На осколках цивилизации

— Этаж пятый, Джон. Возьми ключи… — он ослабленной рукой залез в карман, пока они ждали лифт, и подал сверкнувшую в полумраке лампы связку собеседнику. — Квартира 65… — Чесу стало неловко, и он постарался удержаться на собственных ногах, что поначалу удалось недурно, но потом с тяжким вздохом привалился к стене, запрокинув голову. Константин хотел было придержать его, но тот предупредительно поднял руку, останавливая его; дыхание Креймера было неровным, отрывистым и очень болезненным — казалось, что он задыхается. Общий вид явно не улучшался, а порой даже наоборот… Наконец лифт приехал, они вошли; ехали почему-то слишком долго; Константин наблюдал за прислонившимся к стене Чесом, рассматривал его в подробностях, силясь уловить те черты, которые он упустил во время их недавнего разговора рядом с машиной. «Зачем же в тебе убили того весёлого парнишку? Где та беззаботная улыбка, где вечно задорные глаза того яркого тёплого цвета, где даже та серьёзность, впрочем, лишь надуманная и никак не настоящая? Где же всё это? Наверное, я упустил многое…» — думал с горечью Константин, а пальцы непроизвольно, до ужаса сильно желали коснуться этой такой близкой пылающей щеки и провести по ней; Джон хотел сказать, что всё хорошо. И не понимал, откуда происходило это желание.

Где-то между вторым и третьим этажом Креймер приоткрыл глаза и, безумно, слабо улыбнувшись, проговорил:

— Джон, я чувствую, что ты удивлён. Возможно, даже неприятно. Наверняка сейчас думаешь, в кого превратился твой водитель… Но ты сам… — выдохнул, на секунду прикрыл глаза, — ты сам ведь знаешь, что я не один такой. Ты… тоже. И ещё многие люди, если уже не все… Думаешь, брежу? Нет-нет, я полностью осознаю, что говорю! И, вероятно, нам предстоит с тобой ещё многое, чтобы понять, что происходит. Это будет сложно…

— Да-да, хорошо, Чес, только прошу тебя, не утруждай себя сейчас разговорами. Поправишься — всё расскажешь, — перебил его Джон, недовольно скрестив брови на переносице. Тот усмехнулся, а между тем двери лифта открылись; пока Константин спрашивал, какой ключ от чего, и открывал двери в общую прихожую и саму квартиру, Чес напряжённо молчал и лишь уже в своём коридоре тихонько сказал:

— Ты всё же считаешь меня безумцем, правда? — Джон кинул ключи на тумбочку и включил свет, затворив за собой дверь и одновременно осматривая помещение.

— Правда, — снисходительно улыбнулся. Креймер плюхнулся на стул и покачал головой.

— Я так и знал… впрочем, вскоре постараюсь тебе рассказать… — шептал будто даже для себя, нежели чем для Джона. — Ставки нынче слишком высоки…

— Я всё понимаю, Чес, да, — нетерпеливо перебивал его Константин, замечая, что у трго начался бред. — Ты обязательно расскажешь, только не сегодня. Твоя комната… там? — Креймер молча кивнул, уткнувшись взглядом в пол. — Окей, давай доведу тебя дотуда, ты переоденешься и ляжешь в кровать, хорошо? — тот безэмоционально кивнул и привстал со стула; Джон немного помог ему и отвёл в маленькую тёмную комнатку с тёмно-синими задёрнутыми шторами — это единственный элемент, который он запомнил там. Всё остальное пролетало перед глазами и не задержалось в голове, поэтому спроси его сейчас, что он помнит о квартире Креймера, он бы ответил: синие шторы. И паренька, угасающего прямо перед ним.

Джон заставил усесться Чеса на кровать, пробормотал что-то про то, чтобы он переоделся, а сам вышел в коридор, а потом, подумав, на кухню. Сама квартира была небольшой, в чём-то тесной, а тёмные тона ещё уменьшали её, но ему было удобно здесь как никогда. Даже удобнее, чем у себя, хотя его квартира была если не в два, то в три раза больше этой и роскошнее. Но дело было не в пространстве и не в обстановке, в чём-то другом. В чём-то под далёким названием «Атмосфера», хотя Константин не верил в такое. Но, чем больше он не верил, тем сильнее начинал ощущать какую-то особенную энергетику этого места; за пару минут Джон смог понять, как жил Чес все эти три с половиной года. А жил он как-то неуютно, будто боясь себя и окружающего мира, и, казалось, он готовился куда-нибудь уехать, при этом без жалости готов был бросить и этот дом, и все свои вещи. Об этом говорил истинный минимализм и дешевизна предметов, наполняющих дом Креймера; взять бы ту же самую кухню: практически у многих есть свч-печи, но здесь её как ни бывало. И холодильник маленький, и сама кухня маленькая, и никаких украшений, присущих для такого места.

Константин чувствовал, что бредил похуже Чеса, но, смотря на всё это, не мог не ощущать в своей душе какое-то ужасное и всё вскрывающее чувство; то было схоже с пробуждением после долгого, очень долгого и показавшегося почти что вечностью сна. Он открыл это в себе в ту самую секунду, как Чес заставил его взглянуть на него; Джон, сидя в кухне на табуретке, пытался искоренить из себя нечто похожее на предательство; о да, в его случае теперь всё нынче не имело чётких границ, а было лишь отдалённо «похоже». Его глодало неприятное осознание того, что во время той самой поездки в такси он не ощутил ничего подобного… может быть, лишь также отдалённого, но всё-таки похожего на присутствие знакомого рядом. Ведь бывают же такие моменты, когда по прошествии многих лет ты чувствуешь друга буквально на расстоянии? Здесь же не было ничего подобного… если честно, Джон разочаровался. И не понял, в ком: в себе или в Чесе.

Через минуту встряхнул своей головой, поняв единственное: виной здесь был явно не Чес. Всё плохое — лишь в нём самом.

— Джон… — раздалось слабое из коридора; на пороге в следующую секунду показался переодевшийся в обыденную одежду Чес — теперь, когда на нём не было привычной мешковатой куртки, можно было разглядеть, как он похудел за всё то время, что они не виделись. Раньше он точно не был таким — мог утверждать Джон с пеной у рта.

— Да? — он поднял голову и посмотрел на Чеса. — Почему ты не в кровати? Знаешь, я подумал и решил, что нужно вызвать врача. Я тебе уж точно ничем помочь не смогу… — Между тем Креймер подходил к нему и, когда меж ними осталось шага два, не больше, слабо улыбнулся, будто не расслышав вопросы.

— Скажи, я ведь изменился? И изменился ужасно… в ужасную сторону… Да? — глаза его в сумраке зашторенных занавесок, казалось, блестели; он был очень бледен и в любую секунду мог упасть в обморок. Константин только раскрыл рот, как Чес бессильно повалился вперёд; он опять едва успел поймать его, резко вскочив. Голова Креймера измученно лежала у него на плече; Джона отчего-то крупно передёрнуло — теперь холодок пробежал не только по спине, но и где-то в районе сердца, головы, души… Больной устало засопел, упираясь на него, как на свою единственную опору; что-то в этом тронуло Джона, который в следующее мгновение, впрочем, отказался от самого себя в ту самую секунду. Тогда он был слишком нелогичным. Определённо.

Константин скоро дотащил его до кровати и сгрузил горячее тело туда; Чес дышал громко, глубоко, часто, иногда во сне дрожащими губами что-то проговаривая. «Лихорадит сильно» — и это было неутешительным выводом для Джона. Он осторожно прикрыл Креймера покрывалом, а потом задумчиво сел на краешек постели, невесело поглядывая на него. Пока его мысли, спутанные донельзя, витали вокруг да около сегодняшнего сумасшедшего дня, будто заставившего его самого открыть глаза или проснуться, — называйте как хотите — Джон начинал заострять внимание на всяких ненужных мелочах. Например, он заметил, что в этом доме все окна зашторены, из-за этого везде стоял приятный, но угнетающий в то же время сумрак; впрочем, за окнами не было ничего интересного — лишь «грязь» сгущалась на небе и промозглая влажность продиралась в квартиры. Но почему-то даже сейчас не хотелось включать свет или обогреватели; казалось, ненужно. Константин хотел посидеть так немного, словно бы что-то понять. И на это ушла лишь минута; жалкая минута, но столь богатая выводами.

Джон понял, почему во всё своё прошедшее время мёрз и тщетно, хоть и бессознательно искал свой дом — потому что он был здесь, в этой квартирке и с Креймером. Пускай это место было далеко до роскоши, но зато оно казалось родным. Он усмехнулся сделанному открытию, утёр свой горячий лоб — мысли его и вправду закипали из-за наплыва нового — и встал с кровати, громко скрипнувшей ему в ответ. Правда, решимость его поугасла, когда Чес проснулся от возникнувшего звука и вопросительно-стеклянными глазами посмотрел на него. Джону стало неприятно от этого взгляда, и он подошёл к изголовью кровати, решив поправить подушку и покрывало, на деле же — просто убедиться, что тот реагирует на него и ещё не в беспамятстве. И действительно, Креймер перевёл на него свои тёмные глаза и слабо дёрнул иссохшими губами в попытке что-то сказать. Но до него долетел лишь тусклый хрип.

— Знаешь, я всё-таки вызову скорую помощь. Не могу больше смотреть на тебя такого.

— Джон, мне ничего не поможет: ни скорая помощь, ни лекарства, ни врачи. Мне в силах помочь только ты… я тебя искал, Джон, ведь понял, что ты моё спасение. Ты ещё не понимаешь, но в тебе — огромная сила, пускай это и преувеличенно-пафосно сказано, но… — Чес выгнулся; его грудь начала быстро вздыматься — столько слов оказалось максимумом для него. Константин покачал головой, одновременно снимая трубку с домашнего телефона, лежащего тут же на тумбочке. Креймер глазом проследил за ним, услыхал шум нажимающихся клавиш и протянул руку, останавливая его.