Набат-3

— Клюнут? — поинтересовался у Палача Новокшонов.

— Куда денутся! — ржал Палач в ответ. — МВФ про­гнал почти пять миллиардов баксов и Россию, и элитная братва уже присосалась к сосалову. Сучонка-имиджмсй- керша замок в Баварии покупает, вороватая семейка гото­вится ноги уносить...

Собирался в дорогу и Мастачный-младишй. I Iopa. Шах­теры повылазили из земли, Борька-алкаш туда еше не со­шел, жареным запахло крепко, с мордобоем и лозунгами о счастливой доле. Вскоре семейство Мастачных взлетело в небо к этой самой доле, пока не началось.

— Ну вот, началось, — проворчал недовольно Мастач- ный-папа, откладывая газету в сторону.

Что там? — отставил стакан с персиковым соком па­сынок. Они сидели на лужайке своего замка под Эксгоном.

— Пишут, будто бы мы с тобой сорвали Ельциным покупку замка Гармиш-Патирхсн в Альпах.

— Вот сволочи! — снова взялся за стакан Мастачный- младший. — Вор у вора дубинку украл! Не можется!

— А я тебе вот что скажу, — привлек его внимание отчим. — Ты грамотный, радуешь меня, однако запомни хохланкую истину: не зевай на шляхе, будет две рубахи; прозеваешь, свою потеряешь.

Они спокойно коротали вечер, попивая каждый свой любимый сок, их мало заботили теперь наветы и поклепы из другой жизни, на зеленой ухоженной лужайке резвились ротвейлеры. Это успокаивало, как шуршание дензнаков в кармане, и одновременно освежало, как прохладный сок.

Как считаешь, отец, — спросил на всякий случай Мастачный-младший, — нас не застукают здесь?

— Пока пет, — уверенно отвечай Мастачпый-старший.
– Гам не до нас. А вот месяца через два-три возьмутся. Шутка ли, поболе миллиона зелени скосили. Тогда не зевай. Мой батя, царство ему небесное, в военное лихолетье полицаем служил. Опосля em искали долго и не нашли. В Аргентине он укрылся, где душу в спокойствии отдан Творцу. Так я и думаю потому: а не наладить ли связь с тамошними Мастач- ными? Раньше в мыслях такого не держал, а теперь в самый раз. Как считаешь?

На миг Мастачный-младший задумался, прокручивая вариант.

— А чего ж? Давай, отец, списывайся, созванивайся. Там нас не найдут. Я тебе интересную вешь еще скажу: в тамошних колониях бывших нацистов десятка два наших партийных бонз укрылись. На одном языке говорят.

— Шутишь! — не поверил Мастачный-папа.

— Святая правда. Я ведь в Интернет регулярно загля­дываю и в компьютерных штучках толк имею. Когда я взялся нашу половину дискеты обрабатывать, многое про­яснилось. Нашел удивительные совпадения почти в двад­цати случаях: самые крупные счета находятся в филиалах известнейших банков в Буэнос-Айресе. Что, если поис­кать все же вторую половинку шифра, не копнуть ли глубже кротовьи норы?

Сыпок, на этот счет есть другая пословица: играй, не заигрывайся, воруй, но в меру, — мудро присоветовал папаня.

— А как же тогда — не съем, но понадкусываю? — насмешливо спросил любознательный сыпок.

— Это с Украины завезли жиды тамошние, а мы с то­бой хохлы истинные, — вразумлял папаня. — Я тебе боль­ше скажу: русских, москалсй, значит, никаких не оста­лось. репаных и нерепаных извели. Мордва осталась, ренаные хохлы остались, евреи да Дьяченки.

— И Мастачныс еше, — рассмеялся сынок.

— Эй, репаные! — раздался в ланкаширской тишине го­лос зычной мамаши Мастачной. — Боршсчку носнидаете?

Съемо! — разом ответили папа с сыном и немедля отправились в столовую, где по каменным стенам висели оленьи рога от прежнего хозяина, а на полу лежали шку­ры русских медведей. У хохлов оленей и медведей давно не водилось, они сели хлебать украинский наваристый борщ, разлитый в тарелки тонкого саксонского фарфора.

Альберт Васильевич черпал борщ медленно и ел за­думчиво, односложно отвечая на вопросы родителей. Его оставили в покое: сыпок задачу решает на благо семьи.

А блуждал мысленно Масгачный-сын в пампасах Ар­гентины. Хохол он или нет, а лежащие подспудно чужие деньги дразнили.

Когда стемнело, Атьберт Васильевич вышел на проме­над перед сном, выискивая в парке уединенные, затем­ненные уголки, будто его мысли могли украсть или под­слушать. Его догадка о партийной кассе в Аргентине стоила многого, и пока никто другой не додумался до этого. Дай Бог, действовать надо споро...

— Эй, животный! — окликнул он лежащего на осве­щенной лужайке ротвейлера. Хлопнул по ноге: — Ко мне!

«Животный» не шевельнулся.

«Странно», — успел подумать он и ощутил неприят­ный запах.

Всс остальное подернулось густым туманом. Лишь из­редка мгла рассеивалась, в промоинах возникали видения скоростной трассы, салон аэролайнера и почему-то биз­нес-класса, где он давно отвык летать. Мистика.

Она развеялась странно.

С приплывом! услышал он живой голос, мистика отступила, видения приобрели подлинные очертания. Пе­ред ним, прикованным к трубам парового отопления, сто­яли двое парией в черных рубашках, с красными повязка­ми на рукавах. Приветствовал его третий, постарше, стоявший за спинами парней.

«Боже мой! — ужаснулся он. — Фашисты! Накаркал папаня».

— Где я? — спросил Мастачный-младший. — В Аргентине?

Мания величия, — со смешком ответил ему третий.

Все там же, в немытой матушке-России. Ну-ка всыпьте ему, хлопцы, чтоб быстрее в себя пришел.

— Не надо! — опередил всех Альберт Васильевич. На всс вопросы отвечу! Его тучное тело затряслось даже от возможности побоев. — Пожалуйста, спрашивайте...

— У казачков, союзников наших, ты с папаней деньги спер?

— Не дай Бог! — взвыл Альберт Васильевич.—Давайте спокойно разберемся! Деньги украл Яшка Зельцман, кля­нусь! Л кто у него, знать не знаю.

Тогда всыпьте ему погорячей, — скомандовал стар­ший чернорубашечник, и, едва резиновые дубинки взви­лись над головами, Альберт Васильевич предупредитель­но заверещал:

— Клянусь, не брал, но пропажу покрою!

— А сколько? — осадил подопечных старший.

— Сколько скажете, назовите цену!

Мысль работала четко в острой ситуации. Альберт Ва­сильевич понимал, что ни одной цифры называть нельзя, торг уместен.