На закате

Мама, прости, что не смог заботиться о тебе до старости. Я беру с собой ноутбук, остальные мои вещи оставляю у себя в комнате. Забери их, пожалуйста, сама. Я кручусь по работе, не успеваю.

Все деньги, которые я смог накопить, я перевел тебе на книжку. Потрать их на врачей. Обязательно! И пусть Ухи тоже пойдет с тобой. У нее, кажется, проблемы со здоровьем. Этот подвал… уезжать ей оттуда надо. Передай, что я прошу прощения, что не смог ей помочь.

Мама, я люблю тебя.

Только теперь я заплакала. Ах ты негодяй, сам на пороге смерти, а о других переживает. В крематории я будто не осознавала, что Мину умер, не проронила ни слезинки, даже неловко как-то, но тут заревела в три ручья. Это письмо, написанное в машине в спешке, напомнило мне его: как он говорил — медленно, запинаясь, всегда стараясь оставаться подчеркнуто деловым. Я выпила соджу. Мама Мину вдруг спросила:

— Ты любила его?

Я ничего не ответила. Она посмотрела на меня и грустно произнесла:

— Нет, ты его не любила.

9

По подозрению в незаконном присвоении имущества арестовали Лима, директора «Тэдон констракшн». Несколько дней назад мне сообщил об этом Чхве Сынгвон, но подробности я узнал только из выпусков новостей. Лим распродал по частям цифровой центр «Ханган» и взял кредит на огромную сумму, заложив фирму, которую он приобрел в рамках своего нового проекта, — все это сильно ударило по делам «Тэдон констракшн». Продавая жилые дома и цифровой центр, он создавал мнимую конкуренцию, сам участвовал в торгах, используя средства компании. Все это делалось для того, чтобы собрать деньги на открытие «Мира Азии» и расширить бизнес до небывалых масштабов. Я догадывался, о чем Лим просил теперь Бога на ранней литургии. Не потому ли, что сам хотел присоединиться к этой молитве?

В офисе ко мне подошел архитектор Сон и прошептал:

— К тебе пришли…

— Кто? Что им нужно?

Сон молча открыл дверь в приемную у моего кабинета. Там пили кофе двое молодых парней. Увидев меня, они нерешительно поднялись со своих мест.

— Простите, что без предупреждения.

Один из них, в костюме, протянул мне визитку — оказалось, что это следователи. Сон собрался было выйти, но я задержал его:

— Ты тоже останься.

Эти двое пристально разглядывали меня. Потом один начал спрашивать, я ли проектировал цифровой центр «Ханган» для «Тэдон констракшн», и правда ли, что наша строительная компания разрабатывала план «Мира Азии». Я, стараясь не выдавать охватившего меня раздражения, холодно отвечал:

— Мы делали чертежи, выполняя заказ. Вы хотите увидеть какие-то из них, поэтому пришли?

Второй парень, одетый попроще, в джемпер, вступил в разговор вслед за коллегой:

— Следствие показало, что «Мир Азии» — чистой воды мошенничество.

Я решил не отвечать ему.

— Это официальный допрос?

— Нет! Нет, что вы, — замахал руками парень в костюме и добавил: — Идут всякие разговоры, и нам нужна ваша помощь, поэтому мы и пришли. Если у вас разрабатывался дизайн-проект «Мира Азии», значит, должны сохраниться какие-то материалы.

— У нас что-нибудь осталось? — обратился я к Сону.

— План и фотографии мы уже давно выгрузили в общий доступ в Интернет.

Выйдя из приемной, я, оставив дверь приоткрытой, бросил напоследок:

— А теперь прошу простить, срочные дела.

Немного погодя, проводив следователей, вернулся Сон. Чтобы задобрить, я сунул ему конверт. Видавший виды Сон, перед тем как уйти, лишь немного поворчал. У меня горели щеки. Я не находил себе места. Открыв на компьютере гугл-карты, я крутил их и так, и сяк, разглядывая рельеф побережья и предгорий. Меня успокаивала мысль, что я подыскиваю себе место, где можно провести последние годы жизни и быть похороненным. У меня не осталось никого и ничего: ни времени, ни дел. В почте было пять непрочитанных писем. Одно из них было озаглавлено «Лисий хвост». «Неужели?» — подумал я и открыл его. Конечно, это прислала Чха Суна. Как и в прошлый раз, там было небольшое приветственное письмо и прикрепленный файл. Она больше не писала мне «вы», а обращалась по-свойски, и тон письма почему-то стал дружелюбнее и нежнее.

Мину,

когда я услышала про твою лекцию, была весна, и не успела я оглянуться, как листва на деревьях пожухла, а прохожие стали застегивать воротники, укрываясь от холодного утреннего ветра. Мне подумалось, что если уподобить нашу жизнь временам года, то в нашем возрасте мы как раз переживаем такую же осень. Чем дальше, тем больше наша молодость похожа на потерявшие краски воспоминания, которые хранятся на выцветших фотографиях в альбоме. Хотя наши встречи с тобой я помню хорошо и, кажется, со временем все отчетливей.

Обременять тебя я не хочу. Просто в наши годы люди начинают все чаще возвращаться мыслями в прошлое. Когда мой сын умер, я думала, что осталась одна на всем белом свете. В голову приходило ужасное. Но вдруг появился ты. Еще раз повторю: я не хочу, чтобы это было для тебя обузой. Это только мои мысли и ничего больше. Просто чувство такое, будто нашла родного брата, с которым рассталась в юности, но я ни в коем случае ничего не хочу и не жду от тебя.

Если мы сможем хоть иногда переписываться, вспоминая ушедшие дни, то мне этого хватит с лихвой. Но если ты не хочешь, то этот имейл последний, я не буду больше писать тебе. Только расскажу, как мне жилось с тех пор, как ты уехал, — для меня это будет как глоток свежего воздуха. Словно иначе никогда не смогу покинуть наш район на склоне горы. Точнее, не так: ты тот, с кем мне хочется его покинуть. Хотя… Я скучаю по нему.

Я открыл прикрепленный файл. Суна писала, что скучает по нашему району, — да нет, она будто бы до сих пор живет там. Я окунулся в ее рассказ и словно побывал дома по ее милости. Она писала о том, как к ней стал приставать Пень, а я подолгу не приезжал, и почему-то мне казалось, что она хочет упрекнуть меня в том, что я не смог быть рядом с ней. Она писала, что целыми днями просиживала с книгой на чердаке. А утешал ее и помогал ей — Чемён. Как только выходил хороший фильм, отправлял к ней паренька, который расклеивал афиши, с билетами на сеанс. Если нужна была помощь в лапшичной, Чемён был тут как тут.

Я знала, что он больше не вернется. Когда я думала о том, какое жалкое зрелище представляю собой рядом с Мину, мне не хотелось больше встречаться с ним. Узнав, что он очередной раз приехал домой, я сидела дома как сыч, лишь бы ненароком с ним не столкнуться. Он, к счастью, тоже меня не искал.

Больше года я по большей части сидела на чердаке, а тем временем под разными предлогами к нам заходил Чемён. До меня доходили слухи, что он проучил Пня и тот больше не появляется в нашем районе. По отношению к моим родителям Чемён был необыкновенно ласков, будто бы он им сын. Разве по дороге мне было с таким парнем, как Пак Мину? Я видела, что никто не понимает и не бережет меня так, как Чемён.

Я узнала, что Мину уходит в армию. Мне казалось, что для того, чтобы освободиться от Мину, нужно принять Чемёна. Как-то мы договорились с Чемёном съездить к нему на родину навестить могилу его отца. По мере того как этот день приближался, я все яснее ощущала, что состарюсь и умру тут, с Чемёном, и эта мысль внушала мне такое отчаяние, что хотелось бежать прочь. Не знаю, зачем я поехала тогда к Мину. Когда я позвонила ему, то в его голосе услышала больше разочарования, чем радости. Уже тогда я начала жалеть о том, что делаю, но остановиться не могла. Мне нужно было во что бы то ни стало хоть один раз еще встретиться с ним. С Мину я была сама не своя. Попросила купить мне выпить. Нужно было остановиться тогда. Но мне казалось, я уже настолько все испортила, что хуже некуда. Эта встреча была для меня обрядом прощания. На следующий день, расставшись с ним, я забыла сесть на автобус и просто шла пешком, проходя остановку за остановкой. Прохожие косились на плачущую девушку, бредущую по улице, и, пряча глаза, спешили мимо.