На осколках разбитых надежд

Лена заметила горечь, мелькнувшую в глазах Рихарда, и поспешила перейти к сути своей речи, опасаясь излишне упоминать прошлое, которое потеряла.

— Мы не можем говорить о будущем, Рихард, сейчас. Еще недавно я говорила с одним из работников Штайлера в городе, а сегодня он уже мертв. А если бы та бомба англичан упала ближе к Розенбургу или вовсе на замок, то и мы бы погибли. Именно поэтому я говорила, что ты не сможешь защитить меня от всего, Рихард. Как бы ты ни хотел этого! Тебе кажется, что ты предусмотрел все для этого. Но случится может все что угодно, — она помолчала немного, а потом заговорила о том, что пугало ее в последнее время. — Ты и сам можешь погибнуть в любой момент, верно? И твои шансы намного больше моих. Ведь ты рискуешь каждый день на фронте…

В порыве чувств Лена шагнула к нему и коснулась ладонью неровных маленьких шрамов от ожогов у его виска. Каждый раз, когда она видела их, она представляла себе полыхающие в огне останки самолета, из которого Рихард только чудом выбрался в тот день. И ей становилось так страшно, как никогда прежде. Даже собственной смерти она не боялась так.

Рихард не отстранился от ее прикосновения. Остался на месте и смотрел на нее сверху вниз, даже не шевелясь. Но она видела, что взгляд стал прежним, тем самым, от которого у нее так сладко сжималось сердце — полным нежности.

— Ты безусловно был прав в одном вчера — для нас нет «долго и счастливо». Мы живем не в сказке. У нас есть только «здесь и сейчас», Рихард. И мы оба знаем это. И это все, что я хотела сказать тебе. И что я не могу без тебя… совсем не могу…

— Я готов рисковать своей головой, — медленно произнес Рихард. — Но не готов рисковать твоей.

— Ты снова говоришь о будущем, — ее пальцы ласково скользнули от виска по щеке с короткой щетиной. — И ты говорил, что знаешь, как избежать последствий.

Рихард мгновенно посерьезнел при этих словах и посмотрел на Лену таким пронизывающим взглядом, что она не могла не покраснеть. Но не отступила — даже не отвела глаз, так и осталась стоять, гордо вскинув голову.

— Я никто и ничто в твоей стране. Просто вещь. Мною можно воспользоваться как угодно и не понести за это наказания. Как ты говорил? Русские ведь развратные…

Ему не понравились эти слова. Он дернулся из-под ее руки и отошел в сторону. Даже не повернулся к ней потом, и ей пришлось говорить дальше, обращаясь к его напряженной спине.

— Я много думала об этом. И поняла, что я хочу сама выбирать. Хочу, чтобы было не так, как это чуть не случилось с Катериной. Или как это было с той бедной девочкой на ферме у немца, который сдал меня тебе при побеге. Хочу, как у Янины, по своему желанию.

Наверное, это было неудачное сравнение. Вспоминать Янину, которая намеренно забеременела, чтобы вернуться домой.

— Это безумие, — проговорил он глухо, не поворачиваясь к ней, обращаясь скорее сам к себе, чем продолжая разговор с ней. — Это какой-то бред…

— Это правда! — резко произнесла Лена. — Что, если бы тогда, в Рождество, бы ты не помешал Клаусу?.. И если бы тогда не Катя осталась в кухне, а я? Ему же было все равно, кто будет под ним…

Рихард так неожиданно сорвался с места, что Лена не успела даже глазом моргнуть. Положил одну ладонь на ее затылок, чтобы заставить посмотреть в свои глаза, а другой схватил за плечо, лишая свободы действий. Она видела, что разозлила его. Даже не просто разозлила. Он был в бешенстве. Снова перед ней был тот зверь, который схлестнулся с Клаусом в Рождество.

— Скажи мне тогда, — прошептал он зло ей в лицо. — Скажи, чем я тогда будут отличаться?

— Тем, что я хочу, чтобы это был ты, — ответила Лена тихо, и он моргнул удивленно, явно не ожидая услышать эти слова. — Потому что я хочу быть с тобой. Сейчас. И те несколько часов, которые остались до того момента, как ты уедешь. Я знаю, что я буду жалеть, если не скажу тебе то, что хочу сказать сейчас. Что я просыпаюсь каждое утро с желанием жить только потому, что есть ты. И что готова выдержать все, потому что есть ты. В тот день, когда мы встретились, для меня все изменилось. Это ты изменил для меня все. Если бы не ты, я бы не смогла пережить то, что случилось со мной. И… и то, что случилось с мамой… Я как никто знаю цену неосуществленного желания или несказанных слов. И больше не хочу этого. У нас есть только «здесь и сейчас», Рихард. Я знаю, чего я хочу. Быть с тобой. Сейчас и здесь. Хочу все это целиком. А чего хочешь ты?

От волнения голос сел, и Лена замолчала в ожидании ответа. Просто смотрела в его глаза, понимая, что решение сейчас только за ним. И чуть не лишилась чувств, когда он обхватил ладонями ее лицо и привлек к себе, желая поцеловать в лоб. Как целовал когда-то на прощание. Он провел ладонью по ее волосам, тронул косу, лежащую на плече, и Лена пожалела, что не подумала о своем внешнем виде. Сейчас она выглядела совсем девочкой, юной и наивной. Далеко не привлекательной взрослой женщиной, какими смотрелись со стороны Адель и Мисси.

— Маленький камень на дороге опрокидывает большую телегу, — произнес Рихард шепотом, и она нахмурилась, решив, что неверно поняла его слова. — Знаешь такую немецкую поговорку?

Сосредоточившись на том, чтобы верно перевести его фразу и уловить смысл, Лена пропустила мгновение, когда все изменилось. Его ладонь вернулась на ее затылок, пальцы запутались в волосах, лишая ее возможности шевелить головой. А потом Рихард прижался губами к ее губам.

Этот поцелуй разительно отличался от тех, которые были прежде. Только раз она чувствовала подобное — когда англичане впервые бомбили земли около Розенбурга. Но все равно сейчас все было немного иначе. Рихард был более требовательным, не сдерживал своей страсти, терзая ее губы и погружая язык в рот. На ее грудь опустилась ладонь, откинув в сторону грубую шерсть кофты, и сжала чуть грубовато. Но и это не вызвало отторжения. Словно все, что происходило сейчас между ними, было естественно, словно так и должно быть. Не было ни страха, ни неприятия. Хотя Лена и ощущала легкое беспокойство из-за нарочитой грубости, с которой сейчас Рихард касался ее — груди и бедер, она видела, что он наблюдает за ней исподтишка и внимательно подмечает каждую эмоцию на ее лице. Поэтому ни словом, ни движением ресниц не выдала своих сомнений, которые на какие-то секунды вдруг поселились в ее голове.

Лене никогда не говорили ни мама, ни тетя прямо о нормах поведения и морали, которой должна придерживаться девушка, но она знала, что чистота и невинность дарятся только мужу, и не могла не почувствовать мимолетный укол совести, что у нее все происходит совсем не так. А потом все стерлось сладостью поцелуя и новизной ощущений, которые пришли и взяли в плен безоговорочно, когда рука Рихарда скользнула в вырез ночной рубашки и коснулась обнаженной кожи груди. Для Лены все перестало существовать вокруг, кроме этих рук и губ, кроме запаха кожи, кроме самого Рихарда. Она даже упустила момент, когда он поднял ее на руки и бережно опустил на постель.

— Подумай еще раз, Ленхен, — произнес Рихард, возвышаясь над ней на руках. Он смотрел на нее сверху вниз пристально и цепко, выжидая.

Она не стала ничего говорить. Просто потянулась к нему и положила руку на его грудь, чуть повыше солнечного сплетения. Несмотря на его хладнокровный и сосредоточенный вид, сердце Рихарда билось как бешеное, Лена чувствовала это ладонью даже через тонкую ткань майки. Повела ладонью выше, к его ключицам, чтобы ухватиться за ворот халата и потянуть с его плеч. Ей хотелось коснуться его кожи, кончики пальцев даже горели огнем от этого желания, и Рихард, словно разгадав ее мысли, сбросил халат и стянул майку. У Лены даже перехватило дыхание от вида его обнаженного торса. Она коснулась его локтя, провела вдоль руки к ключице, упиваясь твердостью его мускулов, и дальше до груди, до того самого места, которого касалась недавно через ткань майки.