На неведомых тропинках. Сквозь чащу

– Зачем?
– он поднял брови, и кожа на лбу собралась складками.

– Вернуть ему недостающую деталь, - я встряхнула рюкзаком.

– Ничем не могу помочь, - мужчина которому на вид было не больше сорока лет, посмотрел вдаль, - Жаль.

– Вы врете, - буднично заметила я, но хранитель не ответил, уходя так же беззвучно, как и появился.
– Значит, мы пойдем другим путем, - резюмировала я, снова оставшись в одиночестве, и зашагала по хрустящей гравийной дорожке.

С чего начинаются любые поиски? Любой в нашей тили-мили-тряндии ответил бы, что с расспросов. С очень жестких и сладких допросов, когда один мурлыча спрашивает, а второй плюясь кровью отвечает.

Я вышла на длинную улицу, к которой примыкал Парк-на-костях, оскалилась и одним стремительным движением скользнула в придорожные кусты акации. Оттуда несло любопытством и патокой. Так сладко могут пахнуть только дети, они не думают о последствиях и редко испытывают страх. Чаще испуг.

Вот и сейчас, изменяющийся - мальчик лет шести в перемазанной землей рубашке вздрогнул, когда я ухватила его за руку, попытался вырваться и клацнул зубами так, что мне пришлось бросить рюкзак и схватить упирающегося звереныша за шею, впиваясь ногтями в кожу и вытащить на тротуар.

Пацан посмотрел на меня огромными голубыми глазами и вдруг заревел, громко с надрывом, от всей своей отчаявшейся души. Взгляды все еще сверлившие спину, мгновенно сменились с лениво - любопытствующих на тревожные. Дети они и на стежке дети, слишком ценный товар, чтобы разбрасываться понапрасну.

– Чего ревешь?
– спросила я, выпуская тоненькую шейку, которую так легко переломить одним неловким или наоборот слишком ловким движением.

– Ааа, - ответил мальчишка, понял, что свободен, отбежал на два шага, остановился, и вытер лицо рукавом, красноречиво всхлипывая.

– Чего орешь?- повторила я, - Когда подглядываешь, будь готов огрести по ушам.

– А-ага, - на распев проговорил оборотень и спросил, - А вы меня не съедите?

– Еще не решила, - ответила я, он нерешительно заулыбался, безошибочно уловив в словах иронию, - Бабка говорила, что Великие, съедали по дюжине детей на завтрак.

– И ты тут же побежал за мной следить? Очень хотелось умно - он отвел глаза, - Бабку слушать надо, - я покачала головой, - Предлагаю сделку, я не съем тебя на завтрак, а ты покажешь мне, где живет староста?

Вместо ответа мальчишка фыркнул и сделал еще один опасливый шаг назад. А потом еще один...

– Третий дом от центрального перекрестка, большой с синей крышей - прокричал он уже на бегу и добавил, - А мама говорит, что я невкусный!

– Ну, раз мама говорит, - вытащила из кустов рюкзак, - Маму тоже надо слушать, но я бы на твоем месте не проверяла.

Дом у старосты Заячьего холма был основательный и... новый. Прежний, видимо исчез в бушевавшем пожаре. Или главу стежки обуяла тяга прекрасному. Построенный из цельных бревен цвета меда, с террасой, узкими пластиковыми окошками и массивной железной дверью, он больше напоминал баню, чем жилой дом. Полтора этажа, так я называла дома, у которых на чердаке была полноценная комната... полтора этажа под непривычной синей черепицей, захочешь не пройдешь мимо.

Стежка мелодично пружинила под ногами, я поняла, что ощущаю ее без всякого усилия, без старания и сосредоточенности, словно слышу играющее в отдалении радио и... Знаете, сейчас на детских площадках землю закрывают такими прорезиненными ковриками или плитками, видимо из соображений безопасности, а раньше просто асфальтировали, видимо из тех же соображений? Суть в том, что именно так ощущала нить перехода идущую вдоль центральной линии, как пружинящую дорогу под ботинками.

Железная дверь была не заперта, из-за нее тянуло тревожным любопытством. Черная труба дома напротив изрыгала черный маслянистый дым, пахло прахом. Я не очень хотела знать, что закидывали в печь за серыми стенами.

Я вошла, безошибочно следуя за стуком чужого сердца. Меня ждали, надеялись и злились, последнее яснее всего чувствовалось в коридоре, обклеенном бежевыми обоями, в мятном освежителе воздуха. Она ждала меня в гостиной, так напоминавшей просторную комнату времен моего детства в деревне у бабушки. Диван, стол, со скатертью, кресло напротив телевизора, чашки в серванте, шарик люстры под потолком. Заячий холм - деревня, а передо мной на диване сидела именно бабушка, выглядевшая как полноватая женщина, которая едва разменяла пятый десяток, чуть жмущий в груди костюм, высокая прическа - вылитая зауч нашей школы.

– Добро пожаловать, - натянуто произнесла она и не менее натянуто добавила, - Великая.

– Правда?
– удивилась я, - А по виду не скажешь. Но спасибо на добром слове.
– меня так и тянуло на манер моей бабки поклониться в пояс, но я смогла сдержаться.

Белые занавески на окне шевельнулись, я увидела, как к дому подошел "дедок" в кепке, следом женщина с корзиной.

– Что вам у нас надо?

– В прошлый раз вы не спрашивали.
– я вспомнила нашу краткую встречу у источника, запах дыма, что шел от соседнего дома, очень напоминал тот.

– В прошлый раз у нам приходила человеческая игрушка Седого, а сейчас...

– Что?
– обернулась я, - Нечеловеческая игрушка? Не игрушка?

– Великая.

В ее устах это слово прозвучало прерывисто, "вели...ая" будто она споткнулась и проглотила букву "к", у нас девушки с завода так же о директоре говорили.

– Мне нужна могила, помеченная кругом и крестом, могила ошера Тира, которого похоронила здесь Киу, если это о чем-нибудь вам говорит. Я закопаю недостающие части тела бедолаги и уеду.

Женщина посмотрела в окно, меня коснулось ее сожаление. И решимость.

– Я не знаю, что вы ищите.

– Вранье, знаете. Ваш хранитель знает и даже они, - я ткнула пальцем в окно, где только что подошедший молодой парень в кепке, задумчиво, один за одним, обдирал листики с куста сирени, - знают. И думаю, цена за это знание не окажется непомерно велика.

– Думаете?
– он подняла подведенные черным брови, - Что они запросят? В лучшем случае разрешение на охоту.

– В худшем, вы хотите сказать?

– Расплатиться за счет кого-то другого?
– она напряженно улыбнулась, - В лучшем. В худшем они потребуют чего-то от вас, вернее от Седого. Вы можете давать обещания от его имени?

– Тогда я разрешу охоту, - я дернула головой, отворачиваясь от окна, перед домом уже стояло человек семь.

– Охоту на незнакомого человека, мужчину, женщину, ребенка? Теперь уже врете вы.

– Туше, - я села напротив ведьмы в кресло.

– Уезжайте.

– Уеду, - согласилась я и увидела, как брови поползли вверх, в моем слове не было ни грамма лжи, - Если убедите меня, что это на самом деле лучше. Неспроста же вы все дергаетесь.