Набат-3

— Я вас не знаю, — отступил на шаг Судских.

— Мы знаем вас, — многозначительно подчеркнул один из гэбистов. — Прошу с нами.

Его подвели к черной «Волге», открыли заднюю дверцу.

Господи, как не хотелось ему сгибаться и лезть в этот черный зев! Так много прожитых лет псу под хвост, хоте­лось убежать к чертовой бабушке, броситься вправо или влево, но Судских стеснили с боков, подталкивая заби­раться, оверштаг не получится. Да что ж это такое!

— Куда вы собираетесь везти меня? — спросил Суд- ских, сохраняя спокойствие.

— В клинику, Игорь Петрович, — вежливо объяснили сбоку.- В закрытый диспансер дня душевнобольных.

Такой вот оверштаг.

— Позвольте укольчик...

Бесполезно, бесполезно сопротивляться...

— Куда, куда... — услышат он, проваливаясь в пустоту. — 13 сумасшедший дом, твою мать...

Спасибо тебе, Творец, удружил...

~ За что ты меня мучаешь? Что тебе надо от меня? За что?

— Мы договорились: вопросы затаю я. Так надо. Воспро­тивился пройти все круги ада. Люб ты мне, я испытываю тебя.

— Да будь ты трижды!..

— Не торопись. Я не даю обещаний, но тебе отвечу: ты будешь единственным, познавшим меня. Мужайся. Все переживаемо. Однако помни: никто не спасет тебя, кроме тебя самого. И не будь, в конце концов, лопоухим. Деда Мазая на всех не хватит. Еще раз повторяю: не будь лопо­ухим...

«Лохом — говорят сейчас», — вспомнил Судских и ус­покоился. К нему направлялся Наполеон. Встретить ле­гендарную персону, сидя на кровати, он не мог. воспита­ние не позволяло.

— Сир!..

— Л, мой любимый генерал! Безмерно рад встрече. Что это за туника на вас? Почему не в мундире?

— Смирительная рубашка, сир.

— Я понял. Андреосси! кликнул он адъютанта. — Ве­лите переодеть этого прекрасного человека в генеральский мундир моей гвардии, а в знак того, что мы наконец встре­тились, я награждаю этого славного человека орденом По­четного легиона!

— Ну как? Станешь теперь помогать моему избраннику?

— Ни хрена! Хватит России тиранов!

— Ну как знаешь. Пообщайся пока с коронованными особами.

— Не сломишь ты меня!

— Зачем? Ты уже надломленный, сам не сломайся...

Часть шестая ШЕСТЕРНЫЕ ИГРЫ

Кто играет, тот знасг. Шестерная в преферансе низ­шая, с мизерной прибылью игра. Случается, «шесть в пи­ках» назначают играть втемную, что позволяет игроку аван­тюрного плана перехитрить партнеров, имеющих более сильную карту. Уважающие себя преферансисты предпо­читают не играть втемную и по возможности в шестерные игры.

Так уж повелось, что шестерка — лакей, шустря к, лов­чила мелкий, персона второго сорта, и шестерить — не царское это дело, малодоходный бизнес.

А вот шестерня — зубчатое колесо, нужный механизм. Шестерная передача — механическая совокупность раз­новеликих шестерен, обладающая прочной сцепкой. Ма­нипуляция Шестернями позволяет регулировать скорость вращения основною вала, основной тяги. Это — царское дело.

И «...никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени сю. Здесь мудрость. Кто имеет ум, тот сочтет число зверя, ибо это число человеческое; число его 666».

«Откровения Иоанна Богослова»

1-1

Товарищ, юли не юли, шестерок ска­тают в нули!

Из неспетой песни защитников Белого дома

Темнота была сухой и зловещей.

Где-то в пампасах.

Ночь дышала влажным жаром.

Это в льяносах.

Ночь сулила перерыв до десяти часов утра. Это в на­ших кортесах. И вообшс в нашей Хамландни ни пыла, ни жара не водилось, окромя слякоти. Завечереишая промоз­глость потепления не обещала, и как-то смешались вок­руг очертания и контуры, сместились, скособочилось все, ни дна ни покрышки, ни крепкого уха, ни милого рыла. А от разгула демократии не осталось надежд. Лет десять на­зад игральная колода лежала по мастям. Ныло руководя­щее рыло, не милое, но свое, джокер называется, затем шли тузы, короли, вельможные дамы, валеты и шестерки. Молодки в счет не шли, мэнээсы в расчет не принима­лись. Разгул колоду смешал, молодки заважничали, шес­терки заявили себя избранниками народа, выбились в де­путаты. В пампасах, как прежде, пахло тамарисками, в льяносах — ирисками, а в думских кортесах запахло на­стоящим дерьмом — сушее наказание для народа.

Было шесть вечера. Час мерзавцев и депутатов, что, впрочем, одно и то же. Одни и те же правили новый бал. Черная «Волга» с антеннами и антеннками уперлась в ши­роченную траншею, взрезавшую асфальт, и, как умное жи­вотное, остановилась, тихо переваривая бензин и какие- то свои черноволговскис мысли.

— Приехали, — бесцветно молвил водитель.

— Началось, — недовольно выдавил из себя пассажир.

— Продолжилось, — поправил водитель.

— Поищите объезд, — надавил пассажир.

— Ножками придется, не стану искать, — по-прежне- му без ромашек и лютиков отвечал водитель, указывая в окно. — Вон этот дом, не вас первого привожу сюда. Вдоль траншеи и но мосткам, второй подъезд, первый этаж.

— Ждите, — буркнул пассажир, выбираясь наружу.

— Ну да? розовым лютиком подцветил удивление водитель. — Нам не положено. Диспетчер велел доставить и вернуться.

— А я сказал — ждать!

— Ты, парень, топай, — перешел на ты водитель. — Не из той конторы, чтобы приказывать.

— Распустились! — прошипел пассажир.

— Депутат сраный! — ответил водитель и газанул. — Мерзавец!

Такой вот состоялся разговор, после чего депутат, он же мерзавец Вавакип, еше и с приставкой -оглы, вылез из «Волги» с чекистскими номерами и потопал к указанному дому[3].

Настроение — нуль. С такими дурными приметами при­шлось зачинать нужное дело, не терпяшсе отлагательств. На носу съезд, могут не переизбрать, а надо бы выяснить, чем закончится. Вот Вавакин и отправился к ясновидя­щей вызнать, чем он вдруг пахану-спикеру не угодил, чего гот коситься на него стал.

За что его персоналки лишили? Голосует как велят... Унижение прямо — через диспетчершу машину заказы­вать. Много наездишься? А диспетчерша, Верка фон Ва­сина, всегда норовит машину из чекистского гаража под­сунуть. Ясно почему: чекисты депутатов ненавидят. Л Верке недаром «фон» прибавили — аппаратная б-б-б...