На ходовом мостике

Лев Анатольевич принял нас тепло, поздравил меня с новым назначением, с первыми боевыми выходами в море и самым внимательнейшим образом выслушал доклады о походах в Туапсе. Он интересовался всем: боями, навигационным обеспечением, состоянием корабля и экипажа. Слушая доклад Козлова, Лев Анатольевич пристально глядел на меня и согласно кивал головой.

Владимирского любила вся эскадра. Он был не только опытный адмирал, но и обаятельный человек, всегда доступный, скромный и справедливый. Поражала память Владимирского на лица и фамилии, он хорошо знал не только всех командиров и комиссаров кораблей, но и большинство лиц из числа командного состава, а также старшин [230] сверхсрочной службы. Это объяснялось тем, что Владимирский часто бывал на кораблях, возглавлял эскадру в тяжелые дни обороны Одессы, Севастополя, Новороссийска и Кавказа. Без его личного участия, как правило, не проходил ни один совместный выход кораблей эскадры и часто двухзвездный флаг командующего развевался на мачте во время операций. Возглавляя эскадру, Владимирский воспитал многих замечательных командиров кораблей, таких, как В. А. Пархоменко, В. Н. Ерошенко, Е. А. Козлов, Г. П. Негода, П. И. Шевченко, Г. Ф. Гадлевский, А. Н. Горшенин, С. С. Ворков, В. Г. Бакарджиев. Сам Лев Анатольевич прожил нелегкую жизнь, много испытал трудностей, но неизменно являл образец благородного достоинства, ставя интересы дела превыше всего. Все, кто плавал с Владимирским, всегда вспоминают о нем с большой любовью и благодарностью.

После посещения линкора «Парижская Коммуна» мы на причале расстались с Козловым. Мне было приятно пожать руку этому отзывчивому и тактичному офицеру. Козлов улыбнулся на прощание:

–  И от меня теперь примите поздравления. В принципе, мое присутствие на «Шторме» было лишним…

Я горячо возразил ему и поблагодарил за помощь в трудных ситуациях. Делал это он всегда с большим тактом. Через несколько лет жизнь снова свела нас. Обоим пришлось командовать крейсерами: Козлову - «Красным Крымом», мне - «Красным Кавказом». И тогда я еще раз убедился, насколько Козлов был грамотен как командир и какой он отличный товарищ.

На следующий день после разговора со Львом Анатольевичем Владимирским на «Шторм» был прислан приказ за его подписью о моем допуске к самостоятельному управлению кораблем. [231]

Эхо Сталинграда

Конец 1942-го и начало 1943 года прошли под знаком Сталинграда. Отголоски победной битвы быстро докатывались до Черного моря, подхватывались орудиями вновь сформированного в январе сорок третьего Северо-Кавказского фронта с оперативно подчиненным ему Черноморским флотом. Несмотря на то, что обстановка на Кавказе продолжала оставаться сложной, итоги Сталинградской [231] битвы заставляли радостно биться сердце в предчувствии того, что наша армия и народ вышли на дорогу побед.

Еще в ноябре 1942 года Военный совет Черноморского флота выпустил листовку, подписанную командующим флотом вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским и членом Военного совета дивизионным комиссаром Н. М. Кулаковым. Листовка вызвала на кораблях большой политический подъем, поскольку содержала не только уверенность в силе нашего оружия, но и ставила перед моряками конкретные задачи, характерные именно для наступательной войны. Вот ее содержание:

«Товарищи черноморцы! В районе Сталинграда немецкие фашисты и их румыно-итальянские прихвостни понесли серьезное поражение. Наступательные операции Красной Армии в районе Сталинграда успешно развиваются. Гитлеровцы и их сообщники, отступая, теряют ежедневно десятки тысяч убитыми, ранеными и пленными, оставляют в руках Красной Армии самолеты, танки, орудия, минометы, склады боеприпасов и другого снаряжения.

С чувством глубокой радости узнает советский народ о победах Красной Армии, вспоминая слова Верховного Главнокомандующего о том, что недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии, когда «будет и на нашей улице праздник».

Мы знаем, что немецкие захватчики еще будут упорно сопротивляться, еще будут пытаться осуществлять свои коварные замыслы. Но мы твердо уверены, что день разгрома и уничтожения немецко-фашистских полчищ недалек.

Начавшийся под Сталинградом разгром немецко-фашистских войск должен стать началом разгрома всей гитлеровской грабармии.

Товарищи! Наступил момент, наступают дни, когда языком Волги и Дона заговорят с немцами на всем советско-германском фронте - на далеком Севере, под Ленинградом, Ржевом, Воронежем, Новороссийском, Туапсе…

Оправдаем прославленный в народе образ моряка-черноморца, защитника Севастополя, бойца железной стойкости и изумительной дерзости, человека в бескозырке и тельняшке, ставшего символом бесстрашия, находчивости, умения ломать все препятствия и вырывать победу у врага. [232]

Товарища черноморцы! Наша задача - дружными ударами кораблей и частей флота поддержать мощные удары сталинградцев, с упорством находить и топить вражеские корабли.

Смело и лихо громить и уничтожать всякие плавсредства и военно-морские базы врага на черноморском побережье!

Беспощадно уничтожать немецко-фашистских захватчиков и их итальяно-румынских прихвостней везде, где их удастся обнаружить, где они появятся - на воде, под водой, на суше!

Вперед, черноморцы!

Только вперед! На нас сейчас смотрит, от нас ждет побед наша любимая мать-Родина! Под водительством Коммунистической партии мы победим!»

Упорная оборона на горных перевалах Кавказа, отражение трех натисков противника на Туапсе, действия флота по прикрытию приморских флангов сухопутных войск, оборона военно-морских баз и приморских городов кораблями флота - все предопределяло близящееся освобождение Кавказа. Заходя в Геленджик и в Туапсе в январе сорок третьего года, нельзя было не заметить, что сухопутные армии накапливают силы. Нетрудно было догадаться, что готовится десант. И все-таки, когда «Шторм» в очередной раз пришел с конвоем в Туапсе и мы узнали о крупной десантной операции в районе Мысхако, то были потрясены радостной вестью: начинается битва за Новороссийск - крупную военно-морскую базу. Нашему экипажу оставалось только сожалеть, что «Шторм» не был задействован в высадке десанта, а продолжал обеспечивать морские перевозки вдоль Кавказского побережья, то есть ходить торными дорогами, сопровождая транспорты, или сам переправлял грузы и людей. Работа эта была не менее важна, да, к тому же, усложненная тем, что противник всячески старался прервать наши морские коммуникации, особенно на подступах к Новороссийску и в районе Геленджика. С начала 1943 года немецкое командование значительно усилило морские силы на Черном море, сюда было переброшено несколько новых подводных лодок, более сотни десантных барж, сорок катеров-охотников и двадцать торпедных катеров. Одно время, еще рассчитывая на захват наших восточных черноморских портов, противник прекратил их минирование. Но теперь, почувствовав неудержимый [233] натиск наших войск, вновь принялся каждую ночь сбрасывать на парашютах мины, и особенно часто в Геленджикскую бухту.

Заметно активизировались действия вражеских подводных лодок, главным образом на участке Новороссийск - Лазаревка. Одна лодка даже пыталась атаковать наши корабли, стоявшие в Батуми, а другая, всплыв на поверхность, открыла огонь по поезду, идущему по прибрежной железной дороге.

Но как ни свирепствовали гитлеровцы, наши корабли продолжали развивать перевозки, особенно на участке Геленджик - Мысхако, на легендарную Малую землю. Число конвоев из Поти и Батуми на север постоянно увеличивалось, что предвещало в близком будущем активные наступательные бои. В этот период корабли нашего дивизиона своей главной задачей считали охранение конвоев. В зависимости от состава конвоя и наличия сил охранения к этой работе привлекались и тральщики, и катера-охотники. Командовал конвоем обычно кто-нибудь из командиров дивизиона, иногда - командир эсминца, а бывало и так, что конвой вел командир сторожевого корабля или тральщика. К этому времени руководство конвоями и организация конвойной службы были отработаны настолько хорошо, что командиры транспортов и кораблей охранения, благодаря обретенному практическому опыту, научились понимать друг друга с полуслова и потому, собравшись на очередной «предстартовый» инструктаж, долго не засиживались. Всем и так хорошо были известны все виды обороны, способы маневрирования, применения оружия и средств связи.

Заметное оживление царило во флотских тылах: спешно готовились плавбазы, мастерские, различные плавучие емкости для перевозки горючего, формировались новые автотранспортные колонны. Словом, шла интенсивная подготовка по обеспечению всем необходимым кораблей, особенно малых, в районах предстоящих наступательных боев.

Чтобы быть поближе к своим частям, Военный совет флота из Поти перебрался на новый флагманский командный пункт под Новороссийском, расположенный всего в нескольких километрах от занятого врагом города. В середине февраля нашим войскам удалось освободить Краснодар, Ростов и, по сути, отрезать части противника, находящиеся на Кубани, от своих сухопутных тылов. Рассматривая [234] карту на стене в каюте нашего военкома Корасева, мы сходились на том, что сухопутная позиция фашистов является безнадежной: им, прижатым к морю, не только трудно будет снабжать свои части, но даже для того, чтобы бежать с Кубани, придется форсировать Керченский пролив. А этому помешает наш флот. Мы были полны в то время самых радужных ожиданий.

Но враг понимал свое трудное стратегическое положение и потому сопротивлялся с яростью обреченного. Еще раньше фашисты создали так называемую «Голубую линию» обороны - хорошо укрепленный рубеж, протянувшийся от Новороссийска до Приазовья и прикрывший с востока Таманский полуостров. Новороссийск стал одним из опорных пунктов этой линии и взять его одновременно с Краснодаром и Ростовом не удалось. Вот почему столь важным стал плацдарм в районе Станички, вошедший в историю войны под названием «Малая земля», - он не только окончательно лишал противника возможности пользоваться Новороссийским портом, но и в будущем должен был во многом помочь освобождению города. Враг держался за Новороссийск мертвой хваткой.

Понятно теперь, сколь огромна была роль морских перевозок, призванных помочь нанести удар противнику во фланг, освободить Новороссийск и тем самым подобрать ключ к «Голубой линии». И если мы завидовали тем, кто высаживал десант, а потом каждую ночь пересекал Цемесскую бухту, доставляя подкрепление на плацдарм, то это отнюдь не означает, что конвоирование и перевозки мы считали второстепенной работой. У гитлеровцев для конвоев тоже было припасено немало снарядов и бомб. Скажу лишь, что только в непогоду проводка транспортов проходила иногда без боя с воздушным противником. А когда корабль находился в строю, в базе он долго не отстаивался. Все зависело от технического состояния корабля. И так было не только со сторожевиками, но и со всеми кораблями флота.