На участке неспокойно

— Сейчас нет, а в тот день, когда Абдулин продавал ворованные вещи, был.

— Не заговаривай мне зубы.

— Я — артист, — счел нужным вмешаться Абдулин. — И если бы не исключительные способности вашего «монтера», меня бы никогда не разоблачили.

Абдурахманов, по-видимому, ничего не понял из рассказа Абдулина или прикинулся непонимающим. Он сел и, тиская в пальцах потухшую папиросу, посмотрел на оперуполномоченного.

— Когда ты разыскал его?

Лазиз подробно рассказал.

— Почему сразу не доложил?

— Не хотел преждевременно беспокоить вас. Он мог не сознаться, — кивнул Шаикрамов на Абдулина.

— Тебе не сознаешься, — подмигнул гример.

— Где же вы взяли вещи? — настороженно поинтересовался подполковник.

— Дал приятель, Беспалов. Сторож магазина.

— Беспалов?!

— Почему это вас удивляет? Это жулик! Я его давно знаю.

— Он сказал вам, где взял вещи?

Абдурахманов весь, подался вперед, ожидая ответа.

Ему, очевидно, не нужно было задавать такой вопрос. Слишком красноречиво говорило это Лазизу о том, что волновало подполковника. Оперуполномоченный еще раз. убедился в своей правоте и насторожился, следя за выражением лица начальника отдела. Как ему сейчас хотелось, чтобы Абдурахманов проговорился! Это было бы концом затянувшейся истории.

— Ему тоже дали, — потянулся Абдулин к графину с водой.

— Кто?

— …Ба…

Гример хотел сказать: «Ба! Откуда я знаю!», однако подполковник воспринял это по-своему. Ему уже слышалась фамилия Бахтиярова.

— Товарищ младший лейтенант, уведите арестованного! — резко повернулся он к Шаикрамову.

Оперуполномоченный не мог скрыть торжествующей улыбки:

— Я взял подписку о не выезде.

— Немедленно выпишите постановление об аресте!

— За что же его арестовывать?

— Выполняйте приказание!

Лазиз нехотя положил перед собой несколько чистых листов бумаги.

Абдулин недоуменно пожал плечами. Его покоробил тон, каким разговаривал Абдурахманов с Шаикрамовым. Нет, он, Абдулин, никогда бы не согласился быть в шкуре этого симпатичного «электромонтера». Ему стало жалко по-своему Лазиза и он, чтобы как-то утешить его, проговорил дружелюбно:

— Выше голову, гражданин следователь. Мы еще повеселимся с тобой. За добро я отвечаю добром.

Подполковника будто подстегнули кнутом. Он подскочил к Абдулину и склонился перед ним:

— Ну-ка, дыхни!

Гример отвернул от него возмущенное лицо:

— Не за ваши пил. Можете не беспокоиться.

Шаикрамов сообщил Абдурахманову, как все вышло. Подполковник оставил Абдулина.

— Ты понимаешь, что натворил? — налились кровью глаза начальника отдела. Однако оперуполномоченный увидел в них скрытое торжество. — Понимаешь или нет?

— Выявил преступников.

— Сам ты преступник, молокосос! — загремел подполковник, забыв, что в кабинете находится соучастник преступления.

— Не оскорбляйте! — спокойно сказал Шаикрамов.

— Что ты сказал?

— Зачем повторять? Я не попугай.

— Выходит, я попугай? Сейчас же передай дело старшему уполномоченному Шарафутдинову.

Подполковник круто повернулся и быстро вышел из кабинета.

Минуты полторы Шаикрамов и Абдулин сидели молча.

— Зря ты сказал ему, что угостил меня, — вздохнул гример.

— Я не привычен лгать.

Через четверть часа Шаикрамов, не глядя на Шарафутдинова, передал папку, на которой крупными буквами было написано: «Дело № 23».

— Здесь все?

— Все.

Лазиз не передал ему только фотокарточки, сделанные вчера в доме Абдулина.

Утром следующего дня младший лейтенант был отправлен на гауптвахту.

НА УЧАСТКЕ И ДОМА

1.

Сергей Голиков делал обход участка. Он побывал в нескольких квартирах и теперь подходил к дому Азиза Садыкова. Не простое любопытство влекло его сюда. Ему нужно было на месте выяснить кое-какие вопросы.

— Стоп, Эргаш, Голиков идет. Тебе не надо показываться.

Садыков отошел от окна, отвел Каримова в сад и вышел во двор. Раздался стук в калитку.

— Кто там?

— Участковый.

— А, товарищ Голиков! Минуточку, одну минуточку. Я только за ключом сбегаю, — отозвался Садыков и загремел стоявшими на крыльце ведрами, как будто действительно торопился открыть калитку.

— Ты чего? — выглянула из кухни жена — тощая, болезненная женщина с низким, почти скошенным лбом.

— Участковый пришел, — нехотя ответил Азиз.

— Что же ты стоишь? Открывай, он же пришел по делу, — зашептала жена.

— По какому делу?

— Армянка опять крик подняла. Житья от нее не стало. Грозится в суд подать.

— За этим он и пришел? — облегченно вздохнул Азиз. — Я-то уж думал…

— Куда же ты?

— Открывать.

— Ты проведи его в столовую, я там дастархан накрою. Чего хлопаешь глазами? Угостить его надо. Дело-то серьезное: армянка права…

Садыков открыл калитку:

— Здравствуйте, Сергей Борисович, — натянуто улыбаясь, протянул он руку. — Проходите, пожалуйста, в дом.

Комната, в которой они оказались, была просторной и светлой.

В глубоких нишах, занимавших стену напротив двери, лежали разноцветные одеяла. В других нишах, тянувшихся вдоль правой стены, сверкал фарфор. Между рядами тарелок, чайников и пиал возвышались самовары самых разных форм. Над ними висели медные подносы, напоминающие шиты, половники, скалки и прочая домашняя утварь. На полу, около ниш с одеялами, лежал толстый китайский ковер с десятками подушек и ковриков, аккуратно уложенных у стены.

— Садитесь, пожалуйста, Сергей Борисович, — указал Азиз на ковер.

— Спасибо. Как-нибудь в другой раз. Нет времени, — отказался Голиков.

— Обижаете, Сергей Борисович. Посидите немного, отдохните.

Сергей сдался — снял ботинки и сел на ковер.

Жена Азиза расстелила дастархан, поставила чай, сладости.

— Что же ты топчешься на месте? — упрекнула она Азиза. — Угощай гостя. Чай стынет.

Садыков наполнил пиалу до половины и подал участковому:

— Пожалуйста, Сергей Борисович.