На закате

— Вы… вместе живете?

— Нет. Просто он помогает нам с мамой.

Несколько дней назад за Чемёном приехали следователь и начальник местного отдела полиции, в юрисдикции которого состояли питейные заведения, и с тех пор от него ни слуху ни духу. Мёсун попыталась хоть что-нибудь выяснить в участке, но никто ей ничего не объяснил, и по слухам, возможно, Чемёна отправили в воинскую часть. После выхода указа о чрезвычайных мерах по борьбе с общественным злом по стране прокатилась волна арестов, и впоследствии стало известно, что многих заключенных принудительно отправляли в так называемые «отряды перевоспитания» [6] .

6

В 1980 г. в Республике Корея был принят закон о чрезвычайных мерах по борьбе с общественным злом: насилием, мошенничеством и наркотиками. Любой подозреваемый по одной из этих статей мог быть без суда отправлен в заключение. Около 37 тысяч человек таким образом попали в так называемые «отряды перевоспитания», устроенные наподобие армейских лагерей и предназначенные для уничтожения мятежных настроений в обществе. В «отрядах перевоспитания» заключенных подвергали чрезмерным физическим нагрузкам и избиениям, морили голодом.

Я проводил Суну до дороги и поймал ей такси. Прежде чем сесть в салон, она порывисто обняла меня и прошептала:

— Прощай. Поздравляю с помолвкой.

Машина уже уехала, а я все стоял и смотрел вслед.

Я был не в восторге от ее просьбы, но оставаться в стороне в случае с Чемёном не мог. После нескольких дней колебаний я осторожно заговорил с генералом о случившемся. Выслушав меня, он спросил, что нас с Чемёном связывает. Я ответил, что он мой дальний родственник, никакой не бандит, а просто владелец развлекательного заведения. Он прямо из гостиной набрал чей-то номер. Прочитал кому-то имя и адрес, которые я написал на бумажке, и велел разобраться.

После того случая я обручился с девушкой, которую мне сосватала жена генерала, и мы вместе уехали учиться в США. Когда я защищал диссертацию, умер отец моей невесты, дипломат на пенсии. Вскоре после этого вся их семья эмигрировала в США, и мы сыграли свадьбу в Нью-Йорке. Мои родители приехать не могли, и на скромном бракосочетании присутствовали только родственники жены и некоторые знакомые, которые появились у нас в США.

8

Зимой, перед тем как все это случилось, я не видела Ким Мину около месяца. Его мама как-то прислала мне смс с приглашением прийти к ней в гости, но у меня совсем не было времени. Да и вообще было не до этого, потому что спектакль по моей пьесе вышел, но кассовые сборы были весьма скромными, и это меня сильно подкосило. Завтруппой тут же возобновил репетиции иностранной пьесы, отодвинув мой спектакль на задний план. Эта зима была долгой, безнадежной и унылой, никакой радости. От Мину известий не было, да я и не думала о нем, поглощенная собственной жизнью. Вообще, конечно, того огонька, что бывает между мужчиной и женщиной, между нами не было. Встречи с ним дарили мне спокойствие и поддержку, не более.

Шел снег, потом закончился, и небо ослепило синевой — в то морозное утро мне позвонили. Звук на моем мобильном был отключен, и телефон вибрировал и жужжал. На экране высветился незнакомый номер. Я не подошла, и тут же вслед за звонком пришла смс. Просили перезвонить из какого-то полицейского участка. Никаких преступлений я не совершала, так что вероятнее всего звонили по каким-то административным делам. Я знала, что в таких случаях надо сделать, что просят, и тогда все пройдет гладко, поэтому сразу же перезвонила. «Это Чон Ухи?» — «Да, что случилось?» — «Все объясню при встрече». — «Что-то срочное?» Мой собеседник явно не хотел чего-то говорить. Я слышала его дыхание. «Если вы сейчас дома, я зайду к вам». На этот раз я не спешила с ответом. Он уверил меня, что это не займет дольше пяти минут, и, если я пришлю ему адрес, он тут же выезжает ко мне. Я согласилась и выслала ему сообщение с адресом. Наверное, он был где-то поблизости, потому что не прошло и получаса, как в дверь позвонили. Я не хотела пускать его в квартиру и заранее набросила пальто. За дверью стоял полицейский в форме. Не успела я выйти к нему, он, стоя в коридоре, задал мне вопрос:

— Вы знакомы с Ким Мину?

— Да.

— Он покончил с собой. Вам нужно поехать со мной в участок.

Я стояла, оглушенная, будто получив оплеуху.

— Что? Что вы сейчас сказали?

— Ким Мину скончался.

В участке меня усадили рядом с сотрудником, который вносил в компьютер все мои показания. Состояли в дружеских отношениях. Не состояли в любовной связи. Вместе работали, относились друг к другу как брат с сестрой. Не виделись около месяца. Я спросила, связались ли они с его матерью, на что полицейский ответил:

— Знаете, откуда у нас ваш номер? Это один из двух номеров, которые были указаны в его предсмертной записке. Второй принадлежит матери погибшего, госпоже Чха Суне. Вы обычно ничего странного за ним не замечали?

Я сказала, что он был энергичным и трудолюбивым, бегал по трем подработкам, обладал сильной волей и никогда не унывал. В свою очередь я тоже задала вопрос. О предполагаемом времени его смерти. Оказалось, он умер дней пять назад, но полиции стало все известно лишь сегодня утром. Его нашли на берегу реки неподалеку от города Чхунджу провинции Чхунчон-Пукто. Его старенький джип стоял у воды, рядом с другим автомобилем. На ответвлявшейся от шоссе грунтовой дороге редко можно было кого-то встретить, тем более зимой. Жители соседней деревни не обратили на джип внимания, подумав, что это приехал очередной любитель рыбалки. Однако они заметили, что на следующий день, и два, и три, и четыре дня спустя обе машины стояли на том же месте. Это показалось им странным, и они сообщили в полицию о двух неизвестных брошенных машинах. Полиция прислала буксировщика, и водитель обнаружил в салонах мертвые тела. В джипе два тела на передних сиденьях, два сзади — всего четыре. В автомобиле, припаркованном рядом, — еще два трупа. Все места, откуда внутрь мог проникнуть воздух: зазоры вокруг окон, отверстия под водительскими сиденьями, — были заклеены синим скотчем. В джипе валялись бутылки из-под соджу, пластиковые стаканы и покрытая пеплом переносная газовая плитка. За рулем джипа был Ким Мину, рядом с ним мужчина примерно того же возраста, житель города Ансан, сзади — брат и сестра из города Чхунчхон. В соседнем автомобиле находились тела мужчины и женщины, зарегистрированные в разных городах — Ичхоне и Чхунджу. Однако принимая во внимание их возраст, стиль одежды, а также совместные фото и видео на найденных в их личных вещах телефонах, полиция предполагает, что они сожительствовали. Скорее всего, они нашли друг друга на появляющихся в последнее время сайтах коллективных самоубийств или через социальные сети. Неизвестно, кто был инициатором, ясно было только, что Ким Мину и молодой человек из Ичхона привезли всех на место. По поводу их отношений и причин самоубийства догадок не было ни у полиции, ни тем более у меня. Расшифровка телефонных разговоров показала, что они созванивались и даже встречались несколько месяцев назад. Также была найдена фотография из пивной, на которой присутствовали некоторые из них.

Каким могло быть застолье, участники которого договаривались покончить с собой? Что он написал в записке? И главное: почему он это сделал… Я задавала вопросы в никуда, бормоча себе под нос. Почему? Как? Я сама потеряла счет тому, сколько раз, лежа в своей комнате, представляла себе, что умираю. Что заснула и не проснулась. Но это были просто мысли. Потом я открывала глаза, проходил день, другой — жизнь неудержимо двигалась дальше.

После вскрытия тело отдают родственникам. Как правило, в случае с самоубийцами похоронный обряд сокращают и близкие умершего приезжают прямо в крематорий. Тело уже начинает разлагаться, поэтому церемонию проводят быстро, без прощания, так же как если человек умирает на чужбине.

Я нашла номер телефона мамы Ким Мину.

— Здравствуйте, это Ухи.

Ее голос прозвучал неожиданно спокойно.

— Вот же мерзавец… — начала она и, помолчав, добавила: — Можешь приехать ко мне?

По адресу, который она мне дала, на безлюдном склоне холма находился городской крематорий. С одной стороны располагалось кладбище и колумбарий, с другой — похожее на больницу здание, облицованное мраморной плиткой. Зайдя в зал ожидания, я тотчас заметила маму Мину. В полиции я узнала, что ее полное имя — Чха Суна, и тут, в списке родственников умершего, оно значилось. Получив талончик с номером своей очереди, мать ожидала кремации сына. Там было около десяти печей, над каждой горело электронное табло с номером и именем того, кого в данный момент кремировали. Я молча села рядом, взяв ее за руку. Когда подошла наша очередь, на экране загорелось уведомление о том, что гроб Мину отправляют на кремацию. Сотрудник крематория, проверив наши документы, пригласил нас подойти поближе. Через огнеупорное оконное стекло было видно пламя. Мама Мину не плакала, а просто смотрела на огонь.

Несколько минут спустя нас отвели туда, где выдают урны с прахом. Работник просеял прах Мину через какое-то приспособление типа сетки, и измельчил сохранившиеся кости. Нам выдали похожую на крошечный цветочный горшок склянку с останками Мину, и мы пошли в сторону кладбища. На склоне горы местами белел снег, под ногами хлюпала подмерзшая глина. Такого рода дела длятся не дольше часа. Мама Мину обмотала вязаным шарфом голову и прикрыла лицо. Она попросила меня отвезти ее домой.

И в такси, и в поезде мы ехали молча, погрузившись каждая в свои мысли. По дороге домой мама Мину зашла на местный рынок купить фруктов, мяса, кровяной колбасы, омука и две бутылки соджу. Мы зашли в квартиру: там ничего не изменилось, но стало как-то пусто. На слишком потрепанном для поминок столе мы разложили купленную по дороге еду, а соджу перелили в чайник.

— Поминальную службу организовать не получится, так давайте просто помянем его, помолимся, чтобы он возродился в раю.

Женщина ничего не ответила, только улыбнулась.

— У меня и фотографии его для поминок нет. Давай представим, что он стоит у окна.

Она разлила по рюмкам соджу из чайника и, повернувшись к окну, сказала в пустоту:

— Выпьем, сынок, я твоей любимой колбасы купила.

Она опустила голову и закрыла глаза. Я вслед за ней начала молиться. Подняв голову первой, я увидела, как слезы скатываются по ее щекам на стол. Я сидела, затаив дыхание, и смотрела на нее. Просто смотрела, как капли падают на стол все чаще. Наконец она взяла салфетку, вытерла лицо и высморкалась. Тяжело вздохнув, она подняла голову.

— Ну что ж, давай теперь реально выпьем, — пытаясь встряхнуться, сказала она, передразнивая меня.

«Это реально грустно, это реально слишком, я реально голодная, реально бесит, давай реально выпьем» — была у меня такая привычка, повторять это словцо, «реально». Когда я впервые тут появилась, это очень забавляло ее, и она все время повторяла за мной. Я взяла чайник, налила соджу сначала в ее рюмку, потом в свою. Мы обе глубоко вздохнули и одна за другой выпили. Она взяла рюкзак, найденный в машине около тела Мину, вытащила телефон, одежду, еще какие-то мелочи и, наконец, его предсмертную записку, которую она протянула мне. Это был маленький лист бумаги, вырванный из блокнота. На одной стороне было письмо, на другой были записаны телефон Чха Суны, ее адрес и номер моего мобильного. Я растерянно смотрела на листок, не зная, что и думать.