На заре земли русской

– Андрей, постой, – окликнул Всеслав младшего дружинника. Тот остановился у двери, обернулся. Князь велел ему остаться.

Убедившись, что Афанасий ушёл и что их никто не подслушает, Всеслав тихо произнёс:

– Не знаю, что и думать. Всегда искал жаркой сечи, а этой – не хочу.

Андрей сидел напротив, сцепив руки замком и глядя в стол. Судя по сведениям, которые до них дошли из старшей дружины, многочисленные войска Болеслава уже были на подходе. Давеча вышли из Белгорода, не сегодня-завтра дойдут до столицы. Изяслав также был с ними, но не на правах командующего.

– Что ж ты решил, княже? – спросил Андрей. Был бы жив Богдан, он бы, верно, дал какой-либо совет.

– Не будем с ними биться, – нахмурился князь. – Мало нас, да и их воины сильнее. Разобьют нас, спалят Киев, и дело с концом.

– Но ты – ты покуда ни одной сечи не проиграл! – возмущённо воскликнул Андрей. – Мы готовы будем, стоять будем, до последнего стоять...

– Нет, – перебил его Всеслав. – Несколько лет назад под новгородскими воротами мы не победили. Я был ранен, а мои люди бежали. Как после сказал один мой верный дружинник, они сочли меня погибшим и поворотили назад. Это был позор, Андрей, позор для меня и моего удела. И повторения я не хочу. А оно будет, коли ввяжемся в сечу.

Андрей молчал, думая над сказанным. Свеча дрожала на столе хрупким золотистым лепестком. Темнота опустилась на двор чёрным шёлком. С каждой минутою всё ближе было утро, и всё страшнее казалось его приближение.

– Андрей, принеси мне перо и чернила, – наконец велел Всеслав.

Когда тот вернулся с письменными принадлежностями, князь поднялся из-за стола, быстро, размашисто написал несколько слов, свернул записку, бросил её на столешницу и вышел, хлопнув дверью. Андрей молча проводил его взглядом, однако написанного читать не стал.

Злата тоже не могла уснуть. В окошко её горницы заглядывала белая круглолицая луна, и девушка, сидя на постели, зачарованно смотрела на неё. В звенящей ночной тишине скрип двери показался громким; вздрогнув от неожиданности, Злата обернулась.

– Не спишь? – шёпотом спросил Всеслав. – Вот и хорошо. Едем домой.

Она вскочила, накинула на плечи шаль. Ночная прохлада скользнула по ногам.

– Сейчас?

– Сейчас. За двором ждём тебя.

Когда он вышел, Злата поспешно оделась, заправила постель, потушила свечу. В окне замерло её отражение. Чуть отойдя назад, девушка несколько секунд придирчиво рассматривала себя. Сонная, растрёпанная... На заострённом загорелом лице глаза казались огромными. Немного подумав, Злата откинула волосы назад, провела по ним частым деревянным гребнем и сложила в косу из трёх прядей. Коса получилась совсем короткой: едва ложилась на плечо.

Ночь дохнула свежим порывом ветра, зашуршала в складках юбки, бросила на лицо выбившиеся пряди. За воротами Злату действительно ждали трое конных: Всеслав, полоцкий сотник Тимофей и кто-то ещё незнакомый. Злата в нерешительности остановилась. Поняв её смущение, Всеслав протянул руку:

– Иди сюда!

Поставив одну ногу на стремя, девушка легко вскочила на лошадь. Поймав на себе любопытный взгляд Тимофея, она обернулась к князю и прошептала:

– Зачем так? Я бы и сама… С детства в седле держусь…

– Я тебя теперь одну не оставлю, – так же тихо ответил Всеслав и, наклонившись к ней, добавил:

– Ты, главное, сына сбереги, остальное всё – моя забота, – и, приобняв девушку одной рукой, он натянул поводья. – Ну, с Богом!..

Вскоре Киев остался позади.

Под покровом ночи да по сухим, пустынным дорогам лошади мчались скоро, никаких остановок в пути не было. Через пару часов Злата задремала, уронив голову на плечо Всеслава, и тот придержал коня, чтобы девушка ненароком не упала. Спустя некоторое время сотник Тимофей подъехал к князю и шёпотом спросил:

– Ты почему град бросил?

Всеслав задумчиво посмотрел вдаль. Тишь да гладь, тёмное ночное небо, редкие звёздочки, шумящие на ветру деревья… Он не сразу нашёлся, что ответить. Да, возможно, он поступил неправильно, но это был бы единственный выход. Либо Киев был бы взят и разгромлен – так и ответил Всеслав Тимофею.

– Скор на решения, – буркнул сотник. – Как бы судьба над тобою не посмеялась.

– Не посмеётся, – улыбнулся князь. – Изяслав проведает, что обороны в граде нет, и войдёт. Пускай входит. Лишь бы крови не было.

– Вот как ты решил, – задумчиво промолвил Тимофей, нахмурившись. Он действительно не подумал о том, что, когда б всё оставалось так, как было задумано изначально, Изяслав однозначно напал бы на град.

– Но если бы удалось нам разбить их?

– Не удалось бы, – терпеливо повторил Всеслав, медленно проведя рукою по лицу. – Да и к чёрту… Я устал, Тимофей Олексич, устал от этого всего – страх, сейчас бы тишины хоть ненадолго. Домой хочу!

Сотник лишь усмехнулся в бороду, ничего не ответив.

В Полоцке всё осталось по-прежнему, будто и не было этих двух солнцеворотов, не прошедших бесследно ни для кого. Неизвестно, кто первым прознал о том, что князь Всеслав воротился, но через некоторое время весь город был уже на ногах. Жители, уставшие от неизвестности и гнёта Изяслава да сына его, не могли поверить в то, что всё снова станет на свои места. Посадник Белогор, совсем поседевший и постаревший после гибели сына на несколько лет, даже крестился, боясь, что всё неправда. Но радость была недолгой, нельзя было забывать о том, что Мстислав может вернуться и попытаться захватить Полоцк силой, а коли ему отец в помощь людей выделит – и вовсе беда. Дружина была вооружена и получила указы, как действовать в случае чего.

Стоя на вечерней службе, слушая чистый, серебряный колокольный звон и повторяя вслед за священником привычные слова молитвы, знакомые с детства, Всеслав чувствовал какую-то светлую радость, теснившуюся в груди. Всё в Полоцке напоминало ему о счастливом прошлом, о юности, о том, что у каждого своя дорога, и каждый отыщет своё счастье, ежели пойдёт по той дорожке, какую Господь укажет. Вспомнил князь и про атамана лесных разбойников, Стёмку Сокола: тот, казалось бы, и с пути правильного свернул, и не с теми людьми дружбу повёл, а человеком остался хорошим. Честным, смелым.

Ближе к концу службы кто-то шёпотом окликнул князя. Обернувшись, он увидел посадского боярина Крутослава, отца Златы.

– Слава Богу, что воротился ты, княже, – тихо промолвил боярин, подойдя ближе и перекрестившись. – Мы уж и не чаяли тебя увидеть.

– Я и сам не знал, как всё обернётся, как сложится, – ответил Всеслав, задумчиво глядя вдаль. В храме было тепло, витал сладковато-горький аромат тающего воска и ладана, откуда-то словно издали доносился низкий, бархатный голос отца Филиппа, и всё это было таким родным, таким своим…