На ничейной реке
Шрифт:
"- А какого черта я волнуюсь?
– неожиданно спокойно подумал парень.
– Какая разница где умирать? В Поселке, в роли местного дурачка на побегушках, или на болотах в компании такого светоча науки, как Профессор? Будь, что будет и гори оно всё синим пламенем!".
Павлик очнулся от своих мыслей, заметив, что в комнате повисла тишина. Профессор смотрел на Гришу.
– Ну, конечно, - говорил старик.
– Поведешь нас ты, Григорий. Опыт походов у тебя ведь есть. Выходим завтра утром. Знаю, что хорошо бы денек для отдыха дать, но лучше этого
Профессор улыбнулся, Димочка угодливо засмеялся, а Павлику захотелось громко заорать и со всей силы удариться головой о стол профессора. Гриша же просто криво улыбнулся странной улыбкой.
***
Из мэрии Павлик и Гриша шли молча, глубоко задумавшись. Вернее, это Гриша шел, нахмурившись и погрузившись в свои мысли, а Павлик просто молчал. Он не хотел отвлекать товарища и, честно говоря, в голову ему не лезли никакие мысли. Была какая-то пустота и большое разочарование, которое плавно перешло в апатию. Ну что же? С Дашей можно распрощаться, да и вообще, возможно до завтрашнего вечера они уже не доживут.
Болота - гиблое место, не говоря уж о городе. Какая к черту разница, что будет дальше? Будь что будет. Плевать!
С этими невеселыми мыслями они подошли к своему домику.
– Слушай, Гриш!
– не выдержал Павлик.
– Да, Гриш!
Товарищ встрепенулся и посмотрел на него, словно первый раз увидел.
– Что делать будем, а? Гриш?
Оглянувшись вокруг и никого не увидев в темноте, товарищ потащил его в тёмный дом, через свою дверь. В свете лампы Павлик увидел, что они оказались на пустой веранде, где стояло только покосившееся старое кресло. Гриша увлек его дальше в комнату. Там обстановка была такой же спартанской - кровать, небольшой шкаф и вешалка на стене.
– Послушай, Гриш, - забормотал скороговоркой Павлик.
– Что делать-то будем, а? Ведь надо же как-то придумать, чтобы...
– Тихо, Пашок!
– приглушенным голосом перебил его Гриша.
– Скажи мне, ты понял, что Профессор псих?
– Ну, конечно!
– вырвалось у парня.
– Это же бред!!! Ну, куда мы?.. Зачем нам это???
– Спокойно!
– Гриша взял Павлика за плечи и легко тряхнул.
– Слушай меня, Пашок! Я завтра пойду с ними. Дойду до станции "Ельшанка", а там...
"- При чем тут Ельшанка?" - тупо подумал Павлик.
– А там, - продолжал Гриша.
– Там железная дорога идет на Дон, прямиком в город Ростов-на-Дону. Это не та дорога, что здесь, у Мамаева Кургана. Тут дорога идёт на северо-запад, а та, которая у станции "Ельшанка" - прямиком на запад. По ней, наверное, даже быстрее доберёмся до Дона. А за ним, как говорят - прежняя, нормальная, жизнь сейчас. Вот туда я и иду. Хочешь со мной?
Павлик смотрел на товарища, открыв рот от удивления. Только сейчас до него дошло, почему и зачем Гриша так подробно расспрашивал Профессора об этой "Ельшанке" и прочих делах. Стало стыдно за свое скудоумие.
– Так что, Пашок, думай, - сказал Гриша.
– Сейчас - полежи-подумай. А потом, завтра, как выйдем отсюда - решишь, с ними ты, в университет, или со мной, на Дон? В общем, время у тебя будет, дабы подумать...
–
Да ты чего, Гриш!– опешил Павлик.
– Конечно, я с тобой, но... Может можно как-то сделать, чтобы не ходить с ними... Ну, чтобы остаться...
Гриша хмыкнул:
– Нет, Пашок. Ты чего, не понял, что ли? Они уже всё без нас решили. Мэр тоже в курсе и это всё с его согласия. Я так думаю, Профессор его со своим нытьём про братишку так достал, что они решили нами пожертвовать, лишь бы он тут не вопил и народу не болтал про эти огни. Понял? Так что, если откажемся идти, хрен пойми, что тут с нами будет!
Да и вообще, я тут у вас засиделся. Год уже живу. Хватит. Пора уже дальше двигать. Меня ваш санаторий ёбаный уже вот как достал.
Товарищ провёл рукой по горлу.
– Поэтому, давай закругляться - завтра вставать рано. Надо ложиться! Но ты все-таки подумай, куда ты - со мной на Дон или с ними, в Университет? Давай, думай!
Павлик и оглянуться не успел, как Гриша за руку вывел его из комнаты, провел по веранде и выставил на улицу.
Еще толком не пришедший в себя парень обошел домик и ненадолго задержался перед входом, глядя в темноте на свое жилище, которое уже долгие годы служило ему домом.
Он жил здесь всего два года, с того времени, как ему исполнилось шестнадцать лет, однако давно уже ему казалось, что он тут живёт всю жизнь. Надо сказать, всё это время парень относился к своему жилищу довольно пренебрежительно, обычно называя его хибарой. Это действительно был один из худших домов в Поселке, не считая нескольких совсем уже развалившихся строений, в которых давно никто не жил.
Но сейчас, в этот вечер, он впервые ощутил, насколько тяжело будет уходить отсюда. И этот неказистый голубой домик, вдруг показался таким родным и любимым, что хотелось заплакать.
"- Милый домик, - растроганно думал Павлик, - Сколько лет я провел здесь, спасаясь в тебе от холода, жары и дождей. И все это время даже не сказал "спасибо".
От нахлынувших чувств, парень заплакал. Слезы катились по его щекам, а он стоял, и все не мог налюбоваться на свой, лучший в мире домик. Только сейчас до Павлика вдруг дошло, что значит выражение "родной дом".
Войдя внутрь, в свою комнатку, Павлик ненадолго зажег лампу. Огонек сразу разогнал темноту, и по стенам комнаты весело заплясали мелкие тени. Снаружи раздавались трели сверчков, но через стену, из комнаты Гриши, не доносилось ни звука.
Павлик разделся и лег в кровать, потушив лампу. Он думал, что теперь долго не заснет, и решил серьезно проанализировать создавшееся положение. Однако вместо этого, он сразу же провалился в глубокий сон.
Глава 8, в которой происходит чёрте что
Над Большой протокой поднимался слабый туман. Ночь медленно уступала место серому утру. Мерно скрипели в уключинах весла, да слышался тихий плеск весел в воде. Несмотря на то, что подъем был час назад, Павлику смертельно хотелось спать. Он сидел в большой лодке, на скамье, перед лодочником, щуплым узкоглазым стариком по имени Кирсан.
Профессор и Димочка сидели на носу. Гриша с Павликом разместились на корме. Кирсан же восседал в середине лодки, сосредоточенно и размеренно работая веслами, и, одновременно, вглядываясь в туман. Удивляло, как такой хилый старик так ловко орудует тяжёлыми вёслами.