На заре земли русской

Роман обошёл её кругом, заглянул в лицо её, бледное и бесстрастное. По щекам девушки катились слёзы, и она не могла сдерживать их. Кожу на запястьях слегка саднило от жёсткой верёвки, сердце колотилось, как бешеное.

– Я предложу ему выбор, – наконец негромко промолвил Роман. – Рогволод, проводи её.

Рогволод, рослый и крепкий дружинник, взял девушку за локоть – более осторожно, чем это сделал бы сам Роман. Рядом с Рогволодом Злата, довольно высокого роста, казалась маленькой. Вырываться было бесполезно, со связанными руками многого бы сделать она не смогла, и пришлось покориться.

Василько, завидев Романа, Рогволода и шедшую с ними Злату, облегчённо вздохнул. Безусловно, князь любит свою жену, ради неё сделает всё, что угодно… Всё, что потребует слуга Изяслава.

– Остановитесь! – послышался холодный, как всегда, чуть насмешливый голос Василька. Его послушались почти сразу, и через несколько минут только отдалённый треск огня и случайный звон раскалившегося оружия нарушал тишину. На улице уже светало, и предрассветная мгла, смешиваясь с дымом пожара, тонкими сизыми струйками ползла по земле.

Василько и Рогволод, удерживавший Злату, подошли к крыльцу. Все глаза смотрели в их сторону: кто-то с удивлением, кто-то со страхом, кто-то даже с простым любопытством. Трава с намёрзшим за ночь инеем колола босые ноги, и с непривычки стоять на ней было неприятно. Всеслав встретился взглядом с Златой; она вспыхнула и опустила голову, сгорая от стыда и смущения. В пристальном взоре серых глаз Всеслава мелькнула тревога.

– Что тебе дороже, князь? – уже явно насмешливо спросил Василько. В голосе его звучала издёвка. – Своя власть или её жизнь?

Злата вновь посмотрела на Всеслава. Тот сжимал рукоять меча так, что пальцы побелели. Казалось, он готов броситься на Василька, на Рогволода, но он понимал, что если это сделает, то только навредит девушке.

– Откажешься от себя – спасёшь её, – произнёс Василько, подойдя к князю. Полоцкий оставался суров и серьёзен. – Решать тебе.

Я готов на всё ради тебя…

Не надо…

Я сейчас скажу, что согласен…

Нет!.. Что будет с тобою?

Это уж неважно. Главное, ты будешь в порядке.

Не надо…

Девушка не заметила, как прошептала это вслух. Василько, стоявший подле, чуть заметно усмехнулся. Злата шёпотом молилась. Всеслав нахмурился.

– Я согласен, – наконец промолвил он тихо, – ежели дашь слово, что отпустишь её.

– Слово? – повторил Василько. – Ты тоже давал слово, что не возьмёшь престол киевский, что будешь в мире жить с князем Изяславом Ярославичем. Аль забыл?

– Тебе ли мои слова припоминать, – холодно ответил Всеслав, не глядя на него.

– Сей день удача отвернулась от тебя, чародей, – продолжал издеваться нахальный дружинник, расхаживая перед крыльцом.

– Удача не жена, верной не будет, – заметил кто-то из дружинников, стоявших подле Василька. Белгородцы расхохотались.

– Довольно болтать! – Василько оборвал их смех. Ему хотелось поскорее окончить эту комедию, грубую, пошлую, смешную не для всех. В глубине души он надеялся, что Всеслав скоро согласится отказаться от всего ради Златы.

– Хорошо, – наконец сказал князь, не глядя на остальных. – Только пускай она сперва уйдёт.

Пожав плечами, Василько развязал руки девушке, но она не пошевелилась. Застыла посреди двора, бледная, безмолвная, точно мраморное изваяние. Она боялась не за себя – за Всеслава, но сделать что-либо уже было нельзя, а отказаться от слов своих князь не смог бы.

Неожиданно ворота с грохотом распахнулись, и на двор влетел легко вооружённый конный отряд. Белгородцы, понявшие, что силы неравны, и обороняться они не смогут, отступали к выходу со двора, но киевские дружинники окружили их так, что путей к отступлению не было. Василько пытался приказывать, навести порядок среди своих, но его уже никто не слушал, ни о чём, кроме спасения собственной жизни, думать было некогда.

– Никого в живых не оставлять! – крикнул Андрей, вытаскивая меч из ножен. Пешие с конными долго сражаться не могли, и вскоре отряд белгородских изменников были разбит. Василько, которому удалось сбросить с коня одного из киевлян, очистил себе дорогу к воротам, но ему тут же загородил путь кто-то из пришедших на помощь. Подняв голову, Василько увидел Димитрия.

– Убьёшь безоружного? – спросил он, прищурившись. Юноша спешился и выдернул клинок из-за пояса.

– Нет, – нахмурился он. – Но ты вооружён.

На мгновение Васильку припомнился их недолгий поединок у реки Немиги. Давно же это было… Теперь Димитрий не боится, его рука, сжимающая рукоять клинка, не дрожит, губы не шепчут бессознательно молитву. Несколько секунд он молча смотрел в широко распахнутые синие глаза Василька, а потом вдруг выбросил вперёд руку с оружием. Холодное лезвие полоснуло по плечу Василька, но тот успел отскочить в сторону. С его стороны было явное преимущество в вооружении – что короткий клинок против меча? – но увёртываться от выпадов противника у юноши получалось лучше, потому что не мешали тяжёлые доспехи. На нём не было даже шлема: нападение застало врасплох, и Димитрий успел только сообразить, что нужно звать на помощь младшую дружину, о вооружении и какой-либо подготовке речи и не шло. Василько никак не мог достать его, остриё меча со свистом резало воздух.

Димитрию удалось зайти со спины, и сразу же он осознал своё превосходство, хоть и временное. Пока Василько разворачивался и брал меч поудобнее, что было весьма непросто в его положении, Димитрий ловко перехватил его руку, сжимавшую оружие, и вывернул. Василько скривился от боли, выронил меч и понял, что эту битву проиграл. Секунду-другую он всматривался в противника. Ничто не дрогнуло в лице Димитрия, когда его клинок коснулся доспехов Василька.

– Это тебе за Злату, – прошептал юноша так тихо, что только Василько смог различить сказанное. И лезвие, тёплое от его рук, пробило броню на груди. Василько попытался вырваться, но Димитрий крепко держал его. Силы медленно покидали его.

– За Всеслава, – добавил Димитрий совсем уж едва слышно. – И за меня…

Василько рухнул на землю. Руки Димитрия дрожали, и он упал на колени подле него. Внутри всё скрутило, и от осознания того, что он только что лишил жизни другого, пусть соперника, пусть врага, его выворачивало наизнанку.

Через несколько минут всё стихло. Кто-то из слуг уже пытался тушить разгоревшееся пламя, охватившее постройки на дворе. Димитрий на негнущихся ногах отошёл от Василька, лежавшего ничком. В голове не было совершенно никаких мыслей, кроме одной: война есть война, но убить человека юноша никогда ранее не смог бы. Он не понимал, да и не мог понять, что произошло с ним в тот момент, что двигало им, что заставило совершить это.