На вторых ролях, или Экзамен по спасению принцессы

Он быстро убрал все пожитки в рюкзак, но костер гасить не стал. Я с удовольствием грелась около него, предвкушая теплую и светлую ночь.

– Спи, Леарис, - мне показалось, или он избегал смотреть мне в глаза?

– Не хочу, - вздохнула я.

Мне казалось, что Марика обязательно вернется, но уже во сне. А лечь рядом с мужчиной я не могла: и так, едва вспоминая неудавшийся поцелуй, готова была провалиться сквозь землю.

– Спи, я сказал. Поздно уже.

– Давайте играть в "правда-действие", - совсем отчаявшись, предложила я.

Он расхохотался.

– Боги, ты еще ребенок. Играть...ложись и спи.

– Ну, пожалуйста! Я не хочу пока спать, я еще не успокоилась. Вы мне должны за то, что оставили одну так надолго!

Прошло долгих полминуты, прежде чем он согласился.

– Ладно, давай поиграем в твою игру.

– Вы знаете, как играть?
– спросила я.

Он отмахнулся.

– Детка, я был и студентом, и школьником. Я знаю, как играть.

Суть была простой: мы по очереди задаем друг другу вопрос "Правда или действие?". Если выбираешь правду, должен честно ответить на какой-нибудь вопрос. Если действие - то сделать то, что попросят.

– Начинай, - кивнул мне Вирне.

– Правда или действие?

– Правда.

Я задумалась. Чего бы такого у него спросить для затравочки?

– Как вас зовут?

– Смиль.

Необычное имя...какое-то...странное и чуть-чуть знакомое.

– Правда или действие?

– Правда, - я решила не торопиться с действиями, посмотрим, в какую сторону понесет...Смиля.

– Чего ты боишься?

Вопрос был из разряда тех, на которые я знала честный ответ, но никому не говорила. Обычно говорила, что боюсь высоты или насекомых...

– Остаться одной, - после паузы прошептала я.
– Я всегда в детстве боялась, что мама устанет от моих вечных проблем и бросит меня.

Он смотрел со странной смесью удивления и...жалости?

– До сих пор боюсь, - совсем тихо призналась я.

– Говорю же: дурная. Какая мать бросит своего ребенка? Какой бы ты ни была, как бы с тобой сложно ни было.

– Я знаю, знаю. Но страхи этого не понимают. Страшно очень. Правда или действие?

– Правда.

Он что, боялся моих идей?! Или почему всегда выбирал правду?

– Вы когда-нибудь любили кого-нибудь?

– Любил. Твою мать. Несколько часов.

Ух, значит, я была права...

– А она вас?

– Она не любила. Вообще-то мой черед. Правда или действие?

– Действие, - не хотела я отвечать на его вопросы.

– Шрамы.

– Что "шрамы"?
– не поняла я.

– Покажи.

Ой, зря он это. По моим огромным глазам, наверное, понял, что полез туда, куда не стоит. Но сдаваться явно не собирался. Как и я. Если признаю поражение и откажусь...он снова добьется того, чего хочет. И снова посмеется надо мной.

Я повернулась и расстегнула первые пуговицы на платье, обнажая шею и часть спины. Зажмурилась, борясь с желанием забиться куда-нибудь подальше и не высовываться.

– Ну, и чего тут страшного?
– голос раздался совсем рядом.
– Подумаешь, чуть-чуть совсем царапин.

Чуть-чуть царапин? Да он там глаз себе выколол, что ли?

– Элвин, у тебя просто глупые комплексы. Кто тебе сказал, что это некрасиво?

– Никто не говорил. Так не видно, что ли?!

Я вздрогнула, когда почувствовала прикосновение теплой руки сначала к шее, потом ниже - к спине. И вслед за ней губы, касание которых заставило до боли закусить губу, сдерживая стон. Ну, нельзя же, в самом деле, так издеваться надо мной.

– Не надо, - это был даже не стон, а какое-то хныканье.

– Надо.

Он прекрасно знал, что я чувствую. Прекрасно знал, как нужно целовать, чтобы я выгибалась и крепко хваталась за его руку, лежащую у меня на коленях. И поцелуи уже не были легкими, он целовал быстро, и от этого было жарко. Руки его поднимались к моей груди.

– Элвин, - хриплый шепот, совсем не похожий на шепчущий, из кошмаров.
– Девочка. У тебя очень чувствительная шея, верно? Я чувствую, как ты дрожишь. Или ты боишься моих рук? Боишься ведь, да?

Он уложил меня к себе на колени, поправив платье. Сердце билось часто-часто, дыхание никак не могло выровняться.

– Спи, а? Хватит игр на сегодня.

– Спокойной ночи, - я была рада, что сплю у него в руках.
– Спасибо.

– За что?
– удивился Смиль.

Но я уже засыпала, наслаждаясь теплом, уютом и прикосновениями рук, поглаживающих щеку и волосы. Кошмары в эту ночь мне не снились совсем. А снилось что-то доброе и красивое. Я тихо расплакалась, проснувшись рано утром. Раньше мне никогда не снились красивые сны...

***

В обед, как и обещал Смиль, мы уже были в таверне. Сняли номер, и первым делом я побежала в душ. Горячая вода была восхитительна.

Дочка хозяина таверны поделилась платьем. Оно было мне немного великовато, но лучше, чем мое собственное, хотя ноги все равно оставались голыми. Деревенские особенно не думали о приличиях, им лишь бы удобно было. Это во дворце появление принцессы в коротком платье вызвало бы бурное возмущение общественности.

Хотелось есть, и я надеялась, что обед принесут в комнату. Не хотелось выходить.

Дверь тихо отворилась, и вошел Вирне. Я отвела глаза. Произошедшее ночью не давало мне покоя. И смущение, и радость, и непонимание - все смешалось в голове, не давая оценить ситуацию.

– Идем, нужно кое-куда сходить, - мрачно посмотрел на меня Смиль.

Я как раз сушила волосы полотенцем и наслаждалась покоем, лежа на огромной двуспальной кровати. Мне не нравилось это обстоятельство (то, что кровать в номере одна), но это была кровать - от этого слова я довольно жмурилась, предвкушая ночевку. Наверное, поэтому Смиль решил ехать во дворец следующим утром. Чтобы как следует отдохнуть перед дорогой.

– Обедать?
– приподнялась я.

– Нет. Обедать будем, когда вернемся. Это недалеко, но туда непременно нужно зайти. А оставлять тебя одну я не хочу.

Не знаю, как мне следовало отреагировать на эту фразу, но я обрадовалась. Не хочет оставлять одну - будто бы волнуется, оберегает. Отчасти поэтому, отчасти потому, что меня разобрало любопытство: куда это он там собирается идти, я быстро оделась и, стянув мокрые волосы в тугой узел, с готовностью последовала за Смилем.