На свои круги

Усмехнулся своим мыслям.

После одинокого ужина Эрвин ещё долго не ложился, бродил по лагерю среди натянутых шатров, постоял у костра, слушая байки бывалых сержантов, в темноте долго смотрел на звёзды и всходящую жёлтую луну, ущербную, стареющую. Всякие тревожные мысли лезли в голову, представлялся завтрашний день, предстоящий бой, и хотелось верить, что всё будет хорошо. Убьют соседа рядом, кого-нибудь другого, и лучше того, кого не знаешь. Стрела промахнётся, меч не достанет, острие копья пройдёт мимо, добрый конь будет чуточку быстрее, а оруженосец рядом – расторопнее, и всё будет хорошо. Обязательно будет.

Так, наверное, сейчас думал каждый в этом лагере, с такими мыслями заснули те, кто смог это сделать, на это надеется каждый здесь. А убитые и раненые всё равно будут, их не избежать при любом раскладе.

Почему именно сегодня, перед этим боем, он чувствовал необъяснимую тревогу и волнение? Почему не чувствовал ничего подобного раньше? Почему сейчас так боялся всего того, что предстояло завтра?

Может быть, потому, что надо было сражаться против своих? Или потому, что поставили в центр? Или, может быть, потому, что хотелось непременно остаться в живых и вернуться? Потому что был кто-то, к кому хотелось и следовало бы вернуться? Его ждал сын, теперь он был не один, рядом был тот, ради кого стоило бы жить и беречь свою жизнь. Маленький Эрвин, сын Ллоис, плоть от плоти его самого...

Раньше, когда слышал подобные слова от кого другого, улыбался. Что за глупость? Плоть от плоти... Как это? От себя, что ли, отрубил что-то? Плоть от плоти... А сейчас, когда рядом был ребёнок, часть его самого и часть любимой женщины, он по-другому воспринимал эти слова. Конечно, плоть от плоти! А как же иначе? Как ещё? Если глядя на этого маленького мальчика, он видел черты себя самого и видел черты Ллоис. Конечно, он и есть та самая единая плоть от своего отца и своей матери. По-другому и не скажешь! Он не точная копия, нет, он сам по себе, он особенный, но он часть. И хотелось видеть, как он растёт, как меняется, каким становится, что в нём от матери, а что – от отца, а что – своё.

И думая о своём сыне, Эрвин ловил себя на том, что невольно улыбается, чувствуя необъяснимую любовь, гордость, заботу, даже нежность. Всё то, что не объяснишь никакими словами, не расскажешь запросто каждому встречному, то, что затаённо наполняет грудь печальной грустью, заставляет сердце биться, и просит жить дальше, непременно выжить.

Он должен вернуться к сыну, должен обязательно остаться в живых и спасти барона Орвила, чтобы он тоже вернулся к своему сыну. Поэтому Эрвин обязательно будет рядом, он пойдёт на это сражение и обязательно вернётся с него, потому что так надо.

С этими мыслями он и ушёл к себе, с ними заснул и проспал до утра, встретив день сражения уверенным и бодрым. Помолился и ещё больше уверился, что всё будет хорошо.

Две готовые к битве армии выстраивались на большой равнине. День обещал быть хорошим, под утро прошёл небольшой дождь, и клочья белесого тумана заволокли небольшие низинки и ложбинки равнины, цеплялись за далёкие перелески и рощицы берёз. Воздух прохладный и влажный студил лицо и руки. К обеду, наверное, солнце пригреет так, что станет жарко, воздух прогреется и от земли влага пойдёт зыбкой, и от жары и влажности в доспехах станет мутить. Но сейчас, с утра было хорошо, дышалось легко и свободно.

Эрвин не отставал от людей барона Арвинского, все занимали свои места, тянулись к центру. Как-то так получилось, что с самого утра Эрвин не увиделся с бароном: того куда-то вызвали, потом надо было следить за сбором оруженосцев, и Эрвин сам отвлёкся. Кто уж там из близкого окружения собирал с бой барона, он даже не знал. Всё не находил себе места, по десять раз к ряду перепроверял оружие, подпруги коней, всё ли на месте? Всё ли в порядке? Всё ли под рукой? Все ли готовы, как надо?

Нервоз предстоящей схватки заражал всех. Дёргались от каждого движения встревоженные кони, мальчишки-пажи суетливо мешались под ногами, оруженосцы постарше лезли не в свои разговоры, всё что-то выспрашивали, перебивая.

Наконец, все разместились, и только тогда, когда все встали на свои боевые позиции, только тогда далеко впереди Эрвин различил барона Арвинского. Медленно, но упрямо он начал протискиваться вперёд, продвигаясь к Орвилу, потесняя других рыцарей и их окружение. Кто-то рядом недовольно забурчал на это, но Эрвина это недовольство не останавливало.

Наконец, он остановился у первых рядов, как раз там, где стоял Орвил. Барон заметил движение рядом и обернулся.

– Ты?- Нахмурился.- Я не видел тебя раньше, думал, ты проявишь благоразумие и всё же не полезешь в эту драку...

– Полезу... Какая же драка без меня?- Эрвин чуть улыбнулся в ответ и посмотрел туда, куда был направлен взгляд барона.- Что там?

– Наверное, они будут встречаться... Граф Мард со своими уже выдвинулся, походу ждут Гаварда...

– Они собираются вести переговоры? По чьей инициативе? Кто первый предложил? Мы или они?

– «Мы или они...»- с улыбкой протянул Орвил, повторяя слова стоящего рядом товарища; они интересно звучали в этом месте. «Мы или они...» Особенно из уст настоящего Гавардского графа.

– Наверное, они... Нам-то что им предлагать? Это им было бы выгодно, чтобы мы отошли без боя, нас же меньше...- продолжил свои мысли Эрвин, силясь со своего места хоть что-то увидеть, что делалось там, далеко впереди посреди свободной равнины.- Эх, ничего толком не видно!

Махнул рукой и без приказа раньше времени поднялся в седло, даже раньше самого барона, но ему хотелось видеть всё с высоты коня. Так и есть. Видимо, предложение провести встречу поступило от графа Гавард, потому что группа от войск Марда уже двигалась к месту переговоров, впереди на большом расстоянии скакал один человек, наверное, это был гонец, что привозил приглашение встретиться. А людей Гаварда ещё не было видно. Ага! А вот и от войск противника отделилась группа и направилась сюда. Где-то на середине равнины они и встретятся.

Это, верно, сам дядюшка Вольф и его люди решили пожаловать, не дожидаясь возвращения своего гонца. И вот он едет, уверенный граф, со своим окружением за спиной, с огромной армией за плечами, верящий в свою победу, ложный граф Гавард, подлец и предатель. Ты, развязавший эту войну, коварно захвативший не своё место, занявший чужой замок, титул, положение, чувствуешь себя так уверенно, так естественно, ведёшь переговоры, находишь молодую невесту, собираешь армию...

Ну уж нет! Хватит! Надоело!

Он вдруг ударил коня шпорами, резко и неожиданно, так, что жеребец даже прыгнул вперёд от внезапной боли, присел на задние ноги, вскидываясь на дыбы, и помчался прямо, повинуясь желаниям своего седока.

– Эрвин! Эрвин, вернись! Что ты делаешь?- Орвил бросился за ним, крича в спину, в сердцах стиснул кулаки.- Опять дров наломаешь... Да чтоб тебя! Коня!- крикнул растерявшемуся оруженосцу.- Быстрее!

Пока убирал меч – на переговоры нельзя с оружием! – пока сел в седло, Эрвин был уже далеко. Эх, что же он творит? Разве можно вот так опрометчиво себя вести? Ты уже не промолчал один раз, и что из этого вышло? Ну почему ты такой? Ты же – граф, ты должен сам всё понимать, а ты...