На ходовом мостике

Выйдя из Батуми, мы заняли свое место в ордере. Погода явно ухудшалась, повисла низкая облачность, видимость еще больше снизилась. В этих условиях необходима повышенная бдительность сигнальщиков и артиллеристов. Вызываю на мостик артиллериста «Шторма» лейтенанта В. А. Трухманова и прошу доложить о требованиях к БЧ-2 при плохой видимости. Трухманов докладывает четко и правильно. Приказываю сыграть боевую тревогу для его боевой части, установить повышенную боеготовность. Ну, а как чувствуют себя наши машины? Можно ли в полной мере положиться на их надежную работу в любых режимах? О техническом состоянии БЧ-5 докладывает вызванный на мостик механик инженер-капитан-лейтенант Петр Иванович Дурнов.

Дурнов чем-то напоминает мне механика «Грома» Алексея Матвеевича Горбачева. То же скрупулезное знание всех винтиков, клапанов, насосов, то же отношение к машине, как к живому существу, за которым необходимы постоянный присмотр и уход. Дурнов самым подробным образом доложил, что главные и вспомогательные механизмы в основном находятся в удовлетворительном состоянии. Некоторые, правда, требуют вскрытия и техосмотра, но из-за частых выходов в море это не всегда удается сделать. Зато за ними наблюдают особенно внимательно. А вообще он уверен, что боевой выход электромеханической частью будет надежно обеспечен.

На мостике тихо, вокруг все спокойно. Слышно только пощелкивание счетчика лага, определяющего скорость хода, да характерное поскрипывание репитера гирокомпаса. Ночь темная, облачность продолжает оставаться низкой, временами идет дождь. В такую погоду штурманам трудно определять место корабля, потому с «Незаможника» получаем семафор за подписью командира конвоя: «Командирам показать свои места на ноль часов!» Такие запросы повышают ответственность командиров и штурманов, и я захожу в штурманскую рубку - выяснить место «Шторма» на ноль часов. У штурмана Якова Карповича Стрельченко все готово. Не зря он то [222] и дело появлялся на мостике у компаса. На штурманской карте маленьким кружком обозначено местонахождение «Шторма», а рядом бланк с заготовленным ответом на «Незаможник». Отмечаю, что прокладка курса и записи в навигационном журнале ведутся аккуратно. Уж кого-кого, а штурмана командир должен знать как самого себя и иметь четкие представления о точности его работы. От этого во многом зависит успех плавания, а подчас и жизнь корабля. Потому к работе Стрельченко присматриваюсь с особым вниманием и не спешу с выводами.

В общем то, что я слышал в последнее время о «Шторме», вселяло уверенность в его экипаже. Корабль в составе эскадры с первых же дней войны принимал самое активное участие в боевых действиях - конвоировал транспорты, обстреливал вражеские позиции, подвозил подкрепления нашим войскам. Только в период оборонительных боев у Новороссийска и Туапсе сторожевой корабль «Шторм» выполнил ряд ответственных боевых задач. 3 сентября 1942 года с Таманского полуострова эвакуировалась Керченская военно-морская база. Прикрывавший ее 305-й батальон морской пехоты, которым командовал прославившийся на Малой земле Цезарь Куников, попал в окружение в районе Соленых озер. Батальон необходимо было снять с узкой прибрежной полосы. В море вышел «Шторм». Один, днем, без воздушного прикрытия, он подошел к занятому врагом побережью, принял на борт с торпедных катеров личный состав батальона с вооружением. Корабль оказался загружен до критического предела. Всякое движение было запрещено. Для того чтобы отойти от берега и лечь на обратный курс, бывшему командиру «Шторма» А. И. Несмеянову пришлось осторожно описывать пологую кривую, так называемую циркуляцию. Боевая задача была выполнена, личный состав батальона без потерь доставлен в Геленджик. Командующий флотом объявил всему экипажу «Шторма» благодарность.

Следующую операцию «Шторм» провел в период последних боев за Новороссийск. Кораблю следовало конвоировать эвакуированный железобетонный док. Во время перехода док неоднократно подвергался яростным атакам авиации противника, но был в сохранности доставлен в Сухуми. Вторично комфлотом объявил экипажу «Шторма» благодарность.

Затем «Шторм», выполняя приказ командования эскадры, [223] доставил из Туапсе в Геленджик командующего Черноморской группой войск генерал-полковника Я. Т. Черевиченко и Адмирала Флота Советского Союза И. С. Исакова. И сразу же совместно с эсминцами «Незаможник», «Железняков» и сторожевым кораблем «Шквал» обстрелял аэродром в Анапе, в результате чего несколько самолетов противника было уничтожено, повреждена взлетная полоса. Уже при отходе корабли подверглись атакам вражеской авиации и торпедных катеров, но удар был успешно отражен, и корабли благополучно вернулись в базу. Так что к моему приходу на «Шторм» его экипаж представлял собой хорошо спаянный боевой коллектив.

Сам корабль был сравнительно небольшой, водоизмещением в пятьсот тонн, и неплохо вооружен: два 102-мм полуавтоматических орудия, четыре 45-мм орудия, замененных позже на 37-мм автоматы, четыре пулемета, один трехтрубный торпедный аппарат, глубинные бомбы, параваны. Кроме того, с корабля можно было производить постановку мин. Словом, это был универсальный корабль, способный решать различные боевые задачи. Подобные корабли появились у нас в начале тридцатых годов как первенцы отечественного надводного флота. Им суждено было стать предвестниками наших новых миноносцев. На них в свое время прошли первую морскую школу многие командиры - будущие прославленные адмиралы и флотоводцы. И хотя после эсминца «Незаможник» и лидера «Харьков» сторожевой корабль казался мне слишком маленьким, я понимал, что он - грозная сила, и гордился оказанным мне доверием.

Здесь же, на мостике, комиссар корабля старший политрук Александр Васильевич Корасев сообщил, что из ста пяти членов экипажа - тридцать восемь коммунисты и пятьдесят комсомольцы. В 1935 году, когда я служил на «Громе» и был секретарем партийной организации, у нас было всего семь коммунистов, а вот теперь на таком же корабле партийно-комсомольская прослойка составляет почти девяносто процентов экипажа.

–  Да нам, Александр Васильевич, под силу горы ворочать!

Комиссар согласно кивает:

–  Все зависит от нас, Петр Васильевич, как сумеем эту силу направить на боевые дела. И помощники надежные, есть на кого опереться. Превосходный секретарь [224] парторганизации военфельдшер Сачко. На корабле не первый год, знает людей, прислушивается к ним, считается с их мнением. И его любят, уважают. А секретарем комсомольской организации - котельный машинист старший краснофлотец коммунист Василий Савинов. Хороший агитатор, настоящий вожак молодежи.

Пока на море тихо, у нас есть время обстоятельно поговорить с комиссаром. Убеждаюсь, что сам он - человек беспокойный, знающий вкус соленого морского пота. Во флоте с тридцать второго года, служил катерным боцманом, был секретарем сначала комсомольского бюро, потом партийной организации, затем - военкомом отдельного дивизиона торпедных катеров. В ноябре сорок первого добровольно пошел в морскую пехоту к полковнику Горпищенко, где воевал до конца обороны Севастополя. А с июля 1942 года - на «Шторме»…

Ночной переход проходил спокойно. С «Незаможника» лишь поступило несколько сигналов об изменении курса, да изредка по конвою или в адрес одного из командиров охранения передавался приказ: «Соблюдать заданное расстояние» или «Соблюдать свое место в строю». Спокойный переход - это, конечно, хорошо, но только в бою я узнаю истинную цену экипажу.

На утреннюю вахту заступил командир артиллерийской части В. А. Трухманов. Это уже вторая его вахта за время перехода. Небольшого роста, с красивым лицом и живыми темными глазами, Трухманов каждым движением, каждой отданной командой демонстрировал уверенность в себе, знание своих обязанностей. На его груди висел новенький артиллерийский бинокль, который он время от времени вскидывал к глазам, просматривая отведенный «Шторму» сектор наблюдения. Затем подходил к компасу, брал пеленг на охраняемый транспорт и запрашивал дальномерщика о расстоянии. Если для соблюдения места в строю нам необходимо было выйти вперед или отстать, он, пользуясь педальными звонками, передавал в машинные отделения команды об увеличении или уменьшении оборотов. Не забывал также контролировать бдительность вахтенных сигнальщиков, боеготовность на носовом 102-мм орудии.

Не прошло и получаса, как Трухманов громко доложил:

–  Низколетящий самолет слева сорок пять, на корабль! [225]

–  Играть боевую тревогу!
– приказываю Трухманову.
– Приступайте к командованию своей частью.

Сигнальщики поднимают сигнал: «Самолет противника в воздухе!» Одновременно Трухманов дает целеуказания на 37-мм автоматы и пулеметы, затем и на 102-мм орудия.

Самолет «фокке-вульф» - разведчик. Благодаря бдительности вахтенного командира «Шторма» мы первыми обнаружили противника. А это, в свою очередь, помогло своевременно открыть огонь. На полную мощь заговорили автоматы и пулеметы старшин Гавриила Юрченко, Евдокима Пироженко, Алфея Лапина и Михаила Зборовца. Щелкнули замками и подняли стволы 100-мм орудия старшин Ивана Кузьмина и Григория Назаренко. У первого орудия старшина батареи главный старшина Филипп Кравец вместе с командиром орудия помогает наводчикам схватить цель. Но 102-мм орудия, заряженные шрапнелью, так и не открыли огонь - обнаруженный самолет резко свернул вправо, пересек курс конвоя и скрылся в северном направлении. Будь погода получше, могли бы появиться и бомбардировщики. Сохраняем повышенную боеготовность. К счастью, задувает крепкий норд-вест, видимость плохая, и нам удается спрятаться от вражеских самолетов.

Медленно тянется время в конвое: скорость примерно восемь-девять узлов, долго находимся на одном и том же курсе, привязанные к транспорту, да еще такая унылая погода - все это может притупить бдительность, незаметно расслабить людей. Потому-то на верхней палубе, у боевых постов, постоянно вижу то комиссара корабля, то помощника командира, то командиров боевых частей. В конвоях легче изыскивать время для учебы, это дает хорошую встряску, заставляет экипаж быть начеку. С Керенским мы подробно обсудили, как и когда будем проводить боевую подготовку, какие зачетные аварийные задачи предстоит решить в этом году.