На карте не значится

–  Ваши люди, капитан, по их словам, до службы на флоте не имели никаких профессий.

–  Ну что ж, значит, это так и было, - подтвердил Шерстнев.
– Им лучше знать.

–  И будто бы они на вашем судне впервые?

–  И это верно.

Хенке прищурился и, наклонившись ближе к Шерстневу, вдруг резко спросил:

–  А не можете ли вы, капитан, сказать что-либо о практической специальности доктора технических наук Рынина? Чем он знаменит? Чем занимался до сих пор?

–  Вот уж чего не знаю, лейтенант, того не знаю.. Для меня доктор Рынин был только пассажир. А расспрашивать его о научных делах мне и в голову не приходило. Да это и непосильно для моей старой головы.

Хенке подозрительно посмотрел на седую голову Шерстнева и злобно сказал:

–  Перестаньте дурачиться, капитан Шерстнев! Не может быть, чтобы вы не интересовались этим вопросом. И вы расскажете мне все, что вы знаете о Рынине, - хотите вы это или не хотите!

–  Мне сказать вам нечего, лейтенант. А ваш тон заставляет меня вовсе прекратить с вами разговор.
– Шерстнев встал.
– На ваши вопросы я больше отвечать не буду. Прошу вернуть меня к моей команде.

–  Теперь это уже не ваша команда, а наши пленники! И вы будете, будете отвечать мне, капитан! Я заставлю вас разговаривать!

Шерстнев молчал.

Хенке резко нажал кнопку звонка на столе, и в комнату немедленно вскочили конвоиры.

Хенке указал на Шерстнева и приказал:

–  В карцер!

Охранники набросились на Шерстнева, вывернули ему руки и, не давая идти, волоком потащили в карцер…

В кабинет вошел длинный, тощий охранник, с узким лицом и тяжелой челюстью. На фуражке у него была трехцветная кокарда власовца. Он остановился у двери и почтительно спросил:

–  Вы меня вызывали, господин оберштурмфюрер?

–  Да, Шакун, ты мне нужен. Подойди ближе!..

Шакун быстро подошел к столу, неуклюже щелкнул каблуками и почтительно наклонил рыжую голову, готовый слушать…

ОШИБКА ШАКУНА И КАК ЕЮ ВОСПОЛЬЗОВАЛСЯ БОРЩЕНКО

Когда Борщенко ввели к оберштурмфюреру Хенке, .там еще был Шакун. Увидев Борщенко, власовец удивленно вытаращил глаза и медленно пошел навстречу.

–  Черный Ворон? Ты ли это?! Ну и встреча, черт меня сожри! Бывает же…

Шакун завертелся около Борщенко, разглядывая его со всех сторон и все более расплываясь широкой зубастой улыбкой.

–  Почти не изменился!
– продолжал он.
– А ведь, почитай, два года прошло с тех пор… с Киева… Да что ты так уставился на меня?! Неужто не узнаешь?… Я - Федор Шакун… Помнишь, познакомились с тобой в бане, из-за твоего водяного с рогатиной?.. Ну, ты еще потом два раза брал меня на свои операций…

Шакун, позабыв о присутствии гестаповца и конвоиров, обрадованный встречей, продолжал:

–  Во второй раз я был под твоей командой, когда пускали в расход драчливую многолюдную семейку. Помнишь?..
– Шакун понизил голос.
– Девчонка тогда выколола глаз твоему помощнику… Ха-ха-ха!..

Борщенко мучительно передернулся и оглянулся, выискивая, чем бы расколоть голову предателю.

А Шакун продолжал:

–  Ну, не кривись. Раз не нравится, - не буду. Мне рассказывали, что не любишь ты разговоров о таких делах. А на этих ты не обращай внимания… - Власовец кивнул в сторону гестаповца и конвоиров.

– Они по-русски не понимают ни слова!.. А как ты по-немецки? По-прежнему ни бум-бум?.. Ага? Ну, а я уже калякаю по малости… Погоди, вот я сейчас…

Шакун повернулся к Хенке и по-немецки объяснил:

–  Господин оберштурмфюрер, он из наших… В Киеве был старшим в зондеркоманде. Его сам генерал Власов принимал. Он два раза брал меня на операции…

Хенке заинтересованно посмотрел на Борщенко.

–  А как его звать?
– спросил он Шакуна.

–  Имя у него было Павел. Фамилию забыл. В Киеве его прозвали Черным Вороном.

Заинтригованный Хенке сделал знак конвоирам, и они вышли.

–  Зитц маль!
– пригласил гестаповец.

–  Садись, Павел!
– перевел Шакун.

–  Как ты попал на судно?

Борщенко молча в упор рассматривал гестаповца.

–  Он, господин оберштурмфюрер, кроме русского, ни к какому языку не приучен, - пояснил Шакун.- Пробовал, но не может. А на советское судно он попал специально. Он-бывший моряк. Его забрали тогда из Киева для отправки в тыл к коммунистам. На флот. По заданию…

–  По какому заданию?
– заинтересовался Хенке.
– Это важно. Спроси у него.

–  Павел! Ты .по какому заданию очутился на судне?

–  По особому, - выдавил Борщенко, не представляя, что будет дальше, и решив не выдавать свое знание немецкого языка.

–  Опроси у него, Шакун, в чем состояло это задание.

–  Павел, оберштурмфюрер интересуется, какое это было задание?

–  Я не могу отвечать на этот вопрос!-твердо заявил Борщенко, понемногу ‘приходя в себя.
– Скажи, что не могу об этом говорить.

–  Он не может говорить!
– коротко перевел Шакун.
– Особое задание, господин оберштурмфюрер.

Хенке понимающе кивнул и задумался, внимательно разглядывая богатырскую фигуру Борщенко.

Воспользовавшись паузой, Шакун спросил:

–  А что это у тебя, Павел, вроде голос изменился? И слова стал растягивать?

–  Контузило меня, Федор, - нашелся Борщенко.

–  Аа-а-а,- удивился Шакун.
– Кто же это тебя? Свои или чужие?

–  Свои,-продолжал сочинять Борщенко, не представляя, кого Шакун понимает под своими, кого под чужими.

В разговор снова вступил Хенке:

–  Спроси его, Шакун, - куда направлялось судно?

Борщенко отвечал осторожно и не сразу, пользуясь

временем, которое занимал Шакун на переводы.

–  Куда направлялось судно, - неизвестно. Никто из команды этого не знал.

–  А капитан?

–  И капитан не знал.

–  А это точно?
– засомневался Хенке.
– Шакун, повтори вопрос!

–  Абсолютно точно!
– уверенно подтвердил Борщенко.
– Мы следовали по курсу, который постепенно менялся сопровождавшим нас военным кораблем.

–  Ага… Так.., Искали новый, обходный путь в Англию? Это похоже!.. Спроси, Шакун,- он давно знает капитана?