам, [221] к каждому звуку из переговорной трубы. Что ж, здоровое стремление отличиться по службе делает честь любому командиру. Опасно - равнодушие. Съемка и выход прошли организованно, так что Павел Александрович остался доволен. «Вывозной» тоже не сделал никаких замечаний.