На осколках цивилизации

— Единственное, куда я могу вас пристроить, так это разнорабочими — можете и в строительстве помогать по мелочам, и на кухне работать, и выполнять мелкие поручения командиров.

— Я-то понятно, но почему он должен заниматься этим дерьмом? Он водитель, хорошо разбирается в машинах; сможет завести и привести в рабочий вид даже самую рухлядь! — Джон, скривившись, посмотрел на свою новую должность. Мужичок пожал плечами.

— Вы здесь не одни такие: нам остро не хватает рабочей силы. У нас и бывшие аспиранты картошку чистят, и красавицы-актрисы на кухне грязные чаны моют; иначе мы не выживем.

— А что ж вы к нам не присоединитесь? — усмехнувшись, спросил Джон, исподлобья глянув на него. — Законы соседнего штата, которые вы скопировали, подразумевали равенство. Так где оно?

— Всего не добьёшься сразу. Если не согласны с этим, можете уходить, — процедил он, злобно сверкая глазами из-под очков. Константин чувствовал боковым зрением умоляющий взгляд Чеса не продолжать дальше бесполезный спор; тогда он прикрыл рот, готовый изрыгнуть ещё пару острых словечек, и встал со стула.

— Где наше жильё? — спросил он кратко, полуобернувшись к выходу.

— У вас есть два варианта: либо жить в общем доме, либо обустроить самим отдельный небольшой барак. Но там придётся хорошенько прибраться.

— Приберёмся, — Джон дёрнул ручку двери и хотел уже было идти.

— Вас не интересует, где это находится? И как и когда приходить на работу? И какова будет зарплата?

— Ну? — Джон нехотя развернулся, словно делал уступку; ему была прекрасно видна злость этого мужичка, у которого все вены на лбу взбухли, но пойти наперекор желанию поиздеваться и наговорить глупостей не смог. Чес привстал с места, тем самым следуя примеру напарника и заранее роя себе такую же яму (или подкрадываясь к яме Джона). Мужичок окинул и его презрительным взглядом, а потом заговорил с Константином:

— Вариантов, где поработать, у вас достаточно — просто выходите на главную улицу и смотрите: на каждой двери будет висеть табличка, сколько свободных мест осталось. Вы заходите внутрь, говорите, что хотите поработать, вас вносят в список, вычёркивают одно место; вы работаете — оплата труда смешанная: где-то может быть, в зависимости от типа работы, повременная, а где-то сдельная — от объёма выполненного. За это получаете определённую сумму крышек — нашей валюты — и можете идти на рынок. Также есть разные поощрения и награды в виде повышения, продвижения по карьерной лестнице — можете в будущем стать управляющим.

— Ну, это нам не грозит, — спокойно заметил Джон и сделал шаг за порог. — Где находится наш дом?

— В конце главной улицы, в северной части города. Молл вас доведёт, впрочем…

Джон с радостью распахнул дверь и почти что выбежал из душного кабинета — скорее, на свежий воздух! Молл поджидала их около выхода; пока они шли к ней, Джон заметил на себе, кажется, немного порицающий взгляд; не выдержав, он развернулся к Чесу и сказал:

— Хочешь сказать, что я придурок, — да, именно так, не спрашивая, а утверждая (ибо спрашивать в их случае было как-то глупо, да и ненужно). Креймер усмехнулся, дёрнул плечами и отвёл взгляд.

— Не то чтобы… Но всё-таки при общении с важными лицами я бы иногда прикусывал язык. Всё же нам здесь жить ещё долгое время.

— До того времени, пока сюда не прилетит какая-нибудь бомба. Меня больше интересует другое… знаешь… — Джон хмыкнул, — я вдруг совсем недавно вспомнил об Анджеле.

— Потому что эта самая Молл на неё похожа? — понимающе улыбнувшись, спросил Чес; Джону почему-то стало неловко (хотя с чего бы?), но он кивнул. — И ты спрашиваешь себя, где она может быть? Что с ней? Жива ли?..

— Да! Да, ты прав… — наконец они дошли до своей спутницы; та поинтересовалась, всё ли у них нормально, на что они почти одновременно кивнули. Джон вкратце рассказал, докуда их нужно довести; та вмиг поняла и пошла впереди, сказав, что это недолго. Когда она не могла уже слышать их разговор, Чес договорил:

— Ты бы хотел о многом поговорить с ней, да? — тогда Джон понял, что тот попал в точку — поговорить, и вправду! Но в следующую же секунду, развернувшись в его сторону и отыскав взглядом его глаза, он понял, что поспешил радоваться: какая-то едва заметная вуаль скорби сочилась в этих глазах, неявно, скрытно, как и всё тайное и важное, что бывало с этим человеком. Тогда Джон… да, опять как-то по-банальному, но понял, что ошибся крупно, поддакнув если не головой и не взглядом, то всем своим существом вопросу напарника. Нет, не с Анджелой хотел он поговорить — с Чесом; и уже стало неважно, что темы как таковой нет, да и смелости на такую откровенность (как уже известно, очень болезненную) на деле-то не хватало. Просто совсем неожиданно появилось это срочное понимание такого острого желания. Но он промолчал; ему жутко не нравилось, что всё, что касалось этого человека, приходило ему либо после долгих лет слепоты, либо после тяжких дум, либо после горькой правды, горьких сравнений и кислого на вкус отчаяния. Никак иначе; хоть раз бы — исключение и что полегче! Но, видимо, карма такая; да и нельзя сказать, что Джон не любил сложностей…

— Ты рассказывал, что она обещала прийти… значит, остаётся лишь ждать её, — Чес улыбнулся вымученно, но искренне; Господи, Джона могло скоро стошнить от этой святой неприкаянности — лучше бы Креймер высказал своё крепкое словцо или вступил в бесполезный спор. Да, только начиная с того момента он понял, что в напарнике поменялось многое: он стал спокойнее, мудрее и тише. Он стал почти тем светлым идеалом, который был в нём всегда, для Джона, не любившего и любившего этот самый образ. Он просто… впрочем, что лить воду? он стал тем, с кем бывший экзорцист мог молчать сколь угодно, уже не боясь неловкости, с кем, по-хорошему, был бы счастлив, если б умирал; вот кем для него был Креймер, ранее опасный и непонятный, отдалившийся человек, ставший ещё более туманным из-за собственных угасших мыслей.

— Она не была уверена, что сможет прийти; сейчас вообще нет уверенности, что проснёшься завтра живым. Но, знаешь, я опять говорю не о том… ты ещё не устал от моей ветрености?

— Я устал от многого. Но мне уже всё равно… — Джон посмотрел в его глаза и только теперь понял причину их угасаемости: Чес ведь и вправду устал, и морально, и физически; ему уже почти ничего ненужно, кроме как душевного равновесия и никаких встрясок. Ещё чуть-чуть — и это может закончиться помутнением рассудка; эти тусклые глаза уже как-то опасно блестели.

— Ты выглядишь нездоровым… не иди завтра на работу.

— Я не пил нужных мне лекарств уже недели две. Поэтому не удивляйся, если со мной что-нибудь произойдёт. Ты вроде начал о чём-то… будто опять говоришь не о том или около того, — Джон подумал, что костьми ляжет, но самые необходимые лекарства найдёт — благо, что названия в голове хорошо сохранились.

— Да это… мелочи. Вроде того. Я и сам уже не знаю. Сказать честно? — Константин пристально глянул на парнишку; ни капли удивления или томительного ожидания не было на его лице — то ли знал, то ли задолбался знать и просто принял вид будто бы знающий.

— Ну давай.

— Я понял, что мне хочется поговорить не с Анджелой, а с тобой; все темы, которые я сейчас не вспомню, я хотел обсудить именно с тобой. Видишь, опять вру.

— Ну, это уже не критично, — немного помолчав и посмотрев себе под ноги, Чес добавил: — И да, говори со мной о чём хочешь и когда хочешь. Можешь больше не бояться того, что сказанное тобой может пойти тебе во вред. Это уже мало сказать, что неактуально…

Джон лишь промолчал в ответ и весь оставшийся день не касался этой острой темы — достаточно её сегодня они мусолили и разбирали; кажется, уже оскомину набили.