На крови

Я сделал шаг по ступеням вниз. Княгиня быстро поднялась:

— Куда? Вы... не в себе, полковник!

Человек с пушистыми усами поднял руку к козырьку.

— Мадам...

Марфинька брезгливо обвела глазами круг:

— Я не вижу, с кем вы говорите, полковник...

Рука снова, напряженно, примкнулась к козырьку.

— Я извиняюсь... необходимо выполнить известную формальность.

— Формальность... для нас? Вы смеетесь, полковник. Я не поеду одна из-за ваших формальностей. Ваше высочество, это же неслыханный произвол.

Принц отнял ладони от стены и вздрогнул всем телом.

— Ее высочество?

В самом деле, мы все забыли о бедной старухе. Где?

— Их императорское высочество в полной безопасности. Они успели сойти... до случая. Они дожидаются вашего высочества в приемной.

— Да-да! — закивал Ольденбургский, собирая в морщины дряблые красные щеки. — Иду, иду. — Он стронулся, но тотчас же остановился. — Полковник...

Пушистые усы дрогнули и застыли. Жандарм вытянулся во фронт.

— Мы все повинуемся княгине Багратион. — Он наклонил голову перед Марфинькой. — Примите это к сведению... и руководству.

— Слушаюсь, ваше высочество.

Княгиня в упор, вызовом глянула на труп и взяла меня под руку.

— Едем.

Ад’ютант Лауница, наклонившись к жандарму, быстро говорил ему на ухо. Глаза полковника стали растерянными и злобными. Он снова приподнял руку.

— Виноват. Но ротмистр... сообщил мне чрезвычайно важное сведение. Генералу Лауницу представлен был на подпись два месяца тому назад ордер на арест вашего спутника. По сведениям охранного отделения, он член военно-революционной организации и еще другое. Покойный генерал не подписал... по той же, очевидно, причине, по которой и мы чуть было не дали ему сейчас уйти. И если бы генерал подписал... кто знает, может быть...

— Я вынуждена повторить вам: вы не в себе, — с ледяным, таким необычным для «несносной» спокойствием проговорила княгиня, цедя слова. — Вы, может быть, пожелаете арестовать и меня?

— Их видели перед входом вместе.

— Мы вошли втроем, — гневно откинула голову княгиня... — У вас нет ни малейшего такта. Прикажете мне опять потревожить его высочество, чтобы он дал урок вам, как нужно обращаться с людьми нашего круга?

Полковник развел слегка руками.

— Но, княгиня, войдите в мое положение.

— Мое имя и его имя вам известны — этого довольно. Пусть ваши... шпионы десять раз правы, — вы можете сводить ваши счеты...

— Выполнять свой долг, княгиня...

— Долг? — брезгливо скривила губы Марфинька. — Пусть будет долг. Сводите его, когда меня не будет. Но при мне и для меня он только — вы слышите, полковник, — только человек моего круга, которого я пригласила обедать и с которым я буду обедать на зло всем вашим департаментам.

— Но, княгиня...

Она нетерпеливо пожала плечами.

— Кончим, полковник. Этого человека знает весь Петербург. Вы боитесь потерять его, если он выйдет со мной за дверь? Это смешно, по меньшей мере. Вы слышали, что сказал принц?

Полковник поклонился.

— Вы не убедили меня, княгиня. Но... поскольку отсутствие ордера дает мне формальную возможность... я соглашусь отсрочить тот необходимый после сегодняшнего случая разговор, который нам придется иметь с вашим спутником. Вы будете любезны заехать сегодня же после обеда, к нам — Тверская, десять?

Я улыбнулся:

— Нет.

Зрачки полковника сузились:

— В таком случае, мы привезем вас.

— A la bonne heure! — весело кивнула княгиня... — Наконец, это начинает походить не на...

Полковник спустился с нами в вестибюль.

— На всякий случай: адрес?

— Есть в телефонной книжке.

Мы вышли. Следом за нами, запахиваясь на ходу, вышло трое чужих.

— Лора в двух шагах отсюда, — сказала, не глядя на меня, княгиня, когда автомобиль стронулся с места. — Эти господа способны отравить наш сегодняшний обед... Какой ужас, этот бедный белокурый! Я ужасно испугалась: Лауниц упал, как шуба с вешалки. Это так страшно! Я не очень некрасиво кричала, скажите? Мы увеличим наш маленький круг, у нас есть на это время. Вы не возражаете?

Автомобиль, вздрагивая на рессорах, выезжал за ворота. Княгиня взяла трубку.

— На Удельную и — дайте ход, шофер.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

По Каменноостровскому вверх — к островам. Княгиня, отвернувшись, смотрела в окно. Потом спросила:

— Что вы думаете делать?

— Я не понял вопроса, княгиня.

— Вы не поедете к этим... жандармам?

— Нет, конечно.

— Из брезгливости или...

— «Или». Брезгливость сама собой.

— Вы давно уже?

— Давно.

— Странно. Мне никогда не приходило в голову. Только сегодня, когда я держала вас, там... Дикое ощущение... точно не вас — его. Потом открыла глаза — нет: он у перил, с бородкой. А когда подошли жандармы, я уже знала наверное: это — за вами. Не говорите, не надо.

Она быстро оглядела меня, улыбнулась и повторила:

— Не говорите, не надо. Мы едем обедать к Лоре. Я не хочу сейчас ни о чем таком думать.

ГЛАВА VIII

ПОСТРИГ

У Лоры рассказ о смерти Лауница не произвел впечатления. Чегодаев — крупнейший из «новых», на военных поставках набивших состояние богачей, переменивший с высочайшего разрешения фамилию при переезде в новый особняк, — метал банк: ему не везло несказанно: он проигрывал, с довольной улыбкой выбрасывая крупные бумажки жадно тянувшимся к ним — аристократическим, породистым рукам. Толпившиеся у стола игроки недовольно переминались поэтому, выжидая окончания рассказа княгини. Перерыв — кто знает! — перемена счастья.

Княгиня кончила. Кто-то сказал: «Ужас!» Кто-то пожал плечами:

— Профессиональный риск. С этим приходится считаться.

— Его предупреждали словом и делом. Из трех тамбовских усмирителей оставался только он один.

— В самом деле: Луженовский убит. Богданович убит.

Лора сжала руки:

— Ужас! Скоро нельзя будет по улицам ходить.

— Управятся! — тряхнул головой кто-то лысый и крашеный.

— Виселиц хватит.

Чегодаев щелкнул свежей колодой. Опять раскрылись прихлопнутые было бумажники, зашелестели по сукну ставки.